Патриарх Филарет. Тень за троном - Андрей Богданов

Последних, однако, не возвращали из ссылки при Лжедмитрии. Романов Каша ещё Борисом Годуновым был переведён из Пелыма в Нижний Новгород, а затем в Москву. Воевода Лыков-Оболенский ссылку не отбывал и перешёл на сторону Лжедмитрия со своими ратниками. Поэтическим вымыслом Н.М. Карамзина является и сообщение о переезде жены Филарета, инокини Марфы, и его сына Михаила в Ростовскую епархию при Лжедмитрии. Сам Филарет не приезжал при Лжедмитрии в Ростовскую епархию, и родственники его, жившие с юным Михаилом Фёдоровичем в селе Клин Юрьево-Польского уезда (Марфа Никитична с детьми, Анастасия Никитична, Татьяна Фёдоровна и др.), по признанию историков, были всего лишь освобождены Лжедмитрием I из-под надзора.

«Возвращение» Филарета ко двору позволяло историкам заполнить вакансию митрополита Ростовского и Ярославского, заседавшего, согласно документам Лжедмитрия I, в царском «совете духовных и светских персон», участвовавшего в приёме иноземных послов и в царском венчании Марины Мнишек[44]. Историки исходили из того, что Филарет занял место удалившегося на покой в Троице-Сергиев монастырь митрополита Кирилла Завидова 30 июня 1605 г. Однако и эта дата не подтверждена источниками. Она сама появилась, скорее всего, в результате привязки поставления Филарета к царскому венчанию Лжедмнтрия.

Как видим, Филарет был поставлен историками на Ростовскую митрополию исходя из представлений о «родственных» мотивах Лжедмитрия I, что позволило затем живописать душевные переживания Фёдора Никитича, оказавшегося якобы перед сложными моральными проблемами. Легко заметить, что вымышленные проблемы были бы более сложны, а поведение Филарета — значительно оригинальнее, если бы он отказался сотрудничать с Лжедмитрисм I. Или если бы самозванец попросту «забыл» своего бывшего хозяина в ссылке — ведь, но версии патриарха Иова, он был Гришкой Отрепьевым, беглым холопом Романова[45]. Но историки, как справедливо заметил профессиональный историк и писатель Анатоль Франс, «переписывают друг друга… Оригинально мыслящий историк вызывает всеобщее недоверие, презрение и отвращение».

Сделать ошибку, присоединившись к общему мнению (поправляя его, для порядка, в мелочах), очень легко, приятно и прибыльно. Хорошим способом избежать заблуждения было бы наглядное представление об обстановке описываемого события, тем более что документы о Смуте частенько это позволяют. Вот, например, свадебный пир Лжедмитрия и Марины Мнишек. По совершенно достоверной разрядной записи, за столами чинно сидит вся родовитая знать, предоставляя будущим историкам заботиться о «морально-этической оценке такого сотрудничества с самозванцем».

«В отцово место» — первый по знатности князь Фёдор Иванович Мстиславский. Тысяцким на свадьбе — Василий Иванович Шуйский, уже продумавший свой план цареубийства и захвата престола. Между тем честнейший князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, заслуженный герой русской истории[46], с мечом наголо охраняет новобрачных, а выдающийся впоследствии боец с интервентами князь Дмитрий Михайлович Пожарский пирует за столом… у поляков![47]

Все тут, кроме Романовых: нет ни пожалованного Лжедмитрием в бояре Ивана Каши, ни женщин (другие дамы перечислены), ни, разумеется, Филарета (хотя бы под титлом митрополита Ростовского). Двоюродные, «стрыйные» братья и сёстры жениха, в отличие от прочей «родни», полностью отсутствуют.

Это обстоятельство делает не столь уж неожиданными приведённые недавно Я.Г. Солодкиным данные, что «в начале 1606 г., т. е. уже при Лжедмитрии I, Филарет был троицким соборным старцем, вторым лицом в монастыре после архимандрита Иоасафа»[48]. Учёный, правда, не захотел вызвать «всеобщее недоверие, презрение и отвращение» и поспешил (уже без всяких оснований) оговориться, будто «вскоре по распоряжению самозванца Филарета посвятили в сан митрополита».

Когда же? Свадебный пир состоялся 8 мая 1606 г., а в ночь на 17 мая «царь Дмитрий Иванович» был зверски убит. После чего Филарет, столь долго не оставлявший своего имени в документах, незамедлительно оказывается на политической авансцене. Даже в двух лицах, если следовать логике учёных, отождествляющих его с митрополитом Ростовским и Ярославским.

Один митрополит Ростовский, согласно в высшей мере официальному документу — чину (сценарию), играл видную роль на скоропалительно подготовленном царском венчании Василия Шуйского 1 июня 1606 г. в Москве, проводившемся Новгородским митрополитом Исидором. Другой митрополит Ростовский 28 мая сообщал в Москву из Углича, что под его руководством комиссия в составе архиепископа Астраханского Феодосия (прославленного своими обличениями царствовавшего Лжедмитрия), архимандритов и бояр «обрела» мощи царевича Дмитрия Ивановича, оказавшиеся вполне чудотворными; этот митрополит и доставил мощи в Москву к 3 июня, о чем сообщают царская грамота от 6 июня и другие солидные источники1.

Согласно прямым указаниям источников, в Углич ездил Филарет Никитич Романов. В Москве, следовательно, оставался Кирилл Завидов. Или (что менее вероятно) Ростовский митрополит лишь на бумаге присутствовал на церемонии коронации очередного узурпатора. Василий Шуйский ради своей выгоды никогда особо не считался с законом и порядком (не говоря уже о правде). Согласившегося поехать в Углич Филарета — ближайшего (не считая Нагих) родственника царевича Дмитрия — хитроумный властолюбец мог наречь каким угодно саном и спокойно очистить для него соответствующее место в случае успешного возвращения в Москву.

В конце XIX в. выдающийся историк Смуты С.Ф. Платонов полагал, что после переворота Шуйский обещал Филарету Никитичу патриаршество, но затем изменил свое решение[49] [50]. Другие учёные не обращали внимания на приведенные Платоновым факты лишь постольку, поскольку традиционно (и совершенно безосновательно) считали, будто Гермоген был избран на патриарший престол почти сразу после убийства Лжедмитрия и свержения Игнатия, а не месяц спустя после перенесения в Москву мощей Димитрия[51].

Так что Филарет Никитич мог ехать в Углич не только за доказательством ложности всеобщего мнения о «чудесном спасении» царевича (которое плодило самозванцев) и укреплением, таким образом, трона Василия Шуйского, но (что более похоже на главу рода Романовых) за патриаршим клобуком для себя — гарантией защиты и дальнейшего возвышения своей семьи. Это предположительный, но вполне реальный мотив действий исторического лица, соответствующий всем нашим знаниям о его поведении и побуждениях. Однако, как только Филарет выполнил свою миссию, на патриарший престол по воле Шуйского был поставлен не он.