Журнал «Вокруг Света» №06 за 1975 год - Вокруг Света

Если в составе клада есть изображения жрецов, значит, это сокровище древнебактрийского храма, решили некоторые ученые. Однако в Бактрии главным жрецом был царь, и даже сам титул правителя — кави — первоначально означал «запевала хора при жертвоприношении». Поэтому на амударьинских пластинах, вполне возможно, изображены идеализированные портреты бактрийских владык. Кроме того, есть в составе клада небольшие статуэтки бородатых мужчин с зубчатой короной на голове и в костюме персидского царя — именно так изображали царей на рельефах дворца в столице ахеменидской доржавы Персеполе. Кроме того, предполагаемое место находки клада — каменное городище — местные жители называют Тахт-И Кобад, трон Ковада, по имени легендарного царя Бактрии. И — самое главное — предположению о том, что найденный клад — царский, соответствуют сюжеты скульптур и рельефных изображений на изделиях.

Среди предметов клада два изображения золотых колесниц. Одна из них — с возницей и восседающим вельможей — запряжена четверкой коней. Наличие колесниц в кладе трудно объяснить случайностью. У древних ираноязычных народов, в том числе и у бактрийцев, существовало особое сословие знатных воинов, сражавшихся стоя на колесницах, к которому принадлежал и сам царь. Колесница была у них отнюдь не только средством передвижения, но и символом власти. На них иранцы и бактрийцы изображали своих богов и царей. В гимне Митре описывается, как этот солнечный бог в одежде, осыпанной звездами, выезжает из-за горизонта на колеснице, запряженной четверкой белых коней с золотыми копытами. Золотое колесо его колесницы — солнце, развевающиеся гривы коней — солнечные лучи. Быстро летят по небу кони Митры, будто орлы. Кони были посвящены солнцу. Вероятно, поэтому в составе клада так много изображений лошадей. И это тоже не случайно.

Бактрия издревле славилась коневодством. В легендах рассказывается, что в озере или в пещере в горах жил замечательный небесный скакун, оплодотворявший кобылиц царского табуна. Рожденные от него жеребята не скакали, а словно летали на крыльях. Они были священной собственностью царя и составляли его славу. Поэтому название коня входило в имена многих бактрийских владык — Внштаспа, Аурватаспа, а столица страны называлась Зариаспа — Златоконная.

Верхом на коне представляли и бога грома и победы Веретрагну, мечущего с неба стрелы молний и уничтожающего врагов. А царь считался земным воплощением этого победоносного грозного божества. Не его ли изображает всадник с копьем на золотом диске?

А кого видели древние бактрийцы в охотнике на серебряном диске? Прекрасный конь, покрытый попоной, с подвязанным хвостом мчится в стремительном галопе среди гор (их художник изобразил треугольничками). На коне сидит охотник в костюме, который носили в Средней Азии две с половиной тысячи лет назад. Сбоку прикреплен лук, в руках копье, которым он собирается поразить то двух убегающих оленей, то двух баранов. Но вдруг охотник встречает зайца, выхватывает лук и целится в животное. На этом рассказ, изображенный на диске, обрывается, и мы никогда не узнали бы его конца, если бы в эпосе одного ираноязычного народа — осетин — не сохранилась вся древняя легенда. В ней рассказывается о том, что знаменитый иранский герой отправился на своем белом коне на охоту. Долго он скакал по весенним лугам и вдруг встретил замечательного белого зайца. Выхватил он свой лук, но так и не смог застрелить волшебного зверя. До самого конца земли, до владений бога вод доскакал герой, преследуя зайца, и тут вышел к нему старец и поведал, что заяц — это перевоплотившаяся морская царевна, которая избрала героя своим женихом. Сыграли свадьбу, и от этого брака родился богатырь Батрадз. Очень похожая легенда о происхождении царского рода от брака водной нимфы и героя была и у скифов. Не хотел ли сценой на диске бактрийский правитель напомнить своим подданным, что род его имеет божественное происхождение?

Другие изделия клада также свидетельствуют о царском происхождении его: золотые диадемы, гривны и браслеты носили персидские цари, а их красные одежды были расшиты золотыми бляшками с изображениями орлов и соколов. Иногда цари посылали в подарок украшения и одежду со своего плеча. Царь Киаксар преподнес браслеты и гривны на свадьбу своей дочери; Кир Младший отправил в подарок царю Киликии сделанные из золота гривну, браслет, меч и персидский костюм.

Греческий писатель Ксенофонт пишет, что при персидском дворе было великой честью быть пожалованным царским подарком: золотой гривной и браслетом, золотым мечом, персидским платьем или конем с золотыми удилами.

Эти-то царские подарки и составляют, должно быть, большую часть вещей Амударьинского клада. Гордый, недоступный, выходил в парадном одеянии бактрийский правитель и садился на свою колесницу: важному лицу не подобало ходить пешком.

* * *

Исследование Амударьинского клада пролило также свет на одну малоизвестную страницу истории, о существовании которой до недавнего времени даже и не подозревали. Традиционно существовало мнение, что эллинской культуре дверь на восток открыл поход Александра Македонского. Вещи Амударьинского клада были изготовлены намного раньше. Но присмотритесь к ним, и вас поразит, как много греческих элементов в изображениях сидящих женщин, танцовщиц, птиц, пальметок, орнаментов. Свободная трактовка фигур абсолютно чужда помпезному стилю ахеменидских дворцов, а, наоборот, родственна искусству областей Малой Азии, где и в пору иранского господства основное население составляли греки. Несомненно, что часть вещей, проникнутых греческим духом, попадала в Бактрию из эгейских центров в результате торговли или как военные трофеи.

Однако только торговлей да военной добычей существование Амударьинского клада объяснить трудно.

...Вот серебряная статуэтка обнаженного юноши. Судя по всему, она может символизировать восточного бога Митру, бога-солнце, которого в гимне, ему посвященном, называют «дружественным к людям», «дающим сыновей», «заставляющим растения расти». Но почему образ иранского божества оказался создан по канонам древнегреческого искусства?

Подобные фигурки из мрамора или драгоценных металлов в VII—VI веках до нашей эры изготовляли по всему Средиземноморью. Это так называемые куросы — скульптуры, передающие идеализированный образ греческого юноши, может быть Аполлона. Статуэтки эти предназначены для подношений в храмы и иногда сопровождены надписью «такой-то меня посвятил».

Бактрийский курос очень похож на своих малоазийских собратьев. Но как он попал за тысячу верст в Бактрию?

Оказывается, ахеменидские цари широко применяли труд греческих мастеров. Выяснилось, что при строительстве дворцов иранских владык в Пасаргадах, Сузах, Персеполе работали ремесленники со всех концов ахеменидской державы. А иногда ахеменидцы переселяли в глубинные области своих обширных владений целые группы греков. Так были основаны греческие поселения в районе Кандагара, в Согдиане и в Бактрии. Должно быть, эти первые греческие поселенцы, прибывшие в Бактрию, и принесли с собой с эгейских берегов статуэтки своих куросов, да и не только их. Руки ионийских переселенцев стали изготовлять персидские изделия по греческим образцам. Естественно, эллинские каноны подвергались переработке в соответствии с местными вкусами и традициями.

Так задолго до похода Александра Македонского закладывались основы эллинистического искусства, явившегося синтезом достижений художников Запада и Востока.

* * *

Исследование Амударьинского клада продолжается по сей день, ибо в нем как бы сфокусировалась одна из сложнейших исторических проблем — проблема взаимоотношений культур, контактов цивилизаций.

Е. Кузьмина, кандидат исторических наук

Патрик Пью. Финвал

Много лет перед входом в пивнушку Бидди Игера торчал искусно обтесанный здоровенный пень, а на пне на том красовалась, сияя на солнце, огромная белая кость о трех гранях — по-видимому, позвонок какого-то крупного животного. Случилось так, что в то утро, о котором мы ведем рассказ, на свет божий выполз старый Майк Флогерти собственной персоной. Он оперся плечом о дверной косяк и принялся раскуривать свою видавшую виды трубку. Лето было в самом разгаре, и по деревне стаями бродили туристы. Четверо из них — по виду англичане — спускались по улице вниз к кабачку. Пожалуй, это была одна семья: муж, жена и детишки, мальчик и девочка десяти-двенадцати лет, как прикинул Майк. Они остановились напротив двери, и супруг указал палкой на кость. Женщина заинтересовалась, подошла поближе и начала внимательно разглядывать.

— Что бы это такое могло быть? — сказала она задумчиво, не обращаясь вроде бы ни к кому.