Когната - Алексей Борисович Сальников

и браку пока не последнее место занимает в их чокнутой иерархии. Кроме того, ты находился на драконьей стороне, если не врешь, и можешь пересекать Зеркало.

— И что? — не понял Костя.

— То, что, если ты честный гражданин своей страны — выбора у тебя нет. Так бывает, — сказал офицер. — Но если ты амеба, то у тебя тысячи дорог — ползи куда заблагорассудится. Можешь сейчас дать подписку о неразглашении и катиться со спокойной душой. Но тогда товарищи среди драконов, возможно, останутся без своевременной помощи. Или произойдет очередная война, которую мы сумели бы предотвратить, если бы ты согласился поддерживать эту переписку и дальнейшие отношения с драконами. Никто не знает, как эти письма и это знакомство могут нам в будущем пригодиться. И ничего гарантировать тоже нельзя. Но вот так вот закрывать дверь… Это не преступление, нет. Никто тебя за это не привлечет. Но если такое произойдет, ты будешь думать: «А вдруг я мог это предотвратить просто тем, что писал бы письма».

— У нас сосед с драконом переписывался до войны, — вспомнил Костя. — Так вот, он недавно с лесоповала вернулся, потому что выяснилось, что он ни в чем не виноват. Как-то медленно иногда работают у вас эти, как их… конторские работники. Девять лет он там обитал.

— И такое бывает, — согласился офицер после паузы. — И кирпич на голову может упасть. Бывает, что виновные остаются безнаказанными, а невинные гибнут. Это жизнь. Это не прогулка, полная приятных впечатлений. Большей частью даже и наоборот. Никто ничего не гарантирует. Вот, например, тебе через несколько лет могут эти письма припомнить, и вряд ли тебе после вскрывшихся фактов позволят и дальше работать на оборонном заводе. Тем более, эта твоя… Волитара, она ведь не только тебя бомбардирует письмами, она и наше начальство обрабатывает через высокопоставленных драконов, чтобы тебя как-то продвигали для вашей дальнейшей работы. И такое случается: у дракона вспыхнула симпатия, дракон не такой сильный, выходит, тут у него слабость. Ну так нужно этим пользоваться для блага людей. Ты же человек.

— Пытаюсь быть человеком, раз уж им остался, — сказал Костя. — Что я должен делать?

Офицер похлопал по стопкам писем.

— Для начала прочитай все это. Тут в хронологическом порядке. Но нужно это делать здесь, под присмотром. Потом ответить своими словами, что все хорошо. Заодно ошибки в словах и запятые поправим. Она фотографию просит. Вышлешь, мы поможем. В лучшем виде сделаем.

Дома, как проинструктировал офицер, Костя сказал, что его вызывали в МГБ, чтобы предложить обучение в военном училище, только не в этом году, а в следующем.

— Это за какие такие таланты? — удивился отец польщенно.

— Им виднее, — ответил Костя.

Как он ни скрывал даже от себя, а письма Волитары Костю почему-то тронули. Она хвасталась мужем, родившимися детьми. Иногда ее брат вписывал несколько строк, в которых чувствовался иронический скепсис. Брат Волитары тоже был женат, разве что с детьми не торопился. Он пояснил в одном из последних писем: «Оруженосец, я тебя не забыл. Желание детей иметь после таких примечательных событий, как ты понимаешь, возникнуть не может». Костя помнил сожженных, пусть не им, но при нем, бабушку и дедушку, и желание шутить в ответ отвалилось само собой.

С разрешения командования Костя делился с Волитарой некоторыми подробностями своего житья-бытья сначала на заводе, затем в училище. Сразу же после выпуска его определили в комитет, который занимался отловом или уничтожением военных преступников, а таких хватало по обе внешние поверхности Зеркала. При удачном задержании людей и драконов судили на закрытом суде обе стороны. Почти всегда это были смертные приговоры, так что суды выступали скорее формальностью, должной поддерживать непрочное доверие между бывшими воюющими сторонами. В комитет входили и люди, и драконы. Отлавливали в основном бывших участников бандитского подполья, которое тоже состояло из тех и других вперемешку. Самым крупным преступлением, совершенным ими, был взрыв театра, где планировались мирные переговоры — это чуть не дало новый виток войне, заставило драконов применить Зеркало, а кроме того, переговоры все равно случились, только в другом месте, так что люди и драконы, оказавшиеся в театре и рядом, погибли зря. Ну и, конечно, кое-кто из аристократов попал за решетку в силу того, что это позволяло, во-первых, свершить правосудие над теми, кто слишком соблазнился теорией видового превосходства, а во-вторых, уменьшить количество феодалов на и так не бесконечной Земле.

Сначала Костю проверяли, и он бок о бок с драконами, которых тайком провозили через границу, арестовывал бывших вражеских пособников в городе. В основном, когда им объявляли об аресте, они или отрицали свое участие в преступлениях, или сдавались без сопротивления, как будто с облегчением, что не нужно больше скрываться, и высшая мера социальной защиты их не всегда пугала после стольких лет постоянного страха. Хотя, бывало всякое, среди людей попадались и очень шустрые, способные дать отпор. Костя похоронил и старшего товарища, с которым подружился, поступив на службу, и пару знакомых драконов, и еще нескольких человек. Легкое ранение получил. И, похоже, только тогда решено было, что он достаточно надежен, чтобы доверить ему арест драконов.

Не все испытывали восторг от такого решения. В комитете Константин был самым молодым сотрудником, что не добавляло ему авторитета, да и его знакомства в стане бывшего, но врага, вызывали обоснованное недоверие людей. Не всем детям повезло угодить в плен и вернуться. Драконы же в свою очередь считали, что Константин станет плясать под дудку Волитары, а та как-нибудь попробует использовать людей в интересах своей семьи. Но, понятно, сошлись на том, что Константин должен участвовать в аресте драконов, поэтому его в составе человеческой делегации все же отправили за границу.

В первой же командировке в мегаполис Константин встретил Волитару и ее мужа — меланхоличного дракона, который поминутно вежливо зевал, из-за волнения, из-за скуки — непонятно.

— Я невероятные изменения вижу! — сказала она так запросто, будто они только вчера распрощались. Костя же в свою очередь почувствовал смущение, тем более когда она прибавила к сказанному: — Я, что тебя под мышкой унести смогу, сомневаюсь.

— Так и без надобности, — пробормотал Костя, глядя на Волитару сверху вниз.

— Бас! — удивилась она очевидному. — А ты, как мышь, «пипипипипи» говорил!

Она смеялась, с явной симпатией рассматривая его лицо, что Константина страшно смущало.

— Ты сейчас бы меня безо всякого стилета