Отрок. Покоренная сила. - Евгений Красницкий

— А может здесь поговорим, баба Нинея? Не дай Бог, Красава почует, что мы с тобой поссорились.

— А вы вовсе и не ссорились! — Голос Красавы прозвучал за спиной так неожиданно, что Мишка чуть не подпрыгнул. — Ты просто боишься бабулю, а чего бояться-то?

— Ну ты даешь, Красава! Так и заикой сделать можно…

— Ну вот, и меня испугался!

"Выпороть бы тебя, соплячка…".

— Ага! А теперь рассердился! — Красава явно получала удовольствие от применения недавно освоенной науки.

"Ну-с, мадмуазель, если Вы считаете себя такой умной… Пороть-то по-разному можно".

— Правильно, рассердился. А можешь сказать: почему?

— Потому, что я незаметно подкралась и узнала то, что ты не хотел, чтобы я знала!

— И это правильно. И чего же я, по-твоему, боюсь?

— Я же сказала: бабулю.

— Бабулю, которая мне жизнь спасла и от которой я ничего, кроме добра не видел? Я, которого Светлые Боги так любят, что бабуля меня заворожить не может?

Бзынь! Подзатыльника от Мишки Красава никак не ожидала и не только не смогла увернуться, но даже на какое-то время оцепенела от изумления. А Мишка, схватив Красаву за плечо, уже орал, как Петька на своих ратников:

— Бабуля на тебя свиристелку все силы тратит, знания свои тебе передает, а ты ни на что, кроме игрушек их применить не можешь! А ну-ка, называй признаки страха!

— Бабуля, он меня… — Красава сначала попыталась вырваться, не вышло, потом вознамерилась пустить слезу. Мишка вспомнил, как мать муштровала Машку и топнул ногой.

— Не реветь! Стоять прямо, руки опустить, смотреть на меня! Да не по коровьи смотреть, ты волхва, твой взгляд — твое оружие! Теперь отвечай: глаза у меня расширились или, может, я озирался?

— Нет…

— Я горбился, сутулился, плечи опускал?

— Нет.

— Голос был тихим, прерывался, речь была невнятной?

— Нет.

— Я дрожал, пятился?

— Нет.

— Руками я одежду теребил, за лицо или за горло руками брался?

— Нет.

— Колени я подгибал, на месте без толку топтался?

— Нет. — С каждым ответом голос Красавы становился все тише и тише.

— Так где ты у меня страх увидела?

— …

— Не молчать! Отвечай: с чего про страх подумала?

— Почувствовала…

— А если чувство и зрение по-разному говорят, что это значит?

— Не знаю…

— Так вот, запомни: недоучка — хуже неумехи. Я тебе только подзатыльник дал, а кто-нибудь другой и убить может.

Мишка опустился на корточки и притянул Красаву к себе. Погладил по голове, зашептал на ухо:

— Не печалься, Красавушка, ты только начала учиться, многого еще не знаешь, но это не страшно — научишься, ты умница и красавица, тебе ведовство дастся, я знаю. Станешь великой ведуньей, все мои ратники тебя почитать станут. Вот придешь ты к нам, а я воинов построю и доложу тебе: "Светлая боярыня Красава, ратники Воинской школы для смотра построены!". И ты пойдешь вдоль строя, как бабуля сегодня, и все будут на тебя смотреть с любовью. Будешь каждому заглядывать в глаза и все про него понимать, а они будут рады любой твой приказ выполнить.

А на меня, Красавушка, не обижайся, в жизни всякое случается и преодолеть сопротивление, сдержать встречный удар, тоже надо уметь. Считай, что сегодня ты и этому учиться начала. Но одно запомни на всю жизнь: люди — не куклы, ведовство — не игрушка. Забудешь — превратишься из ведуньи в ведьму.

Красава затихла у Мишки на груди, а он спиной чувствовал пристальный взгляд Нинеи. Слышать его шепот волхва вряд ли могла, хотя, кто ее знает…

— Ты, Красавушка, все правильно почувствовала, только это не страх был, а напряжение. Когда у человека чего-нибудь не получается, или он с кем-то спорит, или еще из-за чего-то ему плохо, а виду показать нельзя, то у него внутри… как бы тетива натягивается — вот-вот лопнет. В это миг его лучше не трогать — дать время остыть, успокоиться. И уж тем более, нельзя на него неожиданно наскакивать.

Когда такое напряжение срывается, ну, как бы тетива лопается, человек обязательно себя как-то нехорошо ведет. Женщины в слезы ударяются, бывает, что и с криком, с визгом. Чем-нибудь кидаются, что-то рвут, портят. Когда уж совсем край, то ногтями в рожу обидчику вцепляются, а если не обидчику, то тому, кто под руку попался.

Мужчины, когда срываются, не плачут, а ругаются скверно, кричат, норовят что-нибудь сломать, разбить или ударить кого-то, могут даже покалечить или убить. В общем, не владеет человек собой в такой миг. Потом самому стыдно, даже страшно, бывает, но так уж мы устроены, ничего не поделаешь…

Вот ты видела, как бабуля в землю посохом стучала? Говорила сердито: "Это моя земля! Стоит мне только повелеть!"? Это и есть такой срыв, только бабуля собой хорошо владеть умеет, поэтому все не так сильно было. А когда ты ко мне неожиданно подкралась, и я тоже сорвался — подзатыльник тебе дал.

Все из-за того, что разговор у нас трудный был. Мне бабуле отказывать не хотелось, но и выполнить ее желание я не мог, а ей обязательно нужно было, чтобы я ее желание выполнил, но заставлять силой меня она не хотела. Оттого и напряжение — то, что ты почувствовала, но признаков страха не увидела. Понимаешь меня?

— Угу…

— Не обижаешься за подзатыльник?

Красава отрицательно помотала головой. Мишка выпрямился, взял Красаву за руку, повернулся к Нинее лицом.

— Прости, светлая боярыня, за то, что при тебе твою внучку поучать взялся, но такие уроки тоже нужны, настоящей учебы без них не бывает.

— Все правильно, Мишаня, и говорил ты все верно… почти.

— А что не так?

— То, что знаем только мы, а вам не дано… был бы ты девкой…

На лице Нинеи не было обычной улыбки, не улавливал Мишка на нем и отражения каких-то других эмоций, но почему-то был уверен: в мозгу Нинеи набатом бьется вопрос: "Кто ты, парень? Откуда ты такой взялся?".

— Стража! Встать!

Мишка за воспоминаниями даже не заметил, как прошел обед. Поднялся со своего места, вместе со всеми повернулся лицом в Красный угол.

— Благодарим Тя Христе Боже наш, яко насытил Ты еси нас земных Твоих благ; — начал громко дежурный десятник Дмитрий.

— Не лиши нас и Небесного Твоего Ц арствия, но яко посреде учеников Твоих пришел еси, — хором подхватили «курсанты» — Спасе мир даяй им, приди к нам и спаси нас.

— Аминь. Выходи строиться!

Ученики Воинской школы потянулись к выходу, а Мишка поплелся в свою горницу доделывать расписание занятий на следующую неделю. Однако учебные дела никак не лезли в голову, все время вспоминался тот день, когда Нинея предложила вдвое увеличить численность «курсантов» воинской школы…

Едва войдя в дом Нинея велела Красаве собирать на стол.

— Да пива принеси — у нас мужчина в гостях! — Нинея радушным жестом указала Мишке на место во главе стола. — Садись Михайла Фролыч, разговор у нас долгим будет.

— Ну какой я Михайла Фролыч, баба Нинея…

— Михайла Фролыч! — С нажимом повторила Нинея. — Или мне с тобой, как с мальчишкой разговаривать?

— Гм… Да я же тебе во внуки гожусь… если не правнуки…

— Ты мне в командиры моей боярской дружины годишься! — Нинея сделала паузу и вроде бы передразнила Мишку: — Если не в воеводы княжеские…

"Ну и шуточки у Вас, баронесса, а с пивом, сэр, пожалуй, поосторожнее надо — ведовское. Будете потом мозги по всем карманам искать, хотя карманов-то, как раз, еще и не изобрели. Матери, что ли, идею подкинуть? Блин, о чем думаю?".

Красава с поклоном поднесла гостю ковш, Мишка отхлебнул пару глотков и поставил посудину на стол. Демонстрировать вежливость, осушая ковш до последней капли не стал. Нинея понимающе усмехнулась и едва заметным движением головы отослала Красаву в угол к остальным детишкам.

— Значит, не хочешь моих ребят в учение брать?

— Так, баба Нинея.

— Чего опасаешься?

— Если хорошо их учить, то через три-четыре года они станут годны для службы в латной коннице. С опытными ратниками, конечно, не сравняются, но опыт — дело наживное. Самое же главное, каждый из них сможет обучить десяток-другой мальчишек, а те — еще сколько-то… Лет через десять-пятнадцать в здешних местах появится сила, способная на равных противостоять княжеской дружине и неизвестно кому подчиненная.

— Неизвестно кому подчиненная… — Нинея повторила последние Мишкины слова не то с сомнением, не то с насмешкой. — Сам-то что об этом думаешь?

"Ну нет, светлая боярыня, на эту удочку я сегодня не ловлюсь!".

— Думать можно, если есть знание, а если его нет, то можно только гадать.

— И какое же знание тебе нужно?

— Одеть, обуть, вооружить и несколько лет кормить полсотни молодых мужиков — не пустяк. Для этого средства нужны, и средства немалые. Их надо где-то добыть. Первый вопрос: откуда средства? Воинская сила требует применения, в сундук до времени ее не спрячешь. Даже хорошо обученный воин, без боевой практики — не воин. Второй вопрос: Где и с кем воевать? Воинская сила сама по себе не существует — должен быть хозяин. Третий вопрос: кто? Ну и последнее: если кто-то решил завести себе воинскую силу, вложить в это очень и очень серьезные средства, то у него должна быть для этого очень и очень серьезная причина. Тогда четвертый вопрос: зачем?