Доза красивого яда - Келси Клейтон

что наступит момент, когда Лейкин окажется передо мной обнаженной и будет умолять меня заставить ее кончить. Может быть, это из-за шока или из-за того, что ее голос уже звучит таким разбитым из-за того, что мы сделали до сих пор, но прежде чем я успеваю сказать себе, что это ужасная гребаная идея, я сокращаю дистанцию и оказываю нужное давление прямо на ее клитор.

— Это то, чего ты хотела? — грубо бормочу я. — Хотела, чтобы я доставил тебе удовольствие?

— Да. Черт возьми, да!

Она крепко сжимает мое запястье, выгибая бедра навстречу моим прикосновениям, но, когда ее другая рука касается того места, где мой член напрягается под джинсами, я останавливаю ее.

— Держи свои руки при себе, или я остановлюсь, — предупреждаю я.

Ее нижняя губа выпячивается, когда она надувает губы. — Но я хочу прикоснуться к тебе.

— Таковы правила. Ты сказала, что будешь хорошей девочкой. Ты лгала?

Она отдергивает руку, как будто обожглась, и качает головой. Черт возьми, я мог бы привыкнуть к этому, и именно это делает это опасным.

— Посмотри на меня, — требую я, и она немедленно повинуется. — Не своди с меня глаз. Я хочу, чтобы ты не видела ничего, кроме меня, когда будешь кончать.

Выражение ее лица, такого беспомощного, уступчивого и отчаянно нуждающегося во мне, чертовски греховно. И то, как ее рот приоткрывается, когда я просовываю внутрь два пальца и растягиваю ее еще немного, — это просто еще одна вещь, которую я вспомню, когда окажусь в аду из-за этого.

— Ты собираешься кончить мне на пальцы, Рочестер? — дразню я, потирая большим пальцем ее клитор, в то время как сгибаю два пальца, чтобы дотянуться до ее точки G.

Ее дыхание учащается, когда она кивает, но не отводит от меня взгляда, будучи хорошей девочкой, как и обещала. — Да.

— Тогда сделай это. Обхвати их и покрой своей влагой. — Я слегка ускоряю свои движения. — Покажи мне, какой хорошей девочкой ты можешь быть.

Любая капля контроля, которая у нее оставалась, исчезает, когда ее движения становятся неистовыми. Похоже, она не может решить, хочет ли она большего давления или меньшего, когда начинает водить по моей руке, обращаясь со мной как со своей личной секс-игрушкой.

Она выглядит так чертовски хорошо в таком виде.

— Давай, детка, — рычу я. — Я хочу это, а теперь отдай это мне. Отпусти.

— Еще нет, — протестует она.

Мои брови приподнимаются. — Извини?

Впервые с тех пор, как я приказал ей посмотреть на меня, ее глаза закрываются. Она теряется в ощущениях от всего этого.

Удовольствие.

Боль.

Я наклоняюсь и касаюсь губами ее губ. — Дай мне почувствовать, как ты взрываешься. Кончай, Лейкин.

Ее бедра снова выгибаются, когда она вскрикивает, и я оказываюсь рядом, чтобы довести ее прямо до края. Мои пальцы не останавливаются, когда я провожу ими по ней, скользя вверх к ее клитору, а затем снова опускаясь внутрь нее. Все ее тело сотрясается, когда оргазм накрывает ее.

Ощущение того, как ее ногти впиваются в мое запястье, — это просто вкус того, каким невероятным был бы секс с ней, и, чтобы не превращать эту ситуацию из плохого в худшее, я прикусываю губу, чтобы удержаться от поцелуя с ней. Порез, который она так любезно закрыла для меня прошлой ночью, снова открывается, но это последнее, о чем я думаю, когда она корчится от излишней чувствительности.

Я хихикаю, снова касаясь губами ее губ, прежде чем неохотно вытащить из нее свои пальцы и отступить назад. Ее глаза остаются закрытыми, когда она опускается и замедляет дыхание. Когда она, наконец, снова смотрит на меня, страх в ее взгляде идет рука об руку с чувством вины, нарастающим внутри меня.

— Итак, ты что-то говорила? Что-то насчет того, что я не мог бы сделать лучше?

Улыбка пробивается сквозь ее губы, и она отшвыривает меня. — Пошел ты.

Видишь ли, но в этом-то и проблема.

Я бы, блядь, этого хотел.

Дерзко улыбаясь ей, прикусив язык за щекой, я отступаю к двери. Непосредственно перед уходом я засовываю два пальца, которые только что были глубоко внутри нее, себе в рот и позволяю сладкому вкусу ее киски завладеть моими чувствами. У нее отвисает челюсть, когда она наблюдает за мной, и, подмигнув, я отворачиваюсь и оставляю ее прокручивать в голове все, что только что произошло.

Бог свидетель, я так и сделаю.

Я придурок. Абсолютно худший человек, которого я знаю. Тому, что я сделал этим утром, нет оправдания. Я поклялся, что никогда не перейду черту, которую я переступил. И чем больше я думаю об этом, тем более виноватым себя чувствую.

Мои яйца болят, когда я бью кулаками по боксерской груше. Я подумывал о том, чтобы подрочить, когда вернусь домой, но решил этого не делать. В том, чтобы иметь синие яйца, нет ничего такого, чего бы я не заслуживал. Такие говнюки, как я, не могут кончить, особенно если это означает, что я буду думать о ней, пока это делаю.

Мешок раскачивается взад-вперед при каждом ударе. Наверное, это последнее, что мне следовало бы сейчас делать, учитывая, какие синяки у меня на костяшках пальцев от вчерашнего удара Айзека по лицу, но боль помогает. Это меня успокаивает. Напоминает мне о том, какой я говнюк.

Поцелуй с ней на вечеринке был ошибкой, но, по крайней мере, это я мог выдать за одолжение, даже если это было бы отчасти ерундой. Но это утро было намного хуже.

Я своими пальцами заставил кончить младшую сестру моего лучшего друга.

И самое худшее, то, что пугает меня больше всего, — это то, как сильно я хотел сделать гораздо больше, чем это. Я хотел раздвинуть ее своим членом и почувствовать, как ее стенки дрожат вокруг меня. Хотел посмотреть, как подпрыгивают ее сиськи, когда я вхожу в нее. Хотел послушать, как она умоляет меня трахнуть ее сильнее.

Сукин сын.

Я срываю одну из перчаток и швыряю ее через весь подвал.

То, что произошло, не может повториться, независимо от того, как сильно я этого хочу или как часто воспоминание преследует меня во сне. Слишком многое поставлено на карту. Я бы слишком многим рисковал.

Сидя на полу, я беру свой телефон и открываю новое сообщение с Лейкин. Требуется минута, чтобы сообразить, что я хочу сказать, и, в конце концов, я не уверен, что какие-то слова достаточно хороши, но это нужно сделать.

Пожалуйста, не ненавидь меня. То, что произошло этим утром, было неправильным решением. Я никогда не должен был так к тебе прикасаться. Я обещаю