Наш общий друг. Часть 3 - Чарльз Диккенс

Быть можетъ, — какъ знать? — быть можетъ, Beнирингъ находитъ эти обѣды хоть и накладными, но выгодными для себя въ томъ смыслѣ, что они пріобрѣтаютъ ему сторонниковъ. Вѣдь мистеръ Подснапъ, какъ типъ, не единственный въ своемъ родѣ; на свѣтѣ много людей, ставящихъ своей главной задачей поддержаніе собственнаго достоинства, если не достоинства своихъ друзей, а потому всегда готовыхъ, хоть и безъ особеннаго удовольствія, поддержать тѣхъ изъ нихъ, которымъ они выдали патентъ, дабы, въ случаѣ умаленія вѣса ихъ друзей, не умалился ихъ собственный вѣсъ. Золотые и серебряные верблюды, охладительныя вазы и прочія украшенія стола Вениринговъ представляютъ блестящую выставку, и когда мнѣ, Подснапу, случится сказать гдѣ-нибудь, что въ прошлый понедѣльникъ я обѣдалъ въ домѣ, гдѣ на столѣ, въ числѣ сервировки, красовался великолѣпный караванъ верблюдовъ, я принимаю за личную обиду, если мнѣ намекнутъ, что у этихъ верблюдовъ перебиты колѣни или что вообще верблюды эти подозрительнаго свойства. Самъ я не выставляю верблюдовъ: я выше ихъ; я человѣкъ солидный. Но эти верблюды нѣжились въ лучахъ моей улыбки, моего взора какъ же вы смѣете, сэръ, намекать, что я могъ озарять собою верблюдовъ, не вполнѣ безупречныхъ?

Верблюды полируются въ лабораторіи Алхимика, готовясь къ обѣду „удивленія“ по случаю крушенія Ламлей, и мистеръ Твемло, лежа на софѣ въ своей квартирѣ надъ конюшней, Дьюкъ-Стритъ, Сентъ-Джемсъ-Скверъ, чувствуетъ себя несовсѣмъ хорошо по милости двухъ, принятыхъ имъ около полудня, патентованныхъ пилюль изъ коробочки съ печатной рекламой (по шиллингу съ двумя пенсами за коробочку, съ казенной маркой включительно), гласящей, что „эти пилюли суть въ высшей степени полезное предохранительное средство при злоупотребленіи удовольствіями стола“. И какъ разъ въ ту минуту, когда мистеръ Твемло старается отдѣлаться отъ непріятнаго сознанія, что одна нерастворимая пилюля застряла у него въ горлѣ, и отъ ощущенія теплаго гумми-арабика, неторопливо путешествующаго гдѣ-то пониже, къ нему входитъ служанка съ докладомъ, что какая-то дама желаетъ съ нимъ говорить.

— Дама? — вопрошаетъ Твемло, оправляя свои взъерошенныя перья. — Узнайте, какъ фамилія дамы.

Фамилія дамы — Ламль. Дама задержитъ мистера Твемло не больше, какъ на нѣсколько минутъ. Дама увѣрена, что мистеръ Твемло будетъ такъ любезенъ, что приметъ ее, когда ему скажутъ, что она желаетъ видѣть его на самое короткое время. Дама не сомнѣвается, что мистеръ Твемло не откажется принять ее, когда узнаетъ ея фамилію. Особенно просила служанку не перепутать фамиліи. Дала бы свою карточку, но у нея нѣтъ съ собой ни одной.

— Попросите даму войти.

Даму просятъ войти, и она входитъ.

Маленькая квартирка мистера Твемло обставлена очень скромно, на старомодный ладъ (нѣсколько смахиваетъ на комнату экономки въ Снигсвортскомъ паркѣ) и была бы, можно сказать, совершенно лишена украшеній, если бы надъ каминомъ не красовался большой, во весь ростъ, портретъ великолѣпнаго Снигсворта, фыркающаго у коринѳской колонны и имѣющаго у своихъ ногъ огромный свитокъ бумаги, а надъ головой — тяжелый занавѣсъ, готовый свалиться на нее, причемъ всѣ эти аксессуары надо понимать въ такомъ смыслѣ, что благородный лордъ спасаетъ отечество и изображенъ художникомъ именно въ этотъ моментъ.

— Прошу садиться, мистрисъ Ламль.

Мистрисъ Ламль садится и открываетъ бесѣду:

— Я увѣрена, мистеръ Твемло, что вы уже слышали о постигшемъ насъ несчастіи. Навѣрное слышали, потому что такого рода вѣсти разносятся быстрѣе всѣхъ другихъ, особенно въ кругу друзей.

Памятуя объ обѣдѣ „удивленія“, Твемло, не безъ укора совѣсти, соглашается съ этимъ замѣчаніемъ.

— Я полагаю, — говоритъ мистрисъ Ламль съ какой-то новой жесткостью въ манерѣ, заставившей съежиться мистера Твемло, — я полагаю, что васъ это должно было удивить меньше, чѣмъ другихъ, послѣ того, что произошло между нами въ томъ домѣ, который теперь вывороченъ наружу. Я взяла на себя смѣлость явиться къ вамъ, мистеръ Твемло, чтобы дополнить, такъ сказать, постскриптумомъ то, что я вамъ говорила тогда.

Сухія, запавшія щеки мистера Твемло высыхаютъ и западаютъ еще на одну ступень отъ такой перспективы новыхъ осложненій.

— Право, мистрисъ Ламль, я почелъ бы за особенное для себя одолженіе, если бъ вы избавили меня отъ дальнѣйшихъ конфиденцій, — говоритъ этотъ джентльменъ въ безпокойствѣ. — Одна изъ главныхъ задачъ моей, къ несчастью, довольно-таки безцѣльной жизни — быть человѣкомъ безобиднымъ, держаться въ сторонѣ отъ всякихъ интригъ и не вмѣшиваться въ чужія дѣла.

Мистрисъ Ламль, несравненно болѣе наблюдательная, чѣмъ ея собесѣдникъ, не находитъ даже нужнымъ смотрѣть на него, пока онъ говоритъ, — такъ легко она читаетъ его мысли.

— Мой постскриптумъ, — если вы мнѣ позволите повторить мое выраженіе, — совершенно согласуется съ тѣмъ, что вы сейчасъ сказали, мистеръ Твемло, — говоритъ она, останавливая на его лицѣ пристальный взглядъ, чтобы придать больше силы своимъ словамъ. — Я отнюдь не собираюсь безпокоить васъ новымъ сообщеніемъ; я хочу только напомнить вамъ старое. Я не только не думаю просить васъ о посредничествѣ, но, напротивъ, желаю упрочить вашъ нейтралитетъ.

Твемло собирается отвѣчать, и она опускаетъ глаза, зная, что и однихъ ушей ея достаточно для воспринятія того, что можетъ заключаться въ столь слабомъ сосудѣ.

— Я полагаю, — нервно говоритъ Твемло, — что мнѣ нѣтъ причины не выслушать васъ, если вы будете держаться этихъ двухъ условій. Но если мнѣ будетъ дозволено просить васъ… со всевозможной деликатностью и учтивостью… просить не нарушать этихъ условій, то я… я убѣдительно прошу васъ объ этомъ.

— Сэръ! — говоритъ мистрисъ Ламль, снова поднимая глаза на его лицо и окончательно запугивая его своимъ тономъ. — Сэръ! Если припомните, я сообщила вамъ одно свѣдѣніе, прося васъ передать его — въ томъ видѣ, въ какомъ вы сочтете за лучшее — извѣстной особѣ.

— Что я и сдѣлалъ тогда же, — вставляетъ Твемло.

— И за что я васъ благодарю, хотя, сказать по правдѣ, я и сама не знаю, зачѣмъ я тогда измѣнила довѣрію мужа, потому что эта дѣвчонка просто дурочка. Я и сама была когда-то такой дурочкой, потому, должно быть, я и сдѣлала это; по крайней мѣрѣ лучшей причины я не могу привести.

Видя, какое дѣйствіе производятъ на него ея холодный взглядъ и равнодушный смѣхъ, она продолжаетъ, не сводя съ него глазъ:

— Мистеръ Твемло, если намъ случится увидѣть моего мужа или меня, или насъ обоихъ, въ дружбѣ съ кѣмъ-нибудь изъ нашихъ общихъ знакомыхъ или нѣтъ, это не важно, — вы не имѣете права употребить противъ насъ то свѣдѣніе, которое я довѣрила вамъ для спеціальной, теперь уже исполненной, цѣли. Вотъ все, что я хотѣла вамъ сказать. Это не условіе: для васъ это просто напоминаніе, потому что вы — джентльменъ.

Твемло бормочетъ что-то себѣ подъ носъ, прижимая руку ко лбу.

— Дѣло это до того простое (вѣдь я, если припомните, начала съ того, что положилась на вашу честь), что не стоитъ тратить на него лишнихъ словъ.

Она упорно смотритъ на мистера Твемло, ожидая дѣйствія своего замѣчанія. И вотъ, слегка пожавъ плечами, онъ дѣлаетъ легкій, кривобокій поклонъ въ ея сторону, какъ будто говоря: „Да вы, кажется, можете на меня положиться“. Тогда она, съ чувствомъ облегченія, проводитъ языкомъ по губамъ и продолжаетъ:

— Надѣюсь, я сдержала свое обѣщаніе не задерживать васъ слишкомъ долго. Не смѣю безпокоить васъ долѣе, мистеръ Твемло.

Она встаетъ.

— Позвольте. Простите, еще минутку, — говоритъ Твемло, тоже вставая. — Я никогда не сталъ бы безпокоить васъ своимъ визитомъ изъ-за этого, но вы сами пожаловали ко мнѣ и, благо вы здѣсь, я облегчу свою душу. Сударыня! скажите по совѣсти, честно ли было, послѣ того рѣшенія, которое мы съ вами приняли противъ мистера Фледжби, — честно ли было съ вашей стороны обратиться къ мистеру Фледжби, какъ къ вашему близкому, задушевному другу и просить его объ услугѣ? Я, впрочемъ, говорю условно: я не знаю навѣрное, просили ли вы. Но мнѣ говорили…

— Ага, стало быть, онъ вамъ разсказалъ? — перебиваетъ его мистрисъ Ламль, которая и въ этотъ разъ не смотрѣла на него, пока онъ говорилъ, и теперь снова пускаетъ въ ходъ свои глаза съ сильнымъ эффектомъ.

— Да.

— Странно, что онъ сказалъ вамъ правду, — говоритъ она задумчиво. — Скажите, пожалуйста, гдѣ произошло это необыкновенное обстоятельство?

Твемло молчитъ въ нерѣшимости. Онъ ниже ростомъ и слабѣе своей собесѣдницы, и теперь, когда она стоитъ надъ нимъ съ своей холодной манерой и выдрессированными глазами, онъ чувствуетъ себя въ такомъ невыгодномъ положеніи, что предпочелъ бы принадлежать къ слабому полу.

— Могу я спросить, гдѣ это случилось, мистеръ Твемло? Надѣюсь, вы вѣрите, что я никому не скажу.