Белая Россия. Народ без отечества - Эссад Бей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В свободное время эмигрант разрабатывает план спасения России. Почти у каждого есть свой рецепт. Некоторые из них он скрывает тайной, некоторыми делится со своими единомышленниками, а некоторые даже публикуют. Эти рецепты, как правило, соответствуют взглядам его окружения. Например, генерал, руководивший царской охранкой, выдвинул проект, согласно которому будущая Россия должна управляться исключительно полицией. Как минимум, каждый десятый русский должен быть полицейским, направляя жизнь остальных девяти. Главным полицмейстером страны должен стать лично царь. На улице вместе могут ходить не более трех человек. Чужестранные слова запрещались. Каждое утро и каждый вечер под началом полиции должен звучать гимн империи. Клирики имеют табель, на каждого гражданина, куда вносят отметки о посещениях церкви и о поведении. Каждый воскресный день и в церковные праздники табель визируется в полиции. Иногда генерала посещала муза, и он сочинял поэтические оды русской полиции.
Возникло множество схожих проектов. Но жизнь среднего эмигранта — ни шпиона, бандита, или убийцы, каковыми их рисуют большевики — уже более десяти лет протекает однообразно. Он монотонно ходит на фабрику и в контору, и оживляется только на эмигрантских собраниях. Другое увлечение — эмигрантские газеты. Они ежедневно сообщают, что большевики должны вот-вот исчезнуть.
Порой газета извещала, что накануне партия русских крестьян (председатель граф такой-то, секретарь князь такой-то) подралась с партией «Зов русского возрождения» (председатель князь такой-то, секретарь граф такой-то). Корреспонденты еще не выяснили, по каким причинам началась драка: по личным или политическим. Но эмигрант-читатель уже убежден, что виновниками скандала являются советские торгпреды. Воодушевившись чтением, он отправляется на очередное собрание.
В больших городах такие собрания идут ежедневно, имея в повестке «Причины краха России», или же «Духовные гимны XII столетия». Беженец доверчиво внимает оратору, плохо понимая, о чем идет речь, или слушает унылые гимны, однако собрание покидает в отличном расположении духа. Ибо эмигрантское собрание — единственное в мире место, где к нему обращаются «Ваше Благородие». Но несмотря на столь вежливое обращение, собрание может закончиться дракой.
После собрания эмигрант со всей семьей идет в кабак, целует там руки всем официанткам, затем справляется о здоровье баронессы, которая стряпает на соседней кухне, заказывает кофе с условием, чтобы стоимость не превышала двадцать пфеннигов. Он слушает песни русского хора, подпевая. Он вспоминает прошлое, забывает о настоящем, мечтает о будущем.
Уже десять лет эмигрант ждет этого «будущего». Он работает, становится пролетарием, ругает капиталистов и коммунистов, твердо веря, что однажды наступит тот день, когда исчезнет все «настоящее» и он вернется в прежнюю Россию, быть может, став вновь молодым.
Глава XX. Государство в государстве
Сотни тысяч эмигрантов, рассеянных по всему миру, создали своего рода государство. Со своей неписаной конституцией оно опровергло все понятия государственности. В любой энциклопедии стоит что-то вроде этого: «Государство есть политическая форма организации общества на определенной суверенной территории, обладающая аппаратом управления и принуждения, которому подчиняется все население страны».
У русской эмиграции нет политической формы, нет суверенной территории, нет аппарата принуждения. Тем не менее, она создала государство, с некоторыми соответствующими атрибутами. У эмигрантов есть «нансеновский паспорт», выданный Лигой наций. У них стоит на Балканах армия, готовая сиюминутно пойти в бой. Во всех крупных городах Европы издаются их газеты, следовательно, у эмиграции есть собственная пресса. Она обладает школами и университетами. В Германии, Чехословакии, Сербии, Болгарии, Франции и Китае гимназические учителя и университетские профессора, как ни в чем не бывало, преподают по старым русским учебникам. Русскому эмигранту можно, родившись в Европе, не зная ни одного европейского языка, учиться в гимназии и университете, служить в армии, стать редактором важной газеты или лидером партии.
Лига наций и рудименты императорских посольств выполняют функции эмигрантской дипломатии. Несмотря на бескрайнюю разбросанность, эмиграция может вести переговоры, заключать договоры с различными государствами. Сегодня в Западной Европе, на Северном полюсе и в пустынях Сахары эмиграция выступает как единый народ, который говорит на специфическом эмигрантском языке (своего рода смесь русского и европейских языков), обладает одинаковым мышлением и располагает политическими партиями. Ее единство базируется на отрицании. Все эмигранты отрицают большевизм. К остальному они относятся по-разному, но анти-большевизма вполне достаточно для патриотизма граждан «эмигрантского государства».
Мир для эмигранта разделен на две противоположные части: на испытавших и не испытавших. Испытавшие — это те, кто бежал из «большевицкого сумасшедшего дома». Это каста. При всех жизненных сложностях к членам касты «испытавших» относятся с пониманием. Эмигрант может позволить себе выходки, за это его осуждать не будут. Напротив, его оправдают так: «Что вы хотите, ведь он же беженец!»
Нынешняя профессия и статус эмигранта при этом никакой роли не играют; решающий фактор — положение, которое он занимал в старой России. Поэтому эмиграция не признает разницу в чинах. Теперешние шоферы, актеры и музыканты вечерами спокойно собираются в одну компанию. Они смахивают с себя европейский камуфляж, заново становясь офицерами такого-то полка, владельцами петербургских особняков или фабрикантами. Друг с другом они чувствуют себя много лучше, чем с многолетними европейскими коллегами.
«Испытавший» эмигрант глубоко верит, что после экспериментов, которые провели над ним большевики, ему на все полагается скидка.
Он ненавидит тех, кто не знает и не хочет понять, что на самом деле представляет собой большевизм. Его тошнит от европейских книг и статей о России. Ему надоело объяснять тут, что такое большевизм. Он похож на человека, который побывал на том свете, но теперь не может разъяснить неверующим людям правду о загробном мире. Когда ему приходится слушать европейский лепет о России, он грустно опускает голову. Ему хочется разорвать в клочья книги и статьи и разбить голову написавшему их самодовольному европейцу, заигрывающему с Советами.
Однако человеческое общество состоит не только из эмигрантов и не-эмигрантов. Существуют еще и большевики, и в достаточном количестве. И не только в России, а и во всей Европе. Но большевики, по мнению эмигрантов, не принадлежат к человеческому обществу. Это существа, подлежащие истреблению. Естественная кончина какого-то старого большевика — это несчастье для эмигранта, ибо тем самым он избежал заслуженной казни.
При виде большевика эмигрант приходит в бешенство. Ненависть к красному миру — его жизненное кредо. Такое фанатическое чувство не может основываться только на личных или экономических побуждениях. Это инстинктивная ненависть многовековой культуры, испытавшей страх перед новым разрушительным явлением. Поэтому эмигрант не может оправдать тех европейцев, что продают свое наследие, свой вековой образ жизни.
Государство
