Таинственная служанка - Барбара Картленд

Джулиус Линд был слишком любезен, слишком красноречив. Но, что самое неприятное, решила она, когда он раздвигал губы в улыбке, глаза у него при этом не улыбались.

Тем не менее после первых двух или трех дней знакомства ей начало казаться — хотя, конечно, она могла и ошибиться, — что обращение Джулиуса начало изменяться.

Поначалу, считая ее крайне богатой, он старался представиться ей очень внушительным и покоренным ею — и вел себя совершенно неискренне. И в то же время, если она играла в его присутствии роль богатой наследницы — и оказалась неплохой актрисой, — он был еще более хорошим актером.

Но постепенно, когда они успели несколько раз поговорить, посещая по утрам бювет и выезжая днем в фаэтоне, который Джулиус нанял, пойдя на немалые расходы, ей и на самом деле начало казаться, что он находит ее довольно привлекательной.

Жизель не склонна была верить комплиментам, которыми ее осыпал Джулиус, но на третий день, когда они выехали на прогулку за город, он начал рассказывать о себе совершенно не в том тоне, который она слышала от него прежде. Ей показалось, что, может быть, он впервые увидел в ней женщину, а не просто некий ходячий банковский счет.

Он рассказал ей, как ему нравится жить в Лондоне и как приятно ему было сознавать, что он может встречаться со всеми знаменитыми щеголями и денди Сент-Джеймса, и что он стал членом всех самых популярных клубов и получал приглашения во все самые лучшие дома светского общества.

— А вы бывали в Лондоне? — спросил он. Жизель молча покачала головой.

— Вы убедитесь в том, что светская жизнь в столице совершенно не похожа на то, что вы знали в Йоркшире.

— Боюсь, что я покажусь там очень провинциальной.

— Это не так! — горячо запротестовал Джулиус. — Вы будете там блистать, как звезда. И я был бы счастлив сопровождать вас там, как счастлив это делать здесь.

В его голосе слышались нотки искреннего чувства, так что Жизель почувствовала себя крайне неловко.

Хотя граф и Генри Сомеркот заранее сказали ей, чего они хотят добиться, ей не хотелось думать о той минуте, когда Джулиус Линд попросит ее руки — а она ему откажет. Жизели казалось, что, каким бы нехорошим ни был этот человек, как бы плохо он себя ни вел, все равно он не заслуживал того, чтобы из него делали посмешище и унижали его.

Впервые с той минуты, когда она согласилась выполнить поручение, которое придумал для нее граф, она устыдилась того, что обманывает Джулиуса.

Этот стыд был, конечно, совершенно неуместен.

В первые дни их знакомства ей пришлось выслушать невероятное количество хвастливых заявлений и бессчетное количество лжи, которые обрушил на нее Джулиус, стремясь произвести на нее впечатление.

Жизель знала, что он добивается ее общества исключительно из-за ее гипотетического богатства — по той же причине, по которой он преследовал непривлекательную, стареющую мисс Клаттербак. Но в то же время ей неприятно было сознавать, что она лжет своими поступками и содействует обману, пусть даже он направлен против человека в высшей степени недостойного.

Только накануне, почувствовав, что Джулиус близок к тому, чтобы признаться ей в своих «чувствах», она поспешно переменила тему разговора и начала восхищаться зданиями, которыми так гордился полковник Беркли. А потом она настояла на том, чтобы они вернулись домой раньше, чем это планировал Джулиус.

Жизель поняла, что ему легче переводить разговор на интимные темы, когда они едут в фаэтоне: любовный разговор казался неуместным на затененной деревьями аллее, которая вела к бювету. Во время утреннего променада к водам их окружало множество других людей, направлявшихся к источнику или возвращавшихся от него, тогда как в фаэтоне, и к тому же без грума на запятках, Жизель чувствовала себя особенно уязвимой.

По возвращении в Немецкий коттедж, где ее дожидались граф и Генри Сомеркот, она довольно скупо ответила на их расспросы, все еще испытывая немалую неловкость из-за той роли, которую играла в задуманном ими обмане. При первой же удобной возможности она сказала, что хотела бы отдохнуть, и ушла к себе в спальню.

— Отчего она так расстроена? — спросил Генри у графа, когда они остались одни.

— Понятия не имею, — ответил тот.

— Ты не думаешь, Тальбот, что она начинает относиться к молодому Джулиусу с симпатией?

— Если что полностью исключено, так именно это! — резко отозвался граф. — Если понадобится, я могу головой поручиться за то, что Жизель не попадется на удочку к этому дешевому прощелыге!

— Надеюсь, что ты прав, — сказал Генри. — Но ведь она еще очень юная и неопытная. И как бы мы с тобой ни относились к Джулиусу, но он вполне привлекательный молодой человек.

Граф мрачно нахмурился, но после недолгого молчания сказал:

— Если бы я считал, что на это есть хоть самый малый шанс, я немедленно бы прекратил этот маскарад — и пусть Джулиус женился бы на этой невозможной Клаттербак, каковы бы ни были последствия его глупости!

— Я не думаю, что тебе следует тревожиться, — успокаивающе проговорил Генри, изумленный тем, какую бурю он вызвал своими неосторожными словами. — Жизель кажется мне достаточно разумной девушкой. И одно она должна хорошо знать: даже если бы она и привязалась к Джулиусу, у них не может быть никакого будущего: ведь у нее нет денег, а он уже на пороге долговой тюрьмы!

Однако, уходя. Генри оставил графа в состоянии некоторой тревоги, и на следующий день, когда Жизель сказала, что, как обычно, идет в бювет с Джулиусом Линдом, он пытливо спросил:

— Надеюсь, ты не начала привязываться к этому молодому негодяю?

— Привязываться? — изумленно переспросила Жизель.

— Вчера Генри показалось странным, что ты отказалась рассказывать нам, о чем вы говорили во время вашей прогулки в фаэтоне. Полагаю, сегодня днем он опять везет тебя за город?

Жизель немного помолчала, а потом призналась:

— Мне просто стало немного… неловко из-за того, что приходится столько лгать. Меня растили в убеждении, что лгать нехорошо. Моя няня говорила, что если слишком много лгать, то наверняка будешь гореть в адском пламени!

Граф рассмеялся.

— Обещаю, что приду тебя выручить или по крайней мере принесу чашку холодной воды. Это тебя немного успокоило? Жизель ничего на это не ответила. Когда она закончила перевязку, граф снова спросил:

— Ты сказала правду: тебе не дает покоя именно это?

— Сколько еще времени… я должна буду… продолжать это делать, милорд? — тихо спросила она.

— Столько, сколько будет необходимо, — ответил граф. — Но, полагаю, что, даже если ты спасешь Джулиуса от мисс Клаттербак, на ее месте появятся другие. Надо только надеяться, что он не сразу забудет полученный урок.