Мертвая зона - Стивен Кинг

Он взглянул на нее, продолжая улыбаться, но улыбка выглядела неуверенной, почти страдальческой.

– Хочешь, расскажу что-то забавное? Мои врачи считают, что я выжил, возможно, потому, что в детстве у меня была какая-то травма головы. Но ничего такого я вспомнить не мог, мама с папой тоже не могли. Однако каждый раз, когда я об этом думаю, у меня перед глазами встает Колесо удачи… и пахнет горящей резиной.

– Может, ты был в автомобильной аварии… – не очень уверенно начала она.

– Нет, думаю, дело не в этом. Но Колесо как бы служило мне предупреждением… а я не обратил внимания.

Она переменила позу и неуверенно сказала:

– Не надо, Джонни.

Он пожал плечами.

– А может, все потому, что я в один вечер использовал удачу, отпущенную на целых четыре года. Но взгляни сюда, Сара. – Осторожно, мучительно он приподнял ногу с пуфа, согнул ее в колене, затем снова вытянул. – Может, они все-таки склеят Хампти. Когда я очнулся, у меня это не получалось, да и вытянуть ноги, как сейчас, я не мог.

– Но ты можешь думать, Джонни, – сказала она. – Ты можешь говорить. Мы все считали, что… ну ты понимаешь.

– Да, Джонни превратился в репу. – Между ними снова воцарилось молчание, неловкое и давящее. Джонни нарушил его, спросив с вымученной оживленностью: – А как ты?

– Ну… Я замужем. Наверное, ты слышал.

– Папа мне рассказал.

– Он такой чудный человек, – сказала Сара. И вдруг ее прорвало: – Я не могла ждать, Джонни. Я тоже об этом жалею. Врачи говорили, что ты никогда не выйдешь из своего состояния и будешь погружаться в него все глубже и глубже, пока… пока не исчезнешь. И даже если бы я знала… – Она взглянула на него – смущенно, пытаясь оправдаться – И даже если бы я знала, Джонни, не думаю, чтобы я смогла дождаться. Четыре с половиной года – это очень долго.

– Да, верно, – сказал он. – Чертовски долго. Хочешь, скажу что-то мрачное? Я попросил принести мне журналы за четыре года, чтобы посмотреть, кто умер. Трумэн. Джэнис Джоплин. Джими Хендрикс – боже, я вспомнил, как он исполнял «Пурпурную дымку», и едва мог поверить этому. Дэн Блокер. Ты и я.

Мы просто исчезли.

– Мне так тяжело, – сказала она почти шепотом. – Я чувствую себя такой виноватой. Но я люблю его, Джонни. Очень люблю.

– Хорошо, это главное.

– Его зовут Уолт Хэзлит, и он…

– Лучше расскажи о своем ребенке, – сказал Джонни. – Не обижайся, ладно?

– Он – персик, – улыбнулась она. – Ему сейчас семь месяцев. Зовут Деннис, но для нас он Денни. Мы дали ему имя в честь дедушки по отцовской линии.

– Привези его как-нибудь. Хочется посмотреть.

– Привезу, – сказала Сара, и они неискренне улыбнулись друг другу, зная, что никогда ничего подобного не произойдет. – Джонни, тебе что-нибудь нужно?

Только ты, детка. И возвращение на четыре с половиной года назад.

– Не-а, – сказал он. – Ты все еще преподаешь?

– Пока преподаю, – кивнула она.

– Все еще нюхаешь этот чертов кокаин?

– Ох, Джонни, ты не изменился. По-прежнему шутишь.

– Шучу по-прежнему, – согласился он, и между ними, словно дирижер взмахнул палочкой, снова воцарилось молчание.

– Можно я опять приеду тебя проведать?

– Конечно, – сказал он. – Это будет прекрасно, Сара. – Он заколебался, не желая кончать разговор на такой неопределенной ноте, не желая причинять боль ей и себе. Стремясь сказать что-то настоящее. – Сара, – произнес он, – ты поступила правильно.

– Правда? – сказала она. И улыбнулась, улыбка задрожала в уголках ее рта. – Не уверена. Все это выглядит так жестоко… и, хочешь не хочешь, а неправильно. Я люблю мужа и ребенка, и когда Уолт говорит, что со временем мы будем жить в лучшем доме Бангора, я ему верю. Он говорит, что со временем собирается баллотироваться на место Билла Коэна в палате представителей, и я этому тоже верю. Он говорит, что со временем президентом выберут кого-нибудь из Мэна, и я почти верю этому. А потом вот пришла я сюда и смотрю на твои бедные ноги… – Она опять заплакала. – Их словно через мясорубку пропустили, и ты такой худой…

– Нет, Сара, не надо.

– Ты такой худой, и все выглядит так неправильно и жестоко, это ненавистно, ненавистно, потому что все совсем неправильно, все!

– Иногда, пожалуй, ничего не получается правильно, – сказал он. – Жестокий старый мир. Иногда ты просто вынужден делать единственно возможное и мириться с этим. Иди и будь счастлива, Сара. И если захочешь меня повидать, давай приходи. Принеси только доску для криббиджа.

– Принесу, – сказала она. – Извини, что я плачу. Не очень это весело, а?

– Ничего, – сказал он, улыбнувшись. – Ты ведь хочешь бросить свой кокаин, крошка. Смотри, нос отвалится.

Она усмехнулась.

– Все тот же Джонни, – сказала она. Потом вдруг наклонилась и поцеловала его губы. – Ох, Джонни, поскорее выздоравливай.

Он задумчиво смотрел на нее, пока она выпрямлялась.

– Джонни?

– Ты его не потеряла, – сказал он. – Нет, ты его не потеряла.

– Не потеряла что? – Она озадаченно нахмурилась.

– Обручальное кольцо. Ты не потеряла его тогда, в Монреале.

Он поднес руку ко лбу и потирал пальцами место над правым глазом. Рука его отбрасывала тень, и с каким-то почти суеверным страхом Сара увидела, что половина лица у него светлая, а половина – темная. Это напоминало ей маску в День благодарения, когда он так ее напугал. Она и Уолт действительно провели медовый месяц в Монреале, но откуда мог Джонни знать об этом? Если только Герберт не рассказал ему. Да, почти наверняка так и было. Но ведь только они с Уолтом знали, что она потеряла где-то в номере отеля обручальное кольцо. Никто этого больше не знал, потому что Уолт купил ей другое перед отлетом домой. Ей было неловко рассказывать об этом кому-либо, даже матери.

– Как…

Джонни нахмурился еще больше, затем улыбнулся ей. Он убрал руку со лба и обхватил ею другую руку, лежавшую на коленях.

– Оно было не твоего размера, – сказал он. – Ты укладывала вещи, помнишь, Сара? Он пошел что-то купить, а ты укладывала вещи. Он пошел купить… купить… не знаю что. Это – в мертвой зоне.

– Мертвой зоне?

– Он пошел в магазин сувениров и накупил целую кучу всяких дурацких вещей. Надувных подушек и всякой всячины. Но, Джонни, откуда ты узнал, что я потеряла к…

– Ты укладывала вещи. Кольцо было не твоего размера, оно было чересчур велико. Ты собиралась отдать его в переделку, когда вернешься домой. А тем временем ты… ты… – Он опять нахмурился, но лицо его почти тотчас разгладилось. Он улыбнулся ей. – Ты засунула его вместе с туалетной бумагой!