Королевы анимации Disney. Кто и как придумывал всем известных принцесс: от Белоснежки до Мулан - Наталия Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись домой, девушка и думать забыла о возвращении к нормальной семейной жизни. Гё отчаянно хотела стать частью мира искусства. Получив стипендию на обучение в институте Шуинар, девушка собрала вещи и переехала в Лос-Анджелес, который на следующие десять лет стал ее домом. Получив диплом, она решила остаться на кафедре и преподавать. Гё помогла многим студентам, одной из которых оказалась тихая и решительная Мэри Блэр, казавшаяся старше и мудрее сверстников. Преподаватель была убеждена, что у Мэри талант к дизайну, который принесет ей успех в мире искусства.
После четырех лет преподавательской деятельности Гё осознала, что ее собственные потребности художника давно переросли привязанность к художественной школе, и она пошла дальше, начав расписывать стены, работать с витринами универмагов, и продолжила оттачивать дома свой собственный стиль иллюстраций. Кто-то из друзей порекомендовал ее на студии Уолта Диснея, куда девушка вскоре устроилась работать в отдел рекламы.
Художественный стиль Гё очень быстро привлек внимание. Художники, со многими из которых она была знакома еще со времен Шуинара, собирались вокруг ее стола и наблюдали за работой. Одним из почитателей ее таланта был Арт Бэббит, лучший аниматор студии. Он пригласил Гё на свидание, и она не раздумывая согласилась. По студии тут же поползли сплетни, и на девушку как из рога изобилия, посыпались непрошеные советы и всевозможные предостережения – например, что она забеременеет, не успев даже войти в одну комнату с Бэббитом. Свидания между художниками были привычным делом, как, собственно, и сплетни, которые они порождали, но вот Гё это внимание совсем не нравилось. Дабы прекратить бесконечные сплетни, девушка отменила свидание.
Карьера Гё на студии тем временем шла в гору. Она разрабатывала продукцию на основе предстоящей премьеры «Мультфильма-концерта» – солонки, сервизы, стеклянную посуду, а также иллюстрировала книгу, выход которой был запланирован одновременно с премьерой. Гё создавала театральную программку для кинопоказов в некоторых городах. Эта брошюра была невероятно важна, хотя и не совсем привычна. Предстоящий фильм-концерт станет первым американским фильмом без вступительных титров, даже без классической надписи «Уолт Дисней представляет». Это сделано для того, чтобы зрители прочувствовали атмосферу настоящего концерта, а не киносеанса. В самом начале открывается занавес, музыканты рассаживаются и настраивают инструменты, готовясь к выступлению.
Вступительные титры долгое время были предметом раздора. Мультипликаторы жаловались, что приходилось бороться за то, чтобы туда попало их имя, и лишь самым безжалостным везло увидеть свои имена на большом экране. Формально правило гласило, что если ты создал минимум тридцать метров пленки, то заслуживаешь упоминания в титрах. На деле все было гораздо сложнее, особенно для тех, чей вклад нельзя было измерить в метрах.
Сильвию приводила в негодование такая несправедливость. Как-то раз она присутствовала на предварительном просмотре фильма вместе с другими режиссерами и Уолтом, который называл эти встречи «потная парилка», так как сотрудники сильно потели, просматривая метры сырой, не отредактированной пленки. И не всегда было понятно, почему потели так сильно, то ли из-за маленького душного кинозала, то ли из-за резкой критики Уолта. На той самой встрече Сильвия не особенно волновалась, в фильме она была уверена, да и Уолту все нравилось, он хвалил ее работу в своей особой воодушевляющей манере.
Как только самая напряженная часть собрания закончилась, Сильвия вздохнула с облегчением. Титры в итоге планировалось напечатать лишь в программке, но их пустили на экране для предварительного просмотра. Девушка бегло пробежала взглядом по строчкам, ни на секунду не сомневаясь, что увидит там свое имя. Но когда весь список прокрутили до конца, она с ужасом поняла, что ее фамилию опустили. Обычно спокойная и невозмутимая, Сильвия на этот раз не смогла достойно принять подобную провокацию. Не сказав ни слова, девушка встала и вышла из зала. «Сильвия? Сильвия!» – крикнул ей вслед кто-то из мужчин, но она даже не обернулась. Было очевидно, что девушка в ярости, но она не захотела ни с кем из них объясняться. Почувствовав неладное, Уолт догнал Сильвию в коридоре. «Что случилось?» – спросил мужчина. Девушка буквально кипела от гнева, и от злости она даже не сразу нашлась что ответить. Спустя минуту молчания она взорвалась: «Это возмутительно!» и потребовала, чтобы ее заслуги признали как подобает.
В конце концов просьбу Сильвии удовлетворили, и она получила возможность увидеть свое имя в титрах, хотя многие так и не были удостоены такой чести. И пусть на экране ни одно имя так и не появилось перед показом, это не означало, что борьба за упоминание имен была менее ожесточенной, чем перед любым другим фильмом. В разделе сюиты из балета «Щелкунчик», например, в программке числилось двадцать две фамилии из пятидесяти трех мужчин и женщин, которые работали над этой частью фильма. Сильвия удостоверилась, что не только ее имя, но и имена двух других женщин, которые работали с ней плечом к плечу, Бьянки Маджоли и Этель Кулсар, присутствовали в списке. Это были единственные женские имена во всей программке.
Киностудия все еще не подобрала подходящее название, чтобы поместить его на обложку, нельзя же было вечно называть фильм «Мультфильмом-концертом». Решение пришло откуда не ждали, от дирижера Стоковского, который на экране жал руку Микки Маусу. Он предложил название «Фантазия». Это слово впервые начало ассоциироваться с музыкой еще в шестнадцатом веке и означает произведение в свободной форме, не имеющее четкой структуры. Оно идеально подходило их фильму, ломающему любые стереотипы.
Оскар Фишингер появился на студии в ту пятницу, как и в предыдущие девять месяцев. Он был одним из художников, работающих над «Фантазией», а еще Оскар экспериментировал с анимацией, применяя потрясающие техники покадровой и замедленной съемки, а также замысловатых коллажей из геометрических узоров. Годами его авангардные короткометражки показывали по всей Европе, кроме родной Германии, где они подвергались отчаянной критике нацистской партии, чьи члены называли его фильмы «дегенеративными». В 1930-х из-за пропаганды Третьего рейха начали закрывать художественные школы, убирать картины