Записки врача скорой помощи - Елена Шагиахметова

Но я и так всех помню, даже студентов, которые приходили на скорую и работали год, два, пять лет, чтобы набраться опыта. Потом уходили и теперь всю жизнь вспоминают это время как молодость.

В этом списке не просто некие бывшие работники кемеровской скорой помощи. Это люди из моей бригады. Как бы это объяснить?

И вот они все умерли в расцвете сил, большинство — даже не уходя на больничный. А мы тут спорим про вредность труда и пользу сертификата.

Есть только одна причина такой смертности. Эти смены по 12–24 часа без отдыха и «без права сна» есть только в медицине, в России. Повторюсь, Вересаев первым написал и всю жизнь проповедовал эту идею, что большинство болезней исчезнет, когда изменится отношение к людям труда, когда изменится общественный строй. Если на станции меня оспаривает каждый первый, потому что все пока еще моложе и здоровее, то у меня есть аргумент — список покойников, средний возраст 53 года. Обыщите хоть всю страну, нигде вы не найдете станцию скорой помощи, где бы врачи или фельдшеры прожили дольше.

Однажды пришел такой день, когда я не смогла больше так работать, я чувствовала, что умру на работе, как все. Была одна лазейка в законе, которая запрещала работать на машине врачу скорой помощи больше восьми часов подряд без отдыха, и я решила подать в суд на главного врача. Но пока шли суды, юристы нашли момент и закрыли эту возможность. Приняли еще один закон. И суд отказал мне и всем остальным, чтобы больше никто не мог даже думать о восьмичасовом рабочем дне. Чтобы все продолжали работать 12 часов или 24, не выходя из машины. Так сегодня и продолжается.

Скорая помощь героически сражается за жизни людей, но не за свои жизни. На машине написан лозунг «Машина, спасающая жизни», но это лживый лозунг.

Я совсем сошла с ума, говорят мне все. Требую восьмичасовую смену на скорой помощи. Это глас вопиющего в пустыне. Слишком острая связь между этими сменами и списком умерших. Нет им ни доски почета, ни памятника, пусть хоть здесь побудут. Сейчас, через 2 года пандемии, этот список стал еще больше, в два раза больше.

Глава 55. Как болеют дети

Про «детские» вызовы разговор особый, слишком это всегда эмоционально. Достаточно вспомнить про того папу-таксиста, который дал дочери таблетку аспирина и поехал дальше деньги зарабатывать. Случайно через полчаса он заехал домой, что-то забыл дома, и увидел, что у дочери кисти рук и стопы отекли, как булки: отек Квинке на четырех конечностях от аспирина. Вызвал скорую. Чудо спасло ребенка.

А эти трое малышей от двух до пяти лет, которые угостились бабушкиными таблетками аминалона, 50 драже на троих? Мы промывали им желудки зондами в две бригады, двумя шприцами Жанэ, а они сидели на кровати, запеленутые в простыни, и смотрели веселые цветные сны в своих головах.

А ребенок 6 лет на столе на посту ДПС, которого принесли из автомобиля. В автомобиле сидели два трупа его родителей: они врезались в припаркованный на обочине тридцатитонник прямо напротив этого поста ДПС. Мальчик был без сознания, и судороги не прекращались с момента удара, непрерывно.

А как может ребенок до года опрокинуть на себя кастрюлю с кипятком? Он ведь еще не ходит. А между прочим, это самый распространенный вид ожогов у детей.

Постоянно хочется сказать родителям этих детей, что мы о них думаем.

А пьяный, он вспоминал детали,

Которые только он и знал:

Какое было давление и дыхание,

Как трудно было найти вену

И как он довез на «трубе» и сдал.

Как везли, летели и долетели.

И сколько еще было жизни в трехлетнем теле,

И снова — было давление и дыхание,

Как трудно было найти вену

И как он довез на «трубе» и сдал.

Эта песня про моего друга, который, к сожалению, умер молодым от болезни. Врач детской реанимации, он всегда вспоминал трехлетнего ребенка, который выпал с балкона той проклятой кемеровской общаги, потому что у него самого в то время была дочь трех лет. Он «довез» ребенка до больницы, но там ребенок все равно умер. Через пару лет я оказалась в этой комнате общежития на вызове у этой бабушки, которой опять доверили «посидеть» с другим ребенком. Дверь на тот самый балкон была открыта, и там стояли разные ящички и коробки, как ступеньки, как раз так, чтобы ребенок вошел по ним и шагнул с балкона. Очевидно, после того случая здесь ничего не изменилось.

Глава 56. Рождественская сказка

— Вот был бы у нас мальчик, он бы нам чемодан с антресолей доставал, — мечтательно говорит моя дочь трех лет, глядя снизу, как я достаю чемодан с елочными игрушками. Как давно это было!

Это было зимой, возможно, в декабре или в феврале. Помню резкий ветер и ледяной снег, секущий лицо со всех сторон, и темный плац военного училища.

Повод вызова был: «температура, 20 лет». У них обычно такой повод был в этом училище. Там учились дети от 17–18 лет на офицеров, их там было много, может быть, тысяча человек. И простывали, как дети, и у них была своя больничка, изолятор, где их лечили.

А серьезные болезни лечили в городских больницах. Тогда врачи писали направления в больницу, а скорая помощь их перевозила. Каждый день в училище связи были такие вызовы, и днем, и вечером, и ночью.

И вот мы приехали в такую ледяную погоду, что из машины за секунду ветер все тепло выдувал, а медсестра в здравпункте говорит: «Вас проводит офицер». И офицер сел в машину и стал показывать, куда ехать.

Территория училища связи велика, в этом можно и сегодня убедиться, теперь там квартал бюджетных высоток. Офицер указывал, а мы ехали то налево, то направо, подъехали к забору из колючей проволоки, вышли из машины с сумкой и встали у калитки.

Мы стояли и смотрели через колючую проволоку на маленькое одноэтажное здание без окон и на территорию вокруг него за забором из колючей проволоки, пустую и гладкую, и это было похоже на овощной склад.

Офицер ушел к этому зданию, а мы остались стоять на ветру перед этим забором. Потом в темноте от здания отделился какой-то человек, подошел сквозь