Несущий смерть - Линда Ла Плант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Анна улыбнулась и ответила, что все сделано с большим вкусом, хотя вид у комнаты был довольно жалкий, а на кровати высилась гора подушек с оборочками. Убранство квартиры Конни радикально отличалось от декора дома Джулии. Конни открыла шкаф и показала Анне костюмы, рубашки и обувь Фрэнка и несколько рядов с его свитерами на вешалках. Ее часть шкафа была до отказа набита одеждой. Она легонько прикоснулась к одному из пиджаков Фрэнка:
— Я все хожу сюда и трогаю их, и получается, что он вроде как со мной.
Анна кивнула и принюхалась — от одежды шел запах одеколона Фрэнка.
— А где бумаги, документы… где он хранил ежедневник и всякое такое?
Конни подошла к туалетному столику и уставилась на себя в зеркало.
— Мне нужно все, что поможет расследованию, Конни.
На покрытом пластиком столе в маленькой кухне стояли две коробки с документами Фрэнка. Чего там только не было: страховка на машину, квитанции из полиции о зарплате, пенсионные бумаги, извещения из банка, толстые конверты с квитанциями за бензин и большой блокнот с адресами, датами и временем встречи клиентов.
— Донни просто звонил, и Фрэнк ехал к нему, брал его машину — «мерс», а свою оставлял, потому что она вроде как недостаточно шикарная для клиентов.
— Какая у него была машина?
— «Фольксваген», светло-зеленый.
Анна увидела папку с документами на машину и страховкой, еще она увидела, что уже четверть девятого.
— Конни, вы позволите забрать эти коробки? Когда я все просмотрю, их привезут обратно.
— Да ради бога, — пожала плечами Конни.
Анна попросила разрешения осмотреть одежду Фрэнка — вдруг удастся что-нибудь найти и установить, кого он возил. Конни ответила, что все уже проверила и ничего не нашла.
— Он брал вещи с собой в поездки?
— Да, целый чемодан.
— Я очень сочувствую вам, Конни, поверьте. Вы такая милая, и Фрэнку повезло, что он встретил вас.
— А уж как мне-то повезло. Он мне всякие подарочки покупал. В последний раз сказал по телефону, что заказал цветы мне на день рождения.
— Когда это было?
— Два месяца назад. Я сохранила карточку — их привезли из «Интерфлоры».
Анна попросила показать ей карточку и переписала адрес магазина в свой блокнот. В коротенькой записке Фрэнк уверял Конни, что любит ее и скоро вернется домой. Тон письма был очень ласковый. Возвращая карточку Конни, Анна преодолела себя и спросила, не упоминал ли Фрэнк о женщине по имени Джулия.
— А чего это вы спрашиваете? — насторожилась Конни.
— Мы подозреваем, что он работал с женщиной, которую зовут Джулия.
— И кто она такая?
— Она живет в Уимблдоне.
— В Уимблдоне?
— Да. Фрэнк никогда не говорил о ней?
— Вот уж нет! Он что, из-за нее погиб?
— Возможно. Пока не могу сказать ничего больше.
— То есть вы хотите сказать, что он с ней был?
— Работал на нее.
— Ну, тогда вам известно, чем он там занимался!
— Да не совсем. Он работал у нее шофером — это пока все, что нам известно.
— И как же он умер?
Анне не хотелось об этом говорить, но она чувствовала, как растет напряжение Конни, как отчаянно ей хочется узнать правду.
— Мне положено знать. То есть, если у него была другая, я должна знать.
— Он просто работал на нее и ее детей.
— А, так у нее и дети имеются?
Анна не могла заставить себя сказать Конни, что Фрэнк женился на Джулии.
— Когда его хоронят?
— Не знаю. Тело еще в морге.
Конни сердито взглянула на Анну и принялась грызть ногти.
— Мне, значит, знать не положено, да? Но он меня любил, а я любила его, и что-то тут не так. И вообще — кто эта женщина? Почему он мне ни слова о ней не сказал, если она просто живет в этом чертовом Уимблдоне? Он сказал, что уедет за границу. Почему нельзя было остаться здесь, со мной?
— Я правда не знаю, Конни, но как только узнаю, сразу вам сообщу, обещаю. — Взглянув на часы, Анна сказала, что ей пора ехать.
Конни помогла ей донести коробки до машины и погрузить в багажник. Когда Анна отъезжала, Конни стояла на тротуаре и грызла ногти.
Теперь Анне предстояло проехать через весь Лондон, чтобы добраться до Пита. Меньше всего ей хотелось сейчас ужинать — нужно было тщательно просмотреть все, что отдала ей Конни, и ежедневник Донни Петроццо. Когда она подъехала к дому Пита и, не выходя из машины, наскоро причесалась и подкрасила губы, было пятнадцать минут десятого.
Пит жил на зеленой улице в Хэмпстеде, за зданием кинотеатра. Анна удивилась, что он поселился в таком красивом доме, — ей почему-то казалось, что он должен жить в квартире недалеко от Ламбета, где находилась лаборатория. Она нажала кнопку звонка, испытывая неловкость оттого, что приехала с пустыми руками.
Пит открыл дверь и остановился на пороге, уперев руки в бока:
— Ну знаете, я уже и ждать перестал!
Дверь открывалась прямо в большую комнату с местом для кухни и столовой в удаленной от входа части. Комната была красиво обставлена: большие белые диваны, огромный плазменный телевизор, тут же проигрыватель, по стенам — полки из сосны. Пол — из гладких сосновых досок, и даже в кухне — сосновые навесные шкафы и старый сосновый стол, на котором стояла ваза со свежими цветами.
— Очень красиво, — заметила Анна, отдавая Питу пальто.
— Я тут едва не зачах, пока вас дожидался, — пошутил он.
— Давно здесь живете?
— Два года. Тут было три комнаты и маленькая прихожая со встроенными шкафами, а я убрал стены и сделал одну просторную комнату. Наверху только спальня и ванная да крохотная комнатушка, которая служит кабинетом.
Анна прошла в кухню, и он подал ей большой бокал на высокой ножке, полный холодного белого вина.
— Будем здоровы, — произнес он, коснувшись ее бокала своим, — я уговорил полбутылки, пока ждал.
— Простите. Обстоятельства изменились.
— Вечно они меняются. Ну, присядьте. Сейчас подам ужин — умираю от голода.
— Я тоже. Кажется, я не обедала.
Сначала Пит разложил по тарелкам салат с орехами, рублеными яблоками и мелко порезанными апельсинами, к которому полагался свежий теплый хлеб. Потом заглянул в духовку.
— Лазанья крепко запеченная.
— Я люблю, чтобы сыр сверху был хрустящим, — ответила Анна, приступая к салату.
— Будет вам хрустящий. — Он сел напротив нее.
Анна широко улыбнулась:
— Очень вкусно! Вы, похоже, прекрасно готовите.
Он склонил голову набок и рассмеялся:
— Это же просто салат.
— Ну да, но заправка… и свежий хлеб!
Он опять рассмеялся, наблюдая, как она густо намазывает масло на хлеб.
— На нашей улице хорошая булочная, — а вообще, район у нас многонациональный.
Анна ела и облизывалась. Он сказал «у нас».
— Вы живете не один?
— Оговорился по привычке. Жил не один — с женой.
— Вы женаты?
— Был женат. Сейчас разводимся.
— Простите.
— Не за что. Все вполне прилично. К счастью, у нас нет детей, так что никто не пострадает — просто договариваемся, кому что достанется. Вообще-то, могли бы и догадаться — слишком мало мебели. Эллен переехала в Суррей, поближе к работе: она математик и преподает в Кингс-колледже. А вы где живете?
Он долго смеялся, пока она описывала свою новую квартиру, сирены, нераспакованные коробки и стычки с мистером Берком, так называемым начальником охраны. Слушая ее, он долил вина в ее бокал и убрал салатные тарелки, готовя место для лазаньи. У него была приятная, мягкая и очень заразительная манера посмеиваться. Анне было с ним легко, и она порадовалась, что приехала.
Подавая лазанью, он спросил, есть ли у нее партнер. Она принялась объяснять, что продала старую квартиру и купила новую для того, чтобы избавиться от воспоминаний. И была благодарна ему за то, что он не стал расспрашивать о «воспоминаниях», а перевел разговор на дело, которое они расследовали.
— У нас появилось кое-что интересное. Вообще-то, не у нас, а у старины Эвана Филдинга. Я как раз был у него в лаборатории, когда он это обнаружил.
— Что именно?
Пит пояснил: Филдинг никак не мог понять, что же явилось причиной смерти Петроццо, и убил много времени, пытаясь ее установить. В конце концов он велел своим ассистентам еще раз осмотреть тело сантиметр за сантиметром.
— Они ничего не могли найти — Филдинг сказал, что Петроццо просто перестал дышать, — но потом заглянул ему в рот и обнаружил под языком след укола, будто от булавки. Кто-то ему что-то вколол. Теперь Филдинг пытается выяснить, что именно.
— Успешно?
— Пока я был в лаборатории, нет, но потом он мне позвонил. Вы ведь знаете, какой он сдержанный, а тут был по-настоящему взволнован, хоть и подчеркнул, что пока не уверен на сто процентов.