Ускоряющийся - Михаил Рашевский

А Дима прикрыл глаза, ускорился — ура! Ура! Получилось сразу и без видимых усилий! Работает! — Охая и ахая навёл лёгкий марафет в комнате, натянул рубашку с длинным рукавом и спортивки, чтобы скрыть синяки, сделал счастливый вид, замедлился (Опять ура! Опять получилось сразу!) и открыл дверь. На него уставилась с подозрительным видом мама, заметила новые ссадины, обвиняюще указало на них перстом. Дима развёл руками и указал на кровать, мол, она виновата. Мама властно отстранила его с дороги, вошла и пытливым взором обвела комнату. Принюхалась. Ещё принюхалась. Уподобившись собаке-ищейке, периодически шумно втягивая воздух, прошлась по периметру комнаты, заглядывая во все «злачные места». Вернулась к двери, опешила: теперь на неё, сгрудившись в проёме, смотрели все родные. Это своего рода было даже развлечением в их семье. Дима с Катюхой называли маму в такие минуты «Мамака- подозревака». Она, воспитанная в строгой семье, иногда эту въевшуюся строгость выплёскивала на родных. Пытаясь тщетно оградить детей от тлетворного влияния улицы. И в то же время пыталась идти в ногу со временем. То всё запрещала, то проявляла необычные аукционы лояльности. Доходило до абсурда. Например, ох, какой разнос она устроила дочери, когда обнаружила у неё в рюкзаке пачку презервативов (Не, ну а что, на улице активисты раздавали, отказываться, что ли?)! Но не прошло и недели, как она взяла на себя обязанность строго следить, чтобы её дети были «в этом плане» защищены — и сама покупала им «резиновотехнические изделия номер один», чем немало смущала отпрысков («Катька, на гульки? К какой такой Наташе? Не обманывай! Знаю я, куда ты идёшь! Взяла? Я спрашиваю: «Взяла?»). Слава богу, хоть отчётности в расходе оных не спрашивала.

Ну и так далее.

Вот сейчас очередной бзик. Решила, что сынуля запил. А может, они с Катюхой к этому выводу вместе пришли.

Но в комнате не было перегара, не валялись бутылки, не была спрятана закусь или стаканы. Странно. Подошла к сыну:

— Дыхни!

Дыхнул. Обвиняюще вновь указал на кровать: она, бяка, во всём виновата.

Мать скривилась:

— Зубы чистить! И к столу! Всем зубы чистить и к столу!

Родных словно ветром сдуло. Рассерженная мать шутить не любит.

Уходя из комнаты сына, всё же вернулась к кровати и что было сил саданула по быльцу пяткой: «Ишь ты, вздумала чадо обижать, тварюшка кроватная!»

Перед выходом из подъезда Дима не выдержал — и ускорился. Дул ветер, развевал у прохожих шарфы и полы пальто. Причём дул он как назло в лицо, то есть приходилось прилагать немалые усилия, чтобы просто идти. Никакого удовольствия. Помучавшись так метров сто пути, Дима решил, что ну его, лучше уж в более благоприятных условиях реализовывать свой дар. Ну или пусть сначала синяки заживут.

На работе было неимоверно скучно. Время тянулось словно резиновое. Дима развлекался тем, что устраивал каверзы Ирэн, периодически отключая ей Интернет в самое что ни на есть неудобное время. Он, кстати, первое, что сделал, так это отрубил у неё все сети и привилегии, что для неё разрешал, установил блок на любые сайты. Кроме скучных новостных и чисто по работе. В общем, мстил по мелкому.

А ещё он иногда ускорялся и устраивал рейды по родной фирме. Недалеко, ненадолго, ибо всё тело его болело, на большие расстояния он ходить не мог да и не хотел светиться, если что. Не хотелось ему, чтобы видели с ссадинами на лице и синяками. Ещё мало чего, зачислят в какой-нибудь бойцовский клуб. Что таковой в их бизнес-центре есть, Дима уже слышал. Но ведь все помнят «Первое правило бойцовского клуба», правильно? Потому ходили только слухи.

Дима очень любил подстеречь какую-нибудь девушку, идущую по коридору и потихоньку выскользнуть, будучи ускоренным, из серверной. Вот, например, «цок-цок-цок» только что возле двери прозвучали. Дима тут же ускоряется, медленно и аккуратно приоткрывает дверь, смотрит, кто это и есть ли кто ещё в коридоре. Если нет никого и девушка приятной наружности, он вытекал из серверной, на цыпочках следовал за девушкой, долго и даже с упоением рассматривал её со всех сторон, стараясь не светиться перед ней, заглядывая с боков, со спины. Не прикасался. Только смотрел, только подглядывал. Притрагиваться он не осмеливался. Ну а вдруг вывалится в реальность именно в тот момент? Или кто застукает его во время свершения непотребства? Да и вообще — нельзя так! Не по правилам. Не по моральным принципам, что заложили в него родители.

Да даже простого подглядывания и откровенного наблюдения хватало Диме с головой, чтобы донельзя возбудиться. Вот раньше как? Если встречал идущую навстречу девушку, тут же опускал глаза к полу, иногда украдкой стрелял в спину взглядом. Ну, смущали они его очень! Потому Ирэн, распознавшая в нём недотрогу и девственника (да, да, до сих пор!) умела из него верёвки вить, иногда просто заставляя смотреть на неё, на некоторые части её тела, обнажающиеся вдруг больше обычного, воркуя с ним, топя во флюидах похоти.

Теперь же Дима просто наслаждался! Он смотрел во все глаза на девушек и молодых женщин, зная, что сам движется с такой скоростью (уж этот аспект он не забывал соблюдать), что его просто невозможно уследить взглядом. Он не знал, какова скорость его передвижения, но, видать, не меньше двухсот километров час, а это больше пятидесяти метров в секунду! За «нормальную» секунду времени Дима успевал несколько раз сместиться, так что никто, кто даже целенаправленно попытался бы поймать его движение, не успел бы зацепиться за него взглядом. Только разве что спецтехника с ускоренной съёмкой смогла бы добиться нужного результата. Но таковой в их фирме не было. Шеф в своё время решил не ставить даже простые камеры, которые следили бы за сотрудниками, дабе не сковывать их в их действиях. Всё же результат работы их фирмы зависел от работы команды, а слежка или контроль могли бы результат серьёзно подпортить.

А Дима смотрел, смотрел… На фигуры девушек, на выражение лиц и эмоции, на взгляд, особенно рассматривал девушек в плотных брюках, выгодно подчёркивающих стройные ножки и тугую попу. Ну или в миниюбках, конечно. Он заново изучал женщин. Не на экране компьютера или в глянцевых журналах, а вот так — вживую. Любовался ими. Всматривался в каждую морщинку, рассматривал каждый пальчик. Это приносило Диме просто таки наслаждение! Он восполнял то, чего у него не было долгие годы. Да, у него не было никогда девушки, не было любимой, которой он любовался бы часами. Теперь любимыми стали все, теперь он каждую рассматривал многие минуты — в его, ускоренном, мире. А, насмотревшись, делал вокруг «жертвы» пару кругов — и на цыпочках удалялся в серверную.