Там, где начинается синева - Кристофер Морлей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но он был так высоко над ними, что у них не было никаких шансов. Он схватил совок для угля и ударил мистера Пуделя по черепу. Епископ был в опасной близости от него, но Гиссинг выпустил струю обжигающего пара из выхлопного крана, что дало порывистому прелату много причин для горя. Аккуратно брошенный кусок угля обескуражил мистера Эрделя. Мистер Таузер, атаковавший с другой стороны катка, сумел вскарабкаться так высоко, что забрал вышитый палантин, но в остальном беглецу досталось все самое лучшее. Доберман-пинчер обжег ноги, пытаясь вскарабкаться на борт котла. С вершины своего неуклюжего транспортного средства Гиссинг невозмутимо смотрел вниз.
– Жалкий вольнодумец! – Воскликнула Борзой. – Тебя будет судить собрание епископов.
– Для простого непрофессионального читателя, – процитировал Гиссинг, -допустима небольшая слабость. Вам лучше вернуться и успокоить прихожан, иначе они разнесут часовню на куски. Подобные вещи окажут очень плохое влияние на церковную дисциплину.
Они выкрикивали еще угрозы, но Гиссинг уже запустил свою оглушительную машину и не слышал, что было сказано. Он оставил их препираться на обочине дороги.
Опасаясь дальнейшей погони, он свернул с шоссе немного дальше и с шумом покатил по проселочной дороге между высокими берегами и живыми изгородями, где сумах становился красным. Как ни странно, было что-то очень успокаивающее в его огромной ползающей штуковине. Он был послушен и надежен, как слон. Грохочущий лязг его движения вскоре был забыт, и стал, по сути, реальным стимулом к размышлению. Ради простого удовольствия от новизны он направился через рощу и с радостью увидел, как чудовище пробирается сквозь заросли и ежевику, а затем через поле потрескивающей стерни. Направляясь в более пустынные районы этой фермерской страны, он остановился в зарослях берез у небольшого пруда. Он провел некоторое время очень счастливо, внимательно изучая механизм. Он нашел в ящике с инструментами запчасти и масленку и отполировал их до блеска. Вода в манометре казалась на довольно низком уровне, и он наполнил его из бассейна.
Именно во время ухода за катком ему пришло в голову, что его собственная внешность необычна для дорожного механика. На нем все еще был знаменитый костюм контролера, который он аккуратно надевал каждое воскресенье в часовню. Но ему пришлось бежать без шляпы, даже без багажа, который был аккуратно уложен в сумку в ризнице. Он был уверен, что мистер Пудель уже порылся там в поисках доказательств ереси и раскола. Жемчужные брюки были испачканы маслом и угольной пылью; аккуратный вырез пальто был испачкан машинной смазкой. До тех пор, пока он будет придерживаться катка и предательской одежды, преследование и идентификация, конечно, будут достаточно легкими. Но машина ему понравилась, и он решил пока не бросать ее.
Очевидно, было лучше держаться дорог, где двигатель, во всяком случае, был бы менее заметен и где он не оставил бы следов. Поэтому он сделал длинный круг по лугам и пастбищам, неся дьявольский шум в тихий воскресный полдень. Вернув себе щебеночную поверхность, он наугад поставил каток, вызвав значительное раздражение автомобильной публики. Обнаружив, что его срезанный сюртук вызывает насмешки и веселье, он снял его; и когда кто-нибудь принимался расспрашивать, он объяснял, что совершает покаяние за необдуманное пари. Его колеблющийся насест над котлом был необычайно теплым, и он купил галлонный кувшин сидра у фермера. Подбадривая себя этим и прокручивая в уме странные события последних месяцев, он мягко загремел дальше.
Сначала он опасался яростного преследования со стороны епископа или даже целой коллегии епископов, быстро мобилизованных для этого события. Он представлял, как они несутся за ним в огромном автобусе, а он сам сдерживает их кусками угля. Но постепенно он понял, что епископ больше не будет подвергать опасности свое достоинство или рисковать выставить себя на посмешище. Мистер Пудель, несомненно, пустит по его следу комиссара по дорожным делам города, и он будет подвергнут аресту за кражу парового катка. Но вряд ли это могло произойти так быстро. Тем временем в его голове формировался план, но для его осуществления потребуется темнота.
Темнота не замедлила наступить. Когда он весело перебегал с дороги на дорогу, держа длинные вереницы моторов на каждом углу, в то время как он весело протягивал руку в знак того, что собирается повернуть, темно-фиолетовые облака собирались и накапливались. Предвидя грозу, он купил немного провизии в придорожной закусочной и свернул в поле, где разбил лагерь с подветренной стороны березового леса. Он приготовил себе превосходный ужин, поджарив хлеб и сосиски в топке "котла". Кипятком из парового крана он заварил чай; и сидел, безмятежно любуясь светло-розовым светом на широких пампасах бронзовых трав, коричневых, как шкура пантеры. С юго-востока начал дуть сильный ветер. Он зажег фонарь в задней части машины, и к тому времени, как дождь зашипел на горячий котел, он был готов. К счастью, он сохранил брезент. Он расстелил его на земле под валиком и свернулся на нем калачиком. Свет от топки согревал и сушил его.
– Лето кончилось, – сказал он себе, услышав, как вокруг него грохочет и хлещет дождь. Некоторое время он лежал, не желая спать, размышляя о теологии и наслаждаясь близким шумом ветра и погоды.
Люди, которым ампутировали руку или ногу, размышлял он, говорят, что они все еще могут чувствовать боль в отсутствующем члене. Что ж, в этом есть аналогия. Современный скептицизм ампутировал Бога из сердца, но там, где артерии были зашиты, все еще ощущается боль.
Он мирно спал до двух часов ночи, за исключением того момента, когда раскаленный уголь, проскользнув сквозь решетку, прожег жалкую дыру в его брюках. Когда он проснулся, ночь все еще капала, но наверху было ясно. Он завел мотор и осторожно поехал по черным скользким дорогам к дому мистера Пуделя. Несмотря на неизбежный шум, никто не пошевелился: он предположил, что викарий крепко спал после дневного кризиса. Он оставил каток у порога, приколов записку к рулю. Там было написано:
ПРЕПОДОБНОМУ ДЖ. РОВЕРУ ПУДЕЛЮ
этот полезный паровой каток
как символ богословского ума
МИСТЕР ГИССИНГ
Глава 13
Пароход "Померания", отплывший в полдень,
