Пора охоты на моржей - Владилен Леонтьев

Нерпу положили на кухне, подстелив клеенку. Пока Владик с Рычыпом пили чай и старик дотошно расспрашивал, как вынырнула нерпа, как он стрелял и куда целился, Рентыт ловко рассекла пекулем тушку по животу, сняла шкуру с толстым слоем сала и разделила мясо по суставам на куски.

Слух, что Влятик убил нерпу, быстро прошел по поселку, и каждый считал своим долгом похвалить его. Но так как по чукотскому обычаю каждого вошедшего надо было наделить подарком, то есть куском мяса и жира, то вскоре от нерпы остались лишь ребрышки, один ласт, потроха и немного сала со шкурой. Получили свою долю и Рычып с Рентыт, и Танат, и все соседи. Когда отец с матерью вернулись с работы, то от нерпы почти ничего не осталось.

— Где же нерпа? — удивилась мать.

— Да вот, — показал Владик на тазик с мясом.

— Ничего, мать, не огорчайся, так положено, и Владик поступил правильно, — успокоил ее отец. — Ну а ребрышки давай-ка сейчас на ужин потушим с сухой картошкой.

Владик продолжал охотиться и с каждым днем становился все опытнее и самостоятельнее. Уже никого не удивляло, когда он приходил с добычей, а старый Гемалькот по-прежнему посмеивался над ним и предлагал то одну невесту, то другую. Увэленцам нравилось, что Владик хочет стать настоящим охотником, и они помогали ему советами, предупреждали об опасностях. Как настоящий охотник — ивинилин, он вставал рано утром, выходил налегке, из дома и оглядывал окрестности. Если над сопками Гыварат и Нэпыэтлен висят облака — будет северный ветер, усилится течение и начнется мощное сжатие льдов. Облако над Туныклинской сопкой предвещало потепление и сильный южак, который в Увэлене дует с берега, и бывает, что срывает припай. Частое мигание звезд — тоже к сильному ветру, а темное-темное небо над кромкой припая говорило о большой открытой полынье. Все это были нежелательные признаки, они не предвещали хорошей охоты. Разве что в полынье могла случайно показаться у самой кромки нерпа. Но нерпа хитра, и, когда много воды, она тоже выныривает подальше, ее не достать.

С каждым днем крепчали морозы, чаще и чаще сыпал снег, временами по-настоящему пуржило. Разводья и трещины между стамухами замерзали, и лед стал намертво, словно припаялся к берегу, удерживаемый, как воткнутыми кольями, сидящими на мели стамухами. Теперь уже никаким южаком его не могло оторвать, и только километрах в двух-трех, у кромки, он по-прежнему двигался. Лед сплошным потоком шел с севера и выравнивал кромку. Когда течение усиливалось, в поселке слышался грохот. Охота на нерпу прекратилась, а потом перешла с косы к скалам, где у мыса Кытынурен кромка проходила недалеко от берега.

Как-то утром Владик, как обычно, вышел посмотреть, какая погода. Было еще темно, помигивали звезды, небо ясное, чистое, но над сопкой у Увэлена висело странное облако, которое, вытянувшись, сползло вниз к поселку. Владик впервые видел такое и не мог определить, что бы это значило. Вдруг он услышал, как к дому кто-то подошел. Это был сосед Танат. Он стал рядом с Владиком и тоже оглядел окрестности.

— Восточный ветер дует, — радостно сказал он и заговорщически добавил непонятное слово «кунуруркын». — Давай собирайся, охота хорошей будет, — и торопливо побежал к себе в ярангу.

У Владика было все наготове. Он быстро оделся и вышел. Появился Танат.

— Аттау! Пошли!

И Владик двинулся следом за Танатом. У скалы Ёпын их нагнал Роптын. Шли молча под темными скалами. В лицо слегка дул теплый ветер. У мыса Кытынурен Танат свернул и вышел на припай. Вскоре все были на кромке. Светало. Охотники сидели на глыбе льда и ждали рассвета. Танат с Роптыном возбужденно переговаривались, а Владик ничего не понимал. У самой кромки зловеще шелестела искристая шуга, из нее временами вывертывались льдины, переворачивались и снова скрывались в шуге. Течение шло с юга и плотно прижимало лед к кромке припая. Виднелись большие ровные поля молодого льда, испещренные трещинами и разводьями. Иногда поле льда упиралось краем в припай, отламывались здоровенные куски льдин и со скрипом и скрежетом ползли на кромку. Владик решил, что никакой охоты не будет и придется ждать, когда дрейфующий лед отойдет от кромки и откроется полынья. Но как только стало светло, Танат решительно встал.

— Аттау! Пошли! — и поспешно надел на ноги вельвыегыты.

«Что он, с ума сошел!» — ужаснулся Владик, увидев, как Танат, опираясь на посох и охотничью палку, смело пошел по вязкой шуге. За ним двинулся Роптын. И лед ничего — выдержал.

— Давай! Давай за нами! — махал ему рукой Танат.

Владик надел вороньи лапки. Было жутко, но все же, поборов страх, он решительно ступил на шугу и бегом бросился к Танату и Роптыну. Ему казалось, что сейчас шуга расступится и он очутится в воде. В спешке, зацепившись лыжей за лыжу, он грохнулся животом на кромку крепкого льда. Танат с Роптыном расхохотались.

— Не надо спешить, — успокоил его Танат. — Этот лед плотный, и он хорошо выдерживает человека. Пошли!

У первой длинной, сравнительно широкой трещины сели и стали ждать. Владик устроился поближе к припаю, чуть дальше расположился Танат, а Роптын пошел к другой трещине. Не успели обосноваться, как Танат выстрелил и убил первую нерпу. Ловким броском акына он ее зацепил и тут же бегом потащил к припаю. Вскоре убил нерпу и Владик. Пока он ее вытаскивал, вернулся Танат.

— Давай быстро оттащи ее на припай и снова сюда, — посоветовал он.

Охота была удачной. Танат убил три нерпы, Роптын тоже, а Владик две. Это была его первая охота на дрейфующем льду. Узнал он и новые морские охотничьи слова: «тылягыргин» — стык дрейфующего льда с припаем, «никэен» — восточный ветер, «кунурун» — течение с юга, «рочгыгэл» — дрейфующий лед. Танат объяснил ему, что, когда дует умеренный никэен, он всегда приносит молодые поля льда и бывает хорошая охота, только нельзя долго задерживаться на дрейфующем льду. Все время надо следить за кромкой, идти против течения и держаться у того места на припае, откуда сошел на лед, а если убьешь нерпу, сразу же оттаскивать ее на припай, так как с двумя-тремя опасно переходить тылягыргин. А после Владик научился переходить это опасное место, его уже не пугала шелестящая шуга и скрежет льдин, он шел по ним так же спокойно, как истинный горожанин переходит улицу, посмотрев направо и налево.

Владик обычно охотился со своими соседями — Танатом, Роптыном, Келевги или Эйнесом, но все же самым лучшим наставником стал для него Кагье, живший в другом конце поселка.

Хорошо и легко было идти следом за Кагье по морскому льду. Он здорово умел прокладывать тропу среди хаотических нагромождений глыб льда после очередного сжатия. Когда идешь за ним, не чувствуешь ни тяжелых подъемов, ни резких спусков, не изматываешься, волоча следом добычу. И, как правило, тропа, проложенная после пурги Кагье, постепенно становится общей дорогой к кромке припая. Идя по льду, Кагье часто останавливался, забирался на вершину какого-нибудь тороса и долго осматривался кругом.

— Что, устал, Кагье? — спрашивал Владик.

Кагье скупо улыбался и отвечал:

— Нет, не устал. Надо всегда осматриваться и видеть, что происходит вокруг. Ты тоже так делай, — советовал он и спускался с тороса.

В отличие от других неплохих увэленских охотников Кагье, идя по тонкому молодому льду, никогда не пробовал его крепость ударом охотничьей палки — инныпин, а ощущал толщину своими пятками, — настолько они у него были чувствительны.

От него Владик узнал, что нельзя сидеть у кромки разводья на свежей, только что смерзшейся из отдельных льдинок глыбе: она может в любое время рассыпаться; нельзя сидеть у трещины на тонком льду: из глубины воды на свет хорошо видна тень охотника и на него может напасть хищный морж — кеглючин. Ожидая нерпу, охотник должен всегда следить за припаем и берегом, совмещая два ориентира с приметной третьей точкой на берегу: если они не совмещаются, надо, взобраться на торос и осмотреться или сразу же бежать к припаю, так как лед тронулся. И много других охотничьих секретов узнал Владик.

Не любил Кагье безрассудных поступков, хотя смелость и решительность уважал. Однажды он так отругал Владика с его соседом Эйнесом, что им было удивительно видеть его таким сердитым.

Охотились они на дрейфующем льду у старого длинного разводья шириной не более ста метров. Забереги полыньи покрылись тонким льдом. В некоторых местах он был крепким и выдерживал человека, а дальше становился тоньше и под легкими ударами охотничьей палки свободно прокалывался. Нерпа шла плохо и выныривала больше у противоположного края разводья, словно знала, что у кромки ее подкарауливают охотники. Обходить разводье, чтобы перейти на другую сторону, было далеко. Владик с Эйнесом сидели в торосах в отдалении друг от друга и терпеливо ждали. Владику повезло первому.