Игра в гестапо - Лев Гурский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И ты, Мартин, волчара позорный… – вяло проговорил он уже из положения лежа. – Порядочные люди киллерам отдельно платят… а тебе бы все на нас свалить… Без кайфа нет лайфа, понял, да?
– Где ты взял наркотики?! – страшным голосом прошипел господин Фетисов, сильно пнув носком элегантного ботинка своего лежащего кадра. – Когда успел? Ты, падали кусок!…
– Бей лайфа нет… нет кайфа, – тоненько захихикал лежащий на полу бывший конвоир Курочкина. Затем физиономия его сделалась совсем бессмысленной, и он принялся пускать ртом пузыри, счастливо агукая, как младенец.
Хозяин кабинета еще раз злобно пнул его ногой, однако уже ничего, кроме новых пузырей и агуканья, не добился.
– Минут сорок его трогать бесполезно, – рискнул, наконец, подать голос Дмитрий Олегович. Как новому другу, дорогому гостю и потенциальному утопленнику ему следовало бы помалкивать, однако как медик он не мог смолчать.
Седовласый Мартин Фетисов наконец-то оставил в покое своего кадра, впавшего в блаженное детство, и повернулся к Курочкину. На лице директора фонда «Процветание» еще сохранялись остатки былой респектабельности, но гримаса свежей ярости напрочь губила прежнее умиротворенное выражение. Обратное превращение Серого волка в добрую бабушку уже никак не удавалось. Большие глаза, большие уши и большие зубы теперь невозможно было куда-нибудь спрятать.
– Почему еще минут сорок? – коротко взрыкнул Серый волк.
Курочкин почувствовал себя Красной Шапочкой, у которой спрашивают совета, с чем ее лучше съесть – с растительным маслом или с майонезом. Несмотря на возможность выбора, свободным себя Дмитрий Олегович нисколечко не почувствовал: врал военно-медицинский философ, как и следовало ожидать! Впрочем, ему, Курочкину, был задан профессиональный вопрос, каковой он никак не мог игнорировать.
– Это не наркотик, – пояснил он, кивая в сторону уже совсем бессмысленного экс-охранника на полу. – Это – гексатал.
– Чего-чего? – угрюмо переспросил бывший джентльмен господин Фетисов. В бизнесе этот Мартин, возможно, и разбирался, но в фармакологии – отнюдь.
– Суперсыворотка правды, – вежливо растолковал ему Дмитрий Олегович. – Производное от пентотала. Один лишний атом в углеродной цепочке. Эйфория плюс логорея, полное освобождение речевых центров… Но препарат был признан неудачным.
– Вот как? – не без любопытства обронил седовласый волк Мартин, брезгливо оглядывая пускающего слюни подчиненного. – А по-моему, сработано довольно эффективно.
– Совсем даже не эффективно, – вздохнул Курочкин. Глупо было спорить с профаном. – Видите, он почти еще ничего не сказал – а уже отключился. И не забудьте про расстройство двигательных функций…
– Ну, сказать он успел достаточно, – заметил негромко шеф фонда «Процветание». – Более чем достаточно. Боюсь, теперь вы не поверите в наши добрые намерения.
– Не поверю, – честно признался Дмитрий Олегович. Судя по всему, его намеревались закатать в бетон и отправить в какой-то водоем. Интересно, что страха он почему-то не испытывал. Ему скорее было любопытно, в каком именно водоеме его собираются утопить. Только бы не в Яузе – грязная противная река, никакого комфорта.
– А скажите, сделайте милость… – Волк кое-как спрятал под бабушкин череп свои большие уши, но вот с зубами ничего не выходило, – у вас случаем не осталось еще этого гексатала?
– Не осталось, – сообщил Дмитрий Олегович. – Была всего одна ампула. И ту ваш подчиненный конфисковал, – должно быть, принял за наркотик.
– Очень жаль, – сказал седовласый мафиозо Мартин и, размахнувшись, еще разок пнул ногой лежащего экс-конвоира. – Это бы облегчило нам задачу… Теперь, вероятно, вас бесполезно уверять, что мы вас отпустим восвояси?
Курочкин промолчал.
– Ах, как глупо! – пробормотал себе под нос шеф фонда «Процветание» и выдал заковыристую матерную фразу. Сейчас он мог уже это себе позволить. – Из-за какого-то вшивого наркомана все так усложнилось… Может быть, все-таки скажете сами, куда именно спрятали на вокзале деньги? Чемоданчик ведь точно наш, без обмана, зуб даю…
Курочкин по-прежнему молчал. Он вовремя понял, что пока дипломат не попал в руки Мартину, топить в Яузе Дмитрия Олеговича не станут. По всей видимости, умный господин Фетисов уловил ход курочкинских мыслей.
– Мой секретарь Коростылев прослужил в спецназе восемь лет, – уведомил Курочкина большой друг Красной Шапочки. – Он знает много-много болевых приемов. Вы что, герой? Крепкий орешек? Хотите умереть тяжело, но достойно?
Героем Дмитрий Олегович себя не чувствовал, однако умирать ни тяжело, ни легко не хотел. А потому вновь не произнес ни слова.
Седовласый господин Фетисов скорбно нахмурился, приняв молчание за знак несогласия. Должно быть, Серый волк терпеть не мог молчаливых и несогласных Красных Шапочек. Просто не переваривал.
– Приступай! – скомандовал он Коростылеву.
Но ПРИСТУПИТЬ бывшему спецназовцу кое-что неожиданно помешало. Из-за дверей вдруг послышались громкий шум, возня, что-то с резким стеклянным звоном полетело на пол, раздались неразборчивые крики и очень разборчивые неприятные сухие щелчки.
– В чем де… – раздраженно вскинулся хозяин апартаментов, но договорить не успел. Дверь в кабинет с треском распахнулась.
17Дмитрий Олегович всегда был убежденным материалистом – профессия обязывала. Подобно саперу или вагоновожатому, фармацевт не мог себе позволить роскоши в свободное от работы время потихоньку верить в жизнь после смерти: это во многом обессмыслило бы его усилия на рабочем месте. Сегодня Курочкин уже неоднократно становился свидетелем ужасных превращений живых людей в мертвых, однако внезапное воскрешение из мертвых было и вовсе непереносимым кошмаром. Фортуна, исчерпав свой запас земных штучек, принялась за сверхъестественные. «Чур меня!» – захотел вскрикнуть Дмитрий Олегович, но язык, словно замороженный лошадиной дозой новокаина, отказался повиноваться хозяину. И руки-ноги – тоже.
В отличие от Курочкина, бравый спецназовец Коростылев не испытывал пиетета к гостям из загробного мира. Мгновенно сориентировавшись, он бросился вперед, на ходу выхватывая из-за пазухи увесистый пистолет с коротким дулом и внушительного вида барабаном. По логике вещей, все пули в барабане должны были быть отлиты из серебра, но проверить это предположение никому из присутствующих не довелось. Человек из загробного мира оказался проворнее. Протарахтела короткая очередь – и бритый секретарь-референт Коростылев грузно шмякнулся на пол, прямо лицом в ковровую дорожку, в двух шагах от своего молодого коллеги, который по-прежнему блаженно агукал и пускал веселые детские слюни.
В кабинете сразу запахло порохом – совершенно нормальным, земным, ничуть не загробным и даже не ароматизированным.
– Как же так, Дима? – с упреком проговорила прекрасная Надежда, опуская ствол миниатюрного автомата, из которого только что был застрелен секретарь-референт. – Вы мне до посинения лепили горбатого, что знать не знаете Мартина, даже хоккеиста приплели какого-то… Но стоило мне на часок умереть, как вы со всех ног бросились к своему Фетисову! А ведь я вас почти полюбила…
Непослушный язык все еще не желал подчиняться Курочкину, поэтому сил пока хватило лишь на гримасу, призванную хоть отчасти заменить слова. Опытный физиономист без труда прочел бы на лице Дмитрия Олеговича целую поэму, где нашлось место и радости, и недоумению, и желанию объяснить – получше и побыстрее, – что он вовсе не лжец. Однако прекрасная Надежда и не подумала разгадывать секреты курочкинской гримасы.
– Майкл, посмотри только на эту мордашку! – засмеялась блондинка оскорбительным смехом. – Чтобы такое увидеть, ей-богу, не жалко измазать свое платье этим клюквенным сиропом… Ну, где ты там, Седло? Иди скорее!
Со стороны приемной послышался шум, а затем за спиной воскресшей Надежды объявился высокий чернобородый атлет в джинсовом комбинезоне. В одной руке он держал тупорылый пистолет, похожий на коростылевский, а в другой – жестяную пивную банку.
– Поаккуратнее там с мебелью! – искоса бросил атлет кому-то в приемной, потом небрежно чмокнул в шею прекрасную блондинку и лишь после этого разрешил себе оглядеть Курочкина. – Забавная рожа, ты права, цыпочка, – согласился он, выдержав небольшую паузу. – Где только Мартин такого раздобыл?…
После первых же нескольких слов атлета Дмитрий Олегович догадался, что перед ним – тот самый Седло, организатор перестрелок и шеф фирмы «Мементо».
– Мартин – большой шутник, – задумчиво проговорила блондинка. – Особенно он любит шутить с кэшем…
При упоминании своего имени из-за кожаного кресла возникла седая голова, слегка растрепанная. Впрочем, хозяин апартаментов старался держаться с остоинством, как и подобает Волку-джентльмену при встрече с невоспитанными охотниками.