Золотая кость, или Приключения янки в стране новых русских - Роланд Харингтон

Ее супруг, который неуверенно шатался по горнице, нюхая валявшиеся на полу пустые бутылки, вдруг остановился передо мной и пробормотал:

— Ты мою бабу не лапай, а не то я тебя порешу.

Было ясно, что председатель страдает от похмелья, как часто бывает на Руси после хорошей party,[142] и я весело послал его туда, где раки трахаются.

Но вот завтрак окончен. Из двора донеслось звонкое пердение. Я выглянул из окошка и увидел желтую «Запорожицу», которая бойко вертелась вокруг колодезя, распугивая петуха и его куриный гарем.

Лихач Варикозов посылал мне намек: пора начинать осмотр Свидригайлова.

Церковь Св. Степана скромно господствовала над округой. Построенная триста лет тому назад местными умельцами без сучка и задоринки одними золотыми руками, она походила на пагоду, как многие русские народные храмы. В эпохи феодализма и капитализма это здание было центром религиозного космоса свидригайловцев. Ранние Хакены, несмотря на лютый лютеранизм, уважали веру селян и поощряли их крестные ходы и закоулки. Поздние Хакены, познав в процессе русификации таинства Восточной Церкви, щедро жертвовали ее свидригайловскому филиалу канделябры, триптихи, ризы и другие предметы культа. Помещичий патронаж преобразил деревенский храм в памятник архитектуры восемнадцатого века. Плюс, праотцы зорко следили за тем, чтобы крестьяне не вносили в свою веру языческие элементы, к чему русский народ иногда склонен. Так, когда Вольдемар фон Хакен узнал, что в Свидригайлове развелись домовые, он пригласил туда знакомого розенкрейцера, и тот изгнал нечистый душок из крестьянских избушек. Процедура изгнания сопровождалась сценами, которым было бы место в фильме «The Exorcist».[143] Впрочем, Вольдемар был сексистом своей эпохи и разрешал местным русалкам плескаться в реке Свидригайловке, ибо находил их прелестными.

Сто с лишним лет спустя Отто Рейнгардович фон Хакен, последний мой предок, базировавшийся в России, и щедрый патрон мира искусств, захотел придать церкви более современный вид. Сначала Отто решил нанять с этой целью Врубеля, но потом передумал, так как демоническая тематика художника не совсем подходила для места богослужения. Тогда он связался с Владимиром Татлиным, которого рекомендовали ему знакомые авангардисты из кафе «Бродячая собака», где гофмаршал часто проводил обеденный перерыв.

Талантливый молодой художник предложил оставить старую церковь, как есть, а рядом с ней для эстетического контраста построить новую, суперсовременной формы.

— Я воздвигну для вас храм выше Эйфелевой башни! — поклялся будущий конструктивист будущему белоэмигранту.

— Лишь бы не выше Вавилонской, — улыбнулся гофмаршал.

Но когда Татлин представил свой проект, Отто откровенно обомлел. Косая пирамидальная структура из стекла и стали, пронизанная вертящимся, светящимся цилиндром, шокировала вкусы даже передового царедворца. Татлин не получил заказа, что впоследствии стало для него обычным делом, и с горя уехал к Пикассо в Париж.

Церковь Св. Степана продолжала барочно и одиночно возвышаться посреди деревни.

Но вот грянули две революции 1917 года. Оказавшись без царя в голове, крестьяне потеряли уважение к собственной религии и к чужой собственности. Они разграбили имение, затем атеизировались, затем коллективизировались. Бесхозные большевики устроили в церкви склад, но на товарах, которые там гнили, лежал государственный знак низкого качества. Эти корявые изделия были настолько неходовыми, что даже свидригайловское сельпо не могло продать их за бесценок.

Прошли невзгоды. Советы обрели совесть, но потеряли власть. В России настало новое смутное время. Селяне поняли ошибочность апостазии дней ленинских ужасного начала и бухнулись в религию. Весной 1992 года они созвали сходку, чтобы спасти свои души.

Первым делом всем скопищем единогласно избрали почетный президиум в составе кабинета министров Егора Гайдара. Вторым делом постановили выписать из райцентра священника.

Вскоре поп был тут как пуп. Свидригайловцы снова запахли на ладан, над деревней снова разнесся малиновый звон…

Газон перед храмом зеленел осеннему сезону вопреки: сельские руководители не пожалели на него краски в честь моего визита. Я выпрыгнул из «Запорожицы» прямо на паперть, где среди толпы кликуш и клише стояла лохматая фигура в рясе. То был поп — волосатый лоб, уже знакомый мне по вчерашнему хлебосолу на околице. Своим обликом духовное лицо разительно напоминало Джефа Лина, певца группы «Electric Light Orchestra», которую я любил слушать, когда был студентом. Впрочем, чистый взгляд и ногти обличали в нем порядочного человека.

И действительно, отец Спартак, как звали священника, оказался большим любезником. При виде задорного заморского меня он вежливо побледнел и пригласил осмотреть храм. С гордостью показал он мне его оборудование, и в первую очередь новую, но уже изношенную купель, в которой за последнюю пятилетку прошло крещение все население Свидригайлова, кроме начальника милиции (члена КПРФ) и агронома (члена СПС).

На кладбище за церковью я прослезился среди нечуждых мне гробов…

Отец Спартак был красноречив и краснодум. Повторная встреча с бедовым барином настроила его на откровенческий лад. Пока мы ходили туда-сюда, он приветливо делился со мной хитрой историей своего обращения и рукоположения, временами от волнения переходя на церковно-славянский язык.

Привожу его агиографический рассказ в моем задорном изложении.

История отца Спартака

В эпоху игуанадона Брежнева в областном городе N родился, вырос и учился на химфаке Спартак Весталкин, сын и внук госслужащих средней ноги. Круглый отличник, научный атеист и страшный стукач, Весталкин легко переходил с курса на курс, одураченный диаматом и жаждой элитной жизни. Распевая советские песни, вкалывал на субботниках и шабашниках, размахивая повязкой дружинника, выгонял верующих из церкви в дни Пасхи. Вдобавок Весталкин был заядлым греховодником. Несмотря на членство в комсомольском бюро, он регулярно растлевал невинных первокурсниц под вражескую музыку «Машины времени» или даже «Rolling Stones», а на утро, порядком исковеркав их юные жизни, лицемерно подавал на них сигнал в деканат. Не забывал студент и о занятиях спортом, будучи капитаном институтской волейбольной команды.

Карьерист науки имел цель: поступить в аспирантуру, с тем чтобы потом распределиться на престижную работу и поедать кремлевский паек. С поступлением все получилось. Весталкин вкалывал, как вол(к). Он написал диссертацию о любви партии к синтетическим волокнам, хорошенько защитился и сразу же после этого настучал на своих оппонентов в соответствующее учреждение.

Кремлевские геронтократы оценили достижения молодого специалиста и воздали ему по заслугам. Весталкина направили в Носонос-15, почтовый ящик, расположенный в ущельях Урала. Здесь у черта на куличках изуверы-ученые изобретали ядовитые газы, чтобы травить ими американскую и китайскую военщину, а также других вероятных противников Страны Советов.

Сперва Весталкин опечалился, что его не распределили в Москву или на худой конец Ленинград, но затем, как полагается советскому гелертеру, взял себя в руки и начал осваиваться в носоносном коллективе. Он вступил в ряды КПСС, стал политинформатором и получил переходящее знамя передовика. Вскоре амбициозный химик почувствовал себя в своей пробирке. «Коммунисту на Руси жить хорошо», — беспечно повторял он, не ведая, что готовит стране судьба.

А пока на дворе стояли застойные семидесятые. Благодаря политике разрядки напряженности лаборатория, в которой работал новичок-большевичок, процветала. Внешнеторговые ведомства СССР знали, как соблазнять западных капиталистов, и те с радостью продавали им самые секретные агрегаты, лишь бы получить барыши.

Способный Спартак работал с огоньком: экспериментировал на всю катушку, проводил дни и ночи на полигоне, усеянном трупами подопытных животных, вносил рационализаторские предложения. Он был убийцей в белом халате и с гордостью носил это звание. В его голове демонически вертелись слова поэта:

Товарищ Ленин,           я вам докладываюне по службе,           а по душе.Товарищ Ленин,           работа адоваябудет            сделана                     и делается уже.

Не прошло и года с тех пор, как Весталкин очухался в Носоносе-15, а за успехи на профессиональном поприще он был повышен в звании до младшего научного сотрудника. Лабораторное начальство радовалось его усердию, а оперуполномоченный КГБ — богатому источнику доносов. Ударник того и другого труда, химик получил вне очереди двухкомнатную квартиру с прекрасным видом на здание горкома. Он приобрел японский холодильник и прелестную носоносную жену, меж тем теряя последние принципы.