Вся мировая философия за 90 минут (в одной книге) - Посмыгаев

он правил Францией уже 40 лет. Ему нравилось общество интеллектуалов: основатель Сорбонны был его близким другом и яркие представители церкви, такие как Фома Аквинский, оказывались частыми гостями за его столом. Луи был известен в Европе своей беспрецедентной дипломатичностью.

Он действительно держал слово, даже если ему были не выгодны подписанные им договоры, — качество настолько же редкое в XIII веке, как и в XX. Луи IX был также инициатором строительства церквей, самой знаменитой из которых является Сент-Шапель в Париже, построенная, чтобы хранить очень редкую реликвию, подаренную ему императором Византии (терновый венец Христа).

Но больше всего Луи IX запомнился потомкам своими крестовыми походами. В 1248 году он начал шестой крестовый поход. Все шло хорошо до 1250 года, когда Луи был разбит и захвачен в плен при защите крепости Аль-Мансура в Египте. Он содержался в Сирии, пока четыре года шли переговоры по его возвращению. Наконец, его освобождение было куплено ценой огромной суммы денег и сдачи всех завоеванных им во время похода территорий.

После этого многие думали, что Луи IX откажется от идеи крестовых походов, но через несколько лет он начал планировать новый. Наконец, в 1270 году он еще раз собрался в Священную землю. Однако заболел лихорадкой вскоре после выхода из Франции и вынужден был остаться в Тунисе, где и умер. Через 27 лет Луи IX был причислен к лику святых.

Король Луи IX был весьма расположен к Фоме Аквинскому. Одна из самых достоверных историй про Аквината повествует о том, как он отправился на ужин, который давал король. Речь короля неожиданно прервал один из гостей, сильно ударивший кулаком по столу. Весь зал замер и уставился на человека, который даже не понял, что он сделал. Это был, конечно, Аквинат. Глубоко погруженный в свои мысли, он бормотал себе:

«Вот теперь ясно!»

Король, не привыкший, что его так прерывают, потребовал объяснений. Фома подошел к нему и сказал: «Простите меня, ваше величество, но я только что понял, как опровергнуть манихейство».

Луи был так впечатлен клириком, забывшим о том, что тот находится на королевском ужине, что вместо наказания приказал ему продолжать размышления и выделил секретаря для их записи.

В манихействе, христианской ереси, возникшей в третьем веке, мир считался результатом борьбы между добром и злом, светом и тьмой.

Человеческая душа состоит из света, но поймана в ловушку тьмы, из которой должна освободиться.

Простота и связность этой доктрины, корни которой уходят в дохристианские культы, сделали манихейство популярным верованием в Средиземноморье (св. Августин был манихеем, прежде чем признал христианство).

Аквинат опроверг манихейство, отрицая его дуализм. Зло не существует само по себе как положительная сила, это просто недостаток блага. Даже совершая самые злые поступки, мы всегда имеем в виду добро (так, как мы его понимаем). Психологически это понятно. Убийца рассматривает смерть своей жертвы как благо, даже палач делает свое дело, считая, что оно полезно. Суть в том, что наши представления о добре могут быть ошибочными, что и делает их злом. Несмотря на то, что манихейство было опровергнуто Фомой Аквинским, оно оказалось не менее умело восстановленным его учеными противниками и продолжало существовать до XV века и, возможно, дольше.

Действительно, есть исторические исследования, утверждающие, что это учение проникло и в Новый Свет вместе с первыми поселенцами.

Но у Аквината были и другие дела в Париже, кроме опровержения ересей за королевским ужином.

Для того чтобы защитить доминиканцев и воспрепятствовать разрушению аристотелизма, он написал трактат, который называется «De Pestifera Doctrina Retrahentium Homines a Religionis Ingressa» (что можно свободно перевести как «Все о смертельной доктрине, выдвигаемой ретроградами, которая может привести нас обратно в Темные века»). Возможно, из-за интригующего заголовка этот трактат скоро стал бестселлером в Латинском квартале, и Аквинат выполнил свою миссию.

В 1272 году он вернулся в Италию и занял пост преподавателя в своем родном университете Неаполя. Здесь он продолжил работу над вторым великим трудом «Сумма теологии» — попыткой свести вместе все различные элементы своей мысли во всеобъемлющую философскую систему. В нее должны были войти все моральные, интеллектуальные и теологические принципы католической церкви. Хотя эта работа не завершена по причине смерти Фомы Аквинского, она остается самым полным и самым лучшим выражением средневековой мысли. Произведение Аквината не вызывает сегодня массового интереса: его изучают разве что католики, потому что в нем содержится истина о философии.

Тон задают пять доказательств бытия Бога. (Современный читатель мог бы удивиться, зачем необходимо пять доказательств, когда достаточно и одного.) К числу других тем, обеспечивших известность работы, относятся следующие: «Каков будет мир после Судного дня?», «Являются ли слабость, невежество, злость и страсть результатом греха?» и «Прекратится ли движение небесных тел после Судного дня?». Вам, может быть, трудно поверить, что средневековые ученые питали большой интерес к этим темам, особенно если они уже сопровождаются перечислением всех «за» и «против» и снабжены цитатами «философа» (Аристотеля) и других давно почивших авторитетов. Но вы ошибетесь. В это время в Европе возникло множество монастырей, некоторые из которых в весьма отдаленных районах. Внутри этих учреждений низшие монахи занимались в основном тем, что выращивали репу и пили пиво, предоставляя интеллектуалам сражаться с болезнью, которая достигла масштабов эпидемии, а именно вялостью, часто известной как «болезнь монахов», отупляю щей апатией или леностью. В таких обстоятельствах длинные и усердные обсуждения Фомой Аквинским вопросов о том, «руководит ли душа движениями тела у неразумных животных», «сохраняется ли тело у воскресших после смерти» и «должны ли мы любить свое тело», могли оказаться интересным чтением.

К счастью, Фома был заинтересован в том, чтобы написать нечто большее, чем ответ христианства Талмуду. Помимо скучных монологов в его работах присутствуют мысли, опережающие свое время. Возьмите, например, рассуждения Аквината о том, сопровождает ли боль и страдание всякое удовольствие. Он начинает с цитирования «философа»: «Удовольствие — это своего рода пробуждение аппетита к благу, тогда как страдание возникает, когда что-то не удовлетворяет этому аппетиту». Затем в абзаце, который не должен смущать своей старомодностью, он продолжает: «Человек может обнаружить себя в печали, когда он занимается приятным делом, которое он разделял с другом, но теперь этого друга нет или он умер. При таких обстоятельствах в нем существуют две причины, которые производят противоположные следствия. Мысль об отсутствии друга причиняет ему страдание. С другой стороны, его жизнь в настоящее время посвящена приятному делу, вызывающему у него удовольствие. Каждая из этих причин в чем-то меняет другую. Но наше восприятие настоящего сильнее, чем