На берегах тумана - Федор Чешко

Фасо уже возвращался, держа под мышкой перепачканный грязью клинок. Нурд шагнул навстречу, властно протянул руку:

— Дай.

Тот отпрянул в злобном испуге, крепче прижал к себе ношу:

— Я сказал: дай! — повысил голос Витязь. — Или ты не понял?

Но Фасо только ухмыльнулся, процедил:

— Может, вымолить для Хона соизволения владеть проклятым оружием? И он станет новым Витязем. Ты хочешь такого?

— А ведь похоже, что ты грозишь мне. — Нурд оскалился, вздернул подбородок. — Похоже, что пора бы тебя маленько окоротить...

Фасо отступил еще на шаг, взвизгнул:

— Среди людей Витязь может быть только один, такова воля Бездонной!

— Ты смеешь бормотать о воле Мглы? — удивление Нурда, казалось, не имело границ. — Бездонная повелела послушникам оповещать о пришествии в Мир своих порождений. Кто же прозевал появление бешеных, из-за кого нынче погибли почти что два десятка братьев-людей? Ты ответь мне, Фасо, ты не молчи. А что это за странная одежда у тебя на ногах? Уж больно похожа она на одеяния проклятых... Или я плохо вижу во тьме?

Фасо молчал. Витязь ухмыльнулся, сплюнул.

— Помни, старший брат, помни мои слова: вас много, но ушедший во Мглу Амд, Прошлый Витязь, передал мне свое умение и свою силу не только затем, чтобы я убивал исчадий и проклятых. Он велел мне стеречь покой Мира ото всех посягателей. Ты понял? Ото всех! Я знаю, чему вы пытаетесь научиться, укрываясь от людских глаз на своих заимках, но я знаю и другое: постигнуть воинское искусство нельзя, если нет над тобой живого учителя. Даже если Древняя Глина сохранила для вас какие-то знания мертвых, это вам не поможет. Я всегда — ты слышишь?! — всегда буду достаточно силен, чтобы управиться со всеми носящими серое. А теперь дай сюда клинок. Считай, что я беру его для себя, и утешайся этим.

Но Фасо снова отпрыгнул, зашипел, тряся щеками от ярости:

— Думаешь, Истовые не знают известного даже тебе?! Думаешь, Амд вправду покорился обычаю и ушел в Бездонную? Вот тебе!.. — Фасо прищелкнул пальцами, захохотал. — Амду предложили выбор, и у него хватило ума выбрать правильное! А ты... — он вдруг швырнул голубой клинок под ноги Нурду. — Забери! Я не боюсь твоей силы!

Вопли Фасо стали совсем уж невнятными, он впился глазами в хмурое лицо Витязя, шагнул ближе, вздрагивая от злобы и напряжения. Нурд не отвел взгляда. Он только неторопливо вытащил из складок накидки короткое широкое лезвие и вдруг стремительно завертел им перед носом старшего брата, превратив полированный металл в слепленный из факельных бликов призрачный круг. А когда Фасо обмяк, осознав бессилие своих глаз перед этой сверкающей защитой, искристое лезвие замерло, упершись острием ему в горло.

— Вот чего стоит твое ведовство, Фасо, — голос Витязя был усталым и тихим. — И прочее ваше умение, поверь, стоит не больше.

Фасо не ответил. Он молча отстранил Нурдову руку, сжимающую клинок, молча вскарабкался на телегу, и она, вихляя колесами, покатилась во тьму.

Нурд закусил губу.

— Плохо, — сказал он. — Это очень плохо, если Амд решился их обучать.

Витязь замолк, пошел было к костру, но приостановился вдруг, обернулся:

— А всего хуже, что Фасо не побоялся этакую тайну раскрыть, единственно только чтоб меня напугать. Либо он ума напрочь лишился от злости, либо... Либо уже совсем готовы они.

6

Если в горшок с колодезной водой не спеша лить кипяток, то вода потеплеет сперва чуть-чуть, потом сильнее, а потом либо кипяток закончится, либо не останется места в горшке. Так же бывает и когда Бездонная принимается вливать лето в зимние холода.

Леф не мог заметить начало весны, и это не только потому, что вновь тяжко захворал в то время. Ведь даже потом, когда разрешили ему выходить из хижины и объяснили, что зима кончилась, он, хоть и пытался, не сумел заметить какие-либо перемены в Мире.

Да, снег на Лесистом Склоне потемнел, его почти не стало, и Рыжая наполнилась стремительной мутной водой. Да, вроде бы потеплели дни. Ну и что с того? Такое уже бывало зимой, но всегда ненадолго. И теперь холода, наверное, только и ждут случая воротиться. Потому что ночами твердеющая земля по-прежнему обрастает инеем, словно искристым мехом, а частые суетливые дождики со смертью солнца оборачиваются мельтешением сырых неуклюжих хлопьев.

Лишь через несколько дней Леф вдруг осознал, что земля и небо вкрадчиво, почти незаметно для глаз меняли свои цвета. То есть нет, цвета в общем-то оставались теми же. Низкие тяжелые тучи, как и раньше, были серы, но видневшаяся сквозь них голубизна становилась пронзительнее, ярче и проглядывала все чаще.

А земля... Прежде в бурых космах прошлогодней мертвой травы лишь кое-где упрямые стебли продолжали еще цепляться за свою полную мучений жизнь. Но с каждым теплым днем зелени становилось больше; даже на казавшихся безнадежно мертвыми плешинах вытоптанной глины пробивалась чистая зеленая шерстка.

И это было только началом. Вскоре после пришествия бешеных, настоящая весна обрушилась на Мир. В считанные дни все стало другим, и, чтобы не заметить этого, следовало бы уродиться слепым, глухим, лишенным дара осязания недоумком.

А потом... Потом, наверное, у Бездонной вышел весь ее кипяток. Перемены закончились. Наступило лето.

Зато стало меняться другое. Исчез Фасо — эту новость принесла Гуфа. Она появилась в хижине Хона дней через десять после победы над проклятыми, выгнала Раху в огород и рассказала, что на послушнической заимке побывали гости: два старца в сером (не иначе как из числа Истовых), а при них сутулый человечишко с лицом, обезображенным так, словно когда-то кожу с него клочьями драли. Когда же старцев увезли, урода с ними не было — похоже, он остался жить на заимке. Все время гостевания Истовых небо над жилищем носящих серое по ночам рдело от факелов, из-за частокола слышалось неустанное пение, и все послушники чего-то очень боялись.

Откуда Гуфе про все это ведомо, ни Хон, ни даже Леф спрашивать не стали — все равно ведь не скажет, а если и скажет, то непонятное что-нибудь. Они помалкивали и жадно слушали, а Гуфа бормотала, глядя в очаг, что кажется ей, будто Истовым донесли на старшего брата, который давеча выболтал Нурду сокровенное, и те явились, чтобы покарать Фасо. Теперь старшим на здешней заимке стал Устра, бывший прежде одним из пестователей жертвенной твари (должно быть, он же и донес, свел какие-то старые счеты). Самого же Фасо Гуфино ведовство не сумело выискать среди живых. Значит, его покарали гибелью.

А еще рассказала Гуфа, что в ночь отъезда Истовых с заимки весьма далеко оттуда — среди обширных замшелых развалин древнего Гнезда Отважных, где, по обычаю, следует обитать каждому из Витязей, — приключилось неладное. Из каменного свода невесть почему вывалилась тяжкая глыба, и если бы Нурд за миг до этого не подхватился с ложа, быть бы горю.