Сталин шутит. Лучшее и новое - Арсений Александрович Замостьянов

– Нет, – сказал я, – я вижу много недостатков.

– Какие же недостатки?

Я перечислил недостатки, которые мне стали ясны, особенно после постановки оперы на сцене.

Разговор касался вообще музыки, оперной классики. И вот, собственно, тогда, в этом разговоре, Иосиф Виссарионович и выразил мысль о том, не пора ли нам начать работать над собственной, советской классикой. В те времена Большой театр совсем не ставил советских опер. Ленинградский Малый оперный театр впервые поднял вопрос о создании советских опер на современную тематику.

Говорили о советской музыке и об отношении к новой музыке консервативных элементов.

Товарищ Самосуд рассказал, какую борьбу он выдерживал, ставя молодых, «зеленых» композиторов.

– Ну, это вам, наверное, старики мешали? – спросил Сталин. И сам ответил: – Наверное, старики.

Беседа продолжалась в течение всего антракта. Когда прозвучали звонки, призывающие к последнему акту, Сталин и Молотов пожали нам руки и пожелали дальнейших успехов.

Нужно ли говорить о том, как мы сожалели о краткости антракта!

Эта встреча отразилась на всем моем дальнейшем творческом пути. Уверенность в том, что творческая линия, взятая в «Тихом Доне», при всех недостатках, неровностях-правильная и одобрена таким человеком, который для меня, как и для всех, является колоссальным авторитетом, дала мне возможность в очень короткий срок с большим подъемом работать над второй оперой – «Поднятая целина», по замыслу гораздо более трудной. Сама тема, по отзывам тех же «стариков», являлась неосуществимой. Но, плохо или хорошо, я скоро доказал, что эта задача может быть принципиально осуществима, и «Поднятая целина» вступила в свой третий сезон благополучно. Эта уверенность в правильности пути дает мне возможность работать и сейчас.

Я сейчас пишу «Волочаевские дни». Пишу с увлечением и подъемом, не забывая ни на минуту человека, воодушевившего меня, открывшего в свое время передо мною все творческие пути, – товарища Сталина».

На одном из предвоенных совещаний Сталин задал наркому обороны Климу Ворошилову малозначительный вроде вопрос:

– Так Вы в Монголии запрещаете пить нашим командирам?

– Запрещаю, товарищ Сталин.

– Может быть, скажем так: не рекомендуете?

– Не рекомендую, товарищ Сталин.

– Ну, это другое дело.

Угощая гостей, Сталин, как правило, шутил. Никакое застолье у него не обходилось без шуток-прибауток. Особенно, когда хозяин потчевал кого-либо горячительными напитками. А предпочитал он угощать перцовкой.

– Попробуйте, не отказывайтесь, – уговаривал он и кивал на Ворошилова, – Знаете, почему у Климента Ефремовича такой румяный цвет лица? Он перцовку пьет…

То ли от того, что Сталину стало скучно после длительной работы в одиночестве, то ли он элементарно устал от этой самой работы, но как-то позвал охранника дачи и предложил ему выпить с ним по рюмочке. Тот, естественно, отказался:

– Товарищ Сталин, я на службе.

– А я что, бездельничаю? – притворно рассердился Сталин.

Оба рассмеялись.

У Сталина в гостях частенько бывали литераторы. Вот и на этот раз они собрались в Кунцеве. Ужиная, оживленно беседовали, произносили тосты. Не пил только один писатель (имя его мемуаристы не называют). Сталин спросил:

– Почему Вы не пьете?

Тот отвечал, изображая крайне загруженного делами человека. Возможно, так оно обстояло в действительности, но в этом случае напрашивался бесцеремонный вопрос – а чего тогда приперся? Словом, ответ прозвучал следующий:

– Мой рабочий день начинается очень рано, и я должен быть в полной форме.

– Ну что же, – ничуть не обидевшись, сказал Сталин, – давайте отпустим писателя, ему завтра нужно работать, он очень занятой человек – не то, что мы.

Сталин много раз слушал граммофонную пластинку с записью оперы Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин») в старом дореволюционном исполнении.

В советское время опера Глинки была вновь поставлена в Большом театре в 1939 г. Побывав на спектакле, Сталин как тонкий ценитель музыки спросил, имея в виду оркестровку:

– А где же колокола?

– Их нам велели снять.

– Не лучше ли снять того, кто это велел, а колокола вернуть?! – скорее всерьез, нежели в шутку сказал Сталин.

Актер Игорь Ильинский после выхода в 1938 году на экраны кинокомедии «Волга-Волга» был впервые приглашен на праздничный концерт в Кремль. Сталин подошел к столу, за которым сидел Ильинский, оперная певица Наталья Шпиллер, другие известные гости и обменялся несколькими фразами с певицей. Потом спросил, кивая на Ильинского, а это кто? Ильинский попытался объяснить, что он тоже артист, но Сталин почему-то нахмурился и снова спросил у сопровождавших его лиц, как сюда попал незнакомый ему человек. Ему объяснили, что это тот, кто в фильме «Волга-Волга» сыграл роль недалекого администратора, заведовавшего искусством в районном масштабе – Бывалова. Сталин заулыбался:

– Товарищ Бывалов, здравствуйте. Мы, бюрократы, всегда поймем друг друга…

Артем Сергеев – приемный сын И. В. Сталина и друг Василия Сталина – хранил письма последнего к отцу. На одно из них было наложено нечто вроде резолюции. В том письме Василий, проходивший службу после окончания летного училища, просил отца выслать ему денег. Мол, в части открылся буфет, к тому же хотелось бы сшить новую офицерскую форму.

Сталинская резолюция гласила:

1. Насколько мне известно, строевой паек в частях ВВС РККА вполне достаточен.

2. Особая форма для сына тов. Сталина в Красной Армии не предусмотрена.

Рассказывая и показывая это писателю Феликсу Чуеву, Артем Сергеев смеялся: «Денег Васька не получил».

Немцы знали, где находится Кунцевская дача и не раз пытались разбомбить ее. Рядом с террасой дачи стоял спаренный зенитный пулемет. Однажды над головой промелькнул одиночный вражеский самолет. Оказавшийся на даче Василий Сталин подбежал к бойцам, возмущаясь, почему они не стреляют, и выпустил вслед самолету длинную очередь. Услышав стрельбу, И. В. Сталин спросил у охраны:

– Кто там палил?

– Василий.

– Ну и как, попал?

– Нет.

– Тоже мне, «ворошиловский стрелок»!

Однажды писателя Николая Вирту вызвали в Кремль по какому-то делу. Сталин усадил гостя, а сам стоял и курил. Гость поднялся и