КГБ и тайна смерти Кеннеди - Олег Нечипоренко

С уважением Л. X. Освальд»

(Дело Освальда. Т. 5. С. 26).

С середины 1961 года Освальд добивался от властей двух стран осуществления своего намерения выехать в США с женой с той же напористостью, с какой осенью и зимой 1959 года рвался получить разрешение на проживание в СССР. Он уже не удовлетворяется перепиской только с американским посольством в Москве и в конце декабря напрямую пишет одному из сенаторов, которого просит «поднять вопрос о задержании советским правительством гражданина США вопреки его воле и выраженному им желанию» (ОКУ. Прил. 13. С. 708).

В этот период Освальд в меньшей степени скрывает свои ностальгически патриотические чувства. Получаемые от родственников из США некоторые рекламные проспекты он дарит знакомым девушкам, подчеркивая: «Это из Америки, американское…».

В беседах обсуждает жизнь в Америке, правда, если раньше в таких разговорах он осуждал дискриминационные законы США, то теперь заявляет, что «он южанин и не любит негров».

К концу года в КГБ Белоруссии уже имелось достаточно информации, чтобы сделать выводы, которые могли бы, в принципе, лечь в основу предложений для принятия решения об отъезде семьи Освальд из СССР: «В результате изучения Освальда данных, свидетельствующих о проведении им шпионской или другой враждебной деятельности, получено не было. Вначале он был лояльно настроен к нашей стране, но после посещения американского посольства начал допускать отдельные отрицательные суждения о советской действительности, увязывая это с задержкой в решении вопроса о выдаче ему визы на выезд в США» (Дело Освальда. Т. 3. Ч. 4. С. 49).

Логическое завершение сказанного совершенно очевидно — дать ему визу, и пусть катится на все четыре стороны. 21 ноября 1961 года КГБ при Совмине БССР выносит заключение о разрешении на выезд Прусаковой (Освальд) в США. Однако в нем сказано, что «окончательное решение вопроса о выезде необходимо согласовать со Вторым главным управлением КГБ при СМ СССР» (Дело Освальда. Т. 6. С. 20). Значит, оно должно быть рассмотрено в КГБ в Москве и, если возражений не последует, будет передано в Верховный Совет для вынесения постановления.

Сколько времени займет эта процедура в Центре, никто сказать не может. Но в начале января истекает срок разрешения на проживание Освальда в Союзе в качестве лица без гражданства, и нужно быть готовыми к очередному продлению этого срока. В Минске начинают сбор необходимых для этого документов.

По линии МВД следует запрос на завод, где работает Освальд, о представлении на него характеристики — одного из документов, входящих в пакет материалов, требуемых при оформлении продления. Вот какой образ Освальда сложился на заводе, судя по этой характеристике:

«ХАРАКТЕРИСТИКА

на регулировщика экспериментального цеха

Минского радиозавода

Принят на работу 13 января 1960 года. За время своей работы регулировщиком квалификацию освоил недостаточно. Инициативы к повышению квалификации регулировщика не проявляет.

На замечания мастеров гр-н Освальд реагирует болезненно, к работе относится небрежно. В общественной жизни цеха участия гр-н Освальд не принимает и ведет себя замкнуто.

Характеристика выдана для представления в городское Управление милиции города Минска.

Директор завода. Начальник отдела кадров.

Печать».

Марксистские идеалы Освальда явно не подкреплялись его практической трудовой деятельностью в первом социалистическом государстве.

В это же самое время в руководстве КГБ Союза произошли изменения — на смену ушедшему А.И. Шелепину был назначен председателем В.Е. Семичастный. Спустя 30 лет обращаюсь к нему по интересующему меня вопросу:

«Вопрос. Владимир Ефимович, когда вам впервые доложили материалы на Освальда? Кто докладывал и в связи с чем? Какие предложения давались и какие были приняты решения?

Ответ. Это произошло буквально в первые дни после моего назначения в КГБ. В конце 1961 года возник вопрос о намерениях Освальда возвратиться в США. Из Минска пришло заключение о разрешении Марине Прусаковой, жене Освальда, выезда в Америку. Для принятия окончательного решения об их отъезде или оставлении нужно было учесть мнение ПГУ и ВГУ. Начальник ПГУ сразу сказал мне, что Освальд для разведки никакого интереса не представляет. Через неделю такое же мнение высказал и начальник Второго главка Грибанов. Во время доклада на мой вопрос о том, как поступать, он ответил: «На кой черт он (Освальд) нам нужен». Оба (Сахаровский и Грибанов) порознь рассказали мне историю Ли Харви Освальда начиная с 1959 года, то есть с момента его появления в Союзе и попадания в поле зрения КГБ.

За все время наблюдения за ним в период проживания в Союзе было установлено, что он никоим образом не пригоден для оперативного использования. Сложилось впечатление о нем как о серой, посредственной личности, не представляющей какой-либо ценности для наших служб.

К Марине мы также не имели никакого отношения. Освальд сам подцепил ее, он любил посещать танцы и там познакомился с ней. Но нам было непонятно, почему он женился на ней, и это надо было выяснять, что и делалось в рамках общего наблюдения за ним в Минске. По материалам изучения сложилось мнение, что она тоже не представляла для нас интереса. Поэтому решили с нашей (КГБ) стороны не чинить им никаких задержек и сразу выпускать обоих.

К этому же моменту мы пришли к выводу о том, что такой человек не может быть агентом спецслужб (США). Мы считали, что его поступки — смесь самостоятельных решений с, возможно, влиянием какой-то организации, но не спецслужб. Как мне говорили, когда Освальд появился в Москве, некоторые оперработники, занимавшиеся им, даже обижались: «Неужели противник считает нас за дураков, если подставляет его нам, или сам настолько опустился, что работает с таким дерьмом?»

Выслушав доклады и обменявшись мнениями, я доложил в Верховный Совет, где находились документы с просьбой о выезде Марины из СССР, запиской, что со стороны КГБ никаких препятствий к отъезду семьи Освальд в США нет».

«25 декабря Марину вызвали в минский паспортный отдел и сообщили, что ей и ее мужу разрешено выдать визы. Это был сюрприз, так как она сомневалась, что ей когда бы то ни было будет позволено покинуть СССР» (ОКУ. Прил. 13. С. 710).

В это же время за океаном Марину проверяли ЦРУ и ФБР.

Казалось бы, декабрь 1961 года стал кульминацией второго раунда — соперники разошлись по углам ринга перед последней минутой. Полугодовые атаки Освальда принесли свой результат — получено разрешение на выезд из СССР их обоих.

КГБ тоже ответил на поставленные вопросы: бывший американский морской пехотинец-марксист не шпион, для оперативных целей не нужен, значит, остается одно — не держать, то есть дать разрешение на выезд.