Бабочка и Орфей (СИ) - Аспера Лина Р. "rakuen"

Выброс адреналина прохладной, пузырящейся волной вымыл из мышц одеревенение, а из души — глухую злобу. Я одним движением избавился от давящего на плечи груза котомки и мешающего посоха: похоже, пришло время проверить мою факельную поделку в боевых условиях.

Прутья загорелись почти сразу, чему я ещё успел удивиться. А потом из-за ближайшего холма на тракт выбежала седая женщина в чёрной хламиде, и удивляться стало некогда. Старуху по пятам преследовала какая-то адская тварь: тёмно-синяя, безволосая, с непропорционально большой бугристой головой и четырьмя длинными конечностями. Монстр то и дело довольно взрыкивал, скаля жёлтые клыки, — он был уверен, что жертве от него деться некуда.

— Ах, ты ж, пакость!

Как настоящий, то есть не особенно умный, герой я рванул на помощь. На бабкино счастье, почти догнавшее её чудовище отвлеклось на новую, более аппетитную добычу. На моё несчастье, этой добычей посчитали меня.

— Х-ха! — я ткнул горящим факелом в морду нежити и едва увернулся от взмаха когтистой лапы. В следующий раз лапа и огонь встретились, отчего тварь взвыла мерзким фальцетом.

— Н-на, сука!

Зря я, воодушевлённый мнимым успехом, подошёл так близко. Когти играючи вспороли отнюдь не кевларовый свитер и скрытую под ним беззащитную плоть моего левого бока. Тем не менее «Н-на!» тоже достигло цели: я всё-таки воткнул факел в широко распахнутую вонючую глотку.

Тварь завизжала, как поросёнок на бойне. Кувыркнулась через голову — вот уж не ожидал от неё таких акробатических навыков — и понеслась прочь, оглашая окрестности жалобным воем. А я приготовился по-геройски грохнуться в обморок, лишь на самом краю беспамятства сообразив, каким идиотом был. Ну откуда здесь взяться обычной старушенции? Тоже, небось, какая-нибудь нелюдь, которая оставит от моего бессознательного тела одни рожки да ножки. Но хуже всего было то, что своим на фиг не нужным рыцарством я во второй раз крепко подгадил Бабочке.

***

— Пей, — приказал бархатный женский голос.

Мои сухие губы смочила влага, но я хорошо помнил — нельзя, иначе не вернёмся. Ни я, ни Бабочка.

— Упрямый смертный. Пей, это амброзия — напиток богов.

Уговорила. Я приоткрыл рот и позволил жидкости протечь в горло.

— Храбрый, глупый, упрямый, красивый смертный. Совсем как о тебе рассказывали.

Меня с материнской нежностью погладили по волосам. Да кто она такая? Любопытство пересилило желание благополучно отмучаться здесь и сейчас, и я разлепил засыпанные песком веки. Склонившееся надо мной лицо было строгим и нереально прекрасным. Я повидал много женщин, но ещё ни разу не видел настолько чистых, гармоничных, царственных черт. Эту красоту не портили даже совершенно нечеловеческие глаза — расплавленное серебро без признаков зрачка и радужки. Богиня, да? Как её, Персефона**?

— Не угадал, смертный. Моё имя среди людей — Геката***.

Чудесный напиток, каждым глотком возвращавший меня к жизни, закончился, и чашу убрали от моих губ, позволив говорить.

— Старуха… — сил на вежливые формулировки пока ещё не хватало.

— Да, это была я. И мой подданный Эврином, с которым ты так круто обошёлся.

Можно подумать, он меня в ответ пёрышком пощекотал. Кстати, разве я не истекаю кровью?

— Я исцелила те твои раны, которые были получены из-за меня.

Теперь понятно почему запястье зудит, а в боку нет никакого дискомфорта. Я зашевелился, желая сесть.

— Не торопись, — нежная рука тяжело легла мне на грудь, останавливая.

— Но…

— Успеешь. Лежи.

Хорошо. Лежать, не идти — это невозможно как хорошо, лучше только спать.

— Спи, смертный.

Но как же Бабочка?

— Ты веришь, что сможешь дойти, но не веришь, что он сможет дождаться?

Я позволил себе провалиться в сон.

Как и следовало ожидать, проснулся я уже один, если не считать нахально устроившуюся у меня на носу лимонницу.

— Кыш, — дунул я на неё. — Могучая охранительница, гроза эвриномов.

Бабочка легко вспорхнула в воздух, а я принял сидячее положение. Меня не бросили валяться в пыли тракта — великодушно перенесли на мягкую траву обочины. Вместо колен богини я спал на пуховике, факелы и посох были аккуратно сложены рядом. Кроме моих первобытно сработанных орудий в общей куче обнаружилось нечто плоское, завёрнутое в тряпицу. Естественно, я без промедления развернул ткань — надо же, лепёшка и, судя по запаху, медовая. Хм. Вряд ли мне её оставили в качестве провианта: запрет на здешние еду и питьё никто не отменял. Ну, будем надеяться, всё прояснится в своё время.

После амброзии и крепкого сна я чувствовал себя полным сил и энергии, но без половника дёгтя, конечно, обойтись не могло.

— Хана свитеру, — резюмировал я, разглядывая измазанный засохшей кровью левый бок. Задубевшая ткань приклеилась к коже и отдиралась весьма болезненно.

— Да-а, видок у меня — только местную нечисть пугать. Этих самых, кер с ламиями.

Однако сменной одеждой, как и жертвенным бараном, я заранее не запасся, поэтому придётся идти в чём есть. Глядишь, за своего у нежити сойду.

Бабочка описала в воздухе петлю, поторапливая меня со сборами.

— Да я, собственно, готов, — я закинул котомку за спину. — Куда нам там дальше?

Лимонница полетела указывать дорогу, но не вдоль тракта, как я ожидал, а в сторону, в холмы. Ладно, она здесь проводник — ей виднее.

Вскоре выяснились две вещи. Во-первых, выход оказался радиальным. Во-вторых, бабочка и в самом деле была женского пола, поскольку только к девчонке могла прийти идея найти перепачканному спутнику место для помывки.

Это было мелкое озерцо с чистой, как слеза, водой. Долетев до него, бабочка изящно спланировала на один из росших по берегам цветов.

— Ты зачем меня сюда привела? — поначалу не понял я. — Отдыхали же недавно.

Лимонница отвлеклась от нектара, подлетела к недогадливому мне, а затем сделала круг над озером.

— Водные процедуры? Ну, ты, подруга, даёшь.

Тем не менее артачиться я не стал: ходить в измазанной кровью одежде было не сказать чтобы очень удобно. Холодная вода неплохо отстирала пятна, а я почувствовал себя заново родившимся после того, как рискнул окунуться и смыть с тела грязь и пот приключений. Правда, на нормальную сушку времени не было и пришлось надевать мокрые вещи, но это так, мелкое неудобство. Зато я придумал, как практичнее перепаковать кладь и приладить очередной факел к поясу — населённые территории, похоже, только начинались.

Шанс оценить собственную догадливость появился у меня почти сразу, на обратной дороге к тракту. То ли я задумался и расслабился, то ли стигийские собаки передвигаются бесшумнее тени, но моё чувство опасности сработало в самый последний момент. Я успел только развернуться, однако, будучи замеченным, крупный чёрный пёс тоже остановился.

— Хорошая собака, — я не рискнул удобнее перехватывать посох, чтобы не провоцировать зверя. — Умная собака. Не будем ссориться. Давай, каждый из нас пойдёт своей дорогой, а?

Пёс ощерился, демонстрируя внушительные клыки. Потом потянул носом воздух и спрятал зубы.

— Так как? Расходимся с миром?

Собака молча сорвалась с места, промчалась мимо меня — я с запозданием вскинул посох — и унеслась в сторону тракта. Мы с бабочкой задумчиво посмотрели ей вслед, после чего я вытер вспотевшие ладони о джинсы и предложил: — Подруга, может, подберём окружной маршрут?

Лимонница не возражала.

***

Уж не знаю, что этому способствовало — благословение богини, мастерство моего проводника или пресловутое везение дуракам, — но больше неприятных встреч у нас не было. Местных обитателей мы только слышали — отдалённый топот, шорох крыльев, тоскливый вой — однако на глаза они не показывались. Так что последняя часть пути вышла скорее нервной, чем сложной. Бабочка вела меня к встающей на горизонте горной гряде, из которой вырастал гигантский базальтовый замок. От равнины его, в лучших мифологических традициях, отделял широкий ров с булькающей на дне раскалённой лавой. Однако сегодня был приёмный день: подвесной каменный мост гостеприимно опущен, створки грандиозных ворот широко распахнуты — заходи, кто хочешь. Если, конечно, не боишься сидящего в воротах Цербера.