Почему я? - Владимир Германович Корешков

карандаша юного живописца – какой-то он был не такой, хотя маленький Витя старательно раскрасил его в красивый синий цвет. Виктор на секунду отвлекся от своего рисунка, и его взгляд как намагниченный упал на электророзетку, он не мог объяснить, чем тогда в детстве руководствовался и что его сподвигло на сей неординарный поступок. Отодвинув уже мало интересующий рисунок с неудавшимся бегемотом в сторону, встал из-за стола и, как будто находясь под гипнозом, ни на секунду не усомнившись в своих действиях, уверенно засунул карандаш в розетку.

Сейчас, по прошествии многих лет, вспоминая об этом случае, он пытался дать хоть какое-то объяснение своему поступку. Если бы это случилось, когда он стал уже взрослым, то можно было бы утверждать с большой долей вероятности, что это, например, был эксперимент на предмет какого-нибудь научного открытия, ну или, накрайняк, рационализаторского предложения, какого точно – трудно сказать. Но как ни крути именно так, за счет природного любопытства, появляются люди не успокаивающиеся, ищущие, имеющие пытливый ум, которых интересует сама соль, суть: «А вот что будет, если сделать то или иное, например, если засунуть синий карандаш в розетку, что из этого получится?» Впоследствии из таких, как они, в свет выходят приличные ученые и первооткрыватели.

Эксперимент для юного исследователя закончился предсказуемо и довольно болезненно – его так сильно тряхануло, что он после этого начал слегка заикаться, а еще ему обожгло большой и указательный палец на руке, которой он держал грифельный карандаш, вставленный в злополучную розетку. Заметные рубцы на пальцах остались как память на всю оставшуюся жизнь. А вообще, ему крупно повезло, что его первый в жизни эксперимент не закончился для него более плачевно – не стал последним. Дело в том, что квартира, в которой жил Витя с родителями, находилась в старом, ветхом домишке на окраине города.

Дом сильно смахивал на сарай или на хлев, это с какого ракурса посмотреть на сей объект «архитектурного творчества», считался аварийным и уже давно планировался под снос. Сама электрическая проводка и пробки, державшие напряжение, были паршивенькие и затрапезными, дышали на ладан, как, впрочем, и все остальные коммуникации. Электропроводка и пробки не были рассчитаны на серьезные научные опыты, проводимые Витей: провода быстро оплавились, завоняли и, задымив, коротнули. Пробки не выдержали короткого замыкания, их выбило, ток, гулявший по унитарным проводам, не причинил Вите большего вреда.

Когда внезапно во всей квартире погас свет, в комнату вихрем влетела мама, увидев Витю с карандашом, воткнутым в розетку, она сразу все поняла. Моментально побледнев как полотно, мама, громко вскрикнув, подскочила к нему, обнимая и ощупывая его со всех сторон, прижимая к себе, гладя по голове, заглядывая Вите в глаза, трясущимися губами спрашивала:

– Витенька, сыночек, с тобой все в порядке?

– Да, мам, только пальцам очень больно, – показал Витя свою обожженную руку.

У мамы из глаз слезы хлынули градом.

– Зачем же ты это сделал? – все время допытывалась мама, пока перебинтовывала пострадавшую руку.

Витя молчал.

– Ты понимаешь, что тебя могло убить током? Ты мог умереть, – причитала мама, смахивая слезы.

Виктор тогда не понимал значение слова «умереть», но осознавал, что это что-то нехорошее и наверняка крайне неприятная форма бытия. Вечером пришел отец и для профилактики всыпал ему ремня по первое число, так что теперь было непонятно, что у него болит больше рука или задница. И хоть в общем итоге первый научный опыт обошелся ему довольно дорого – обожженная рука и синяя, как у нарисованного им бегемота, задница, но это никоим образом не убило в нем любовь к открытиям, дух к экспериментам.

Виктор рос интересующимся, любознательным мальчиком, старался всегда и во всем разобраться, докопаться до самой сути. Эксперименты с электричеством он продолжал. Его интересовало все: то разберет новый утюг, то электрочайник, а бывало, взорвет чего-нибудь или подожжет. Отец в воспитательных целях еще не раз прохаживался сыромятным ремешком по его заднице. Витя после каждого неудавшегося научного опыта, стоически перенося экзекуцию, учиняемую отцом, четко уяснил для себя, что легких путей в науку не бывает – вон Джордано Бруно вообще на костре сожгли, так что он, Витя, еще легко отделался. Что такое отцовский ремень по сравнению с очищающим костром средневековой инквизиции!

Чуть позднее, в школе, когда он познал основы физики, размышляя обо всем, что с ним произошло в раннем детстве, Витя пришел к выводу, что ток совсем не случайно его не убил и что вообще ток наверняка это живое существо и просто так без повода никого не убивает, а еще если его понять, познать, то с ним можно находить общий язык и даже дружить. Тогда же совершенно случайно ему попалась в руки книга о величайшем ученом Николе Тесла, который утверждал, что ток, скорей всего, предмет одушевленный. Виктор был до глубины души поражен тем, что не один он думает об электричестве как о живом существе. После этого Виктор стал ярым апологетом этой доктрины. Для себя он твердо решил, что во что бы то ни стало докажет основательность этой теории остальным людям.

Прилежно учась, в свободное время постоянно штудируя работы своего кумира Николы Тесла, Виктор искал в них тайный смысл, ответы на поставленные им вопросы. Казалось, загадочный великий физик знал намного больше, чем говорил, и где-то в его трудах имеется зашифрованное послание человечеству. После школы Виктор без особых усилий поступил на физмат. Высокий, красивый, располагающий к себе парень, с мягкой улыбкой, он нравился девушкам. Его начитанность, решимость, целеустремленность, напор, умение заражать своей энергией окружающих, говорить свободно и в то же время умение твердо и аргументированно отстаивать свою позицию в научных диспутах заставляли девичьи сердца биться чуть чаще обычного, а его легкое заикание не отталкивало, а, наоборот, придавало его речи некоторый шарм. И вообще, молодой, подающий надежды ученый был лакомым кусочком и неплохой партией. Ну так во всяком случае считали сокурсницы. Нельзя сказать, что Виктор не замечал женского внимания или что оно ему было как-то неприятно, вовсе нет, но наука для него была всегда на первом месте, она для него первая и пока единственная дама сердца.

Не знаю как, но компетентные органы проворонили молодого талантливого ученого, а возможно, разрабатываемые им направления, парадигмы и гипотезы показались кому-то чересчур уж фантастическими, запредельными и мало выполнимыми на практике, так что по окончании вуза вместо сверхсекретного, закрытого научного исследовательского института он попал в обычный НИИ, который занимался не пойми чем, всякой хренью, правда, при этом активно создавая имитацию