Ноша - Татьяна Нелюбина

Безмятежная улыбка. Чувственные губы.

Ноги – отцовские, короче туловища.

Счастливый я человек. Сынуля у меня. С чувственной оленьей улыбкой. Если олень может быть чувственным и улыбчивым.

Глупости, да, но ощущение такое – улыбчивый плюшевый олень, конечно, безрогий. Юля их не наставляет, любит – по всему чувствуется. Да и некогда ей, она трудоголик, профессию обожает, а профессия трудная – психолог-советник по подбору кадров. На крупные фирмы работает.

Она тоже вся кругленькая, уютная, улыбчивая, непонятно, в кого Митька у нас такой серьёзный мужик. Всё требовал, чтобы ему инструкцию к игре прочитали, какой-то насос к какому-то бассейну приделали.

– Да ни за что! – я наотрез отказалась, но Астрид, слава богу, заинтересовалась всей этой сложной конструкцией.

Ей вообще всё интересно, она любознательная, часами может слушать другого, люди к ней тянутся. Открытая. Сильная. Мужа потеряла и так нелепо. После вечеринки, все уже разъехались, он подошёл к торшеру, хотел подкрутить лампу, лампа мигала, он хотел лампу подкрутить, не заметил, что босыми ногами встал в лужу – вино пролилось из бутылки. И…

Назавтра все звонят поблагодарить за отменную еду, напитки, а она…

Годами потом не прикасалась к кистям. Бродила по улицам, по барахолкам, собирала хлам, однажды хлам сложился в поразительную композицию.

Так она, забросив живопись, стала инсталятором. Её «скульптуры» – проникновенные, неожиданные, без трагизма, с юмором.

Очень меня трогают.

Аксель

Митя проснулся первым, забрался к нам, выдохнул:

– Как хорошо было… столько подарков…

– Да… – пробормотала Людмила. – А сколько красивых пакетов, бантиков, обрывков обёрточной бумаги не только в гостиной, по всей квартире валяется… Про кухню, про грязные кастрюли, сковородки, чашки-плошки и думать не хочется, – она закрыла глаза. – Дайте поспать, а?

Я приложил палец к губам:

– Т-с-с!

Мы на цыпочках вышли из комнаты, затворили дверь, побрели кашу варить.

И… ой-ё-ёй, какой сюрприз там нас ожидал! Кастрюли помыты, тарелки, бокалы, ложки, вилки, ножи заботливо в посудомойку составлены.

Это кто же так постарался? Юля? Антон? Когда успели? А, когда я Астрид пошёл провожать.

Я включил радио.

– Т-с-с! – прошептал Митя. – Люся спит.

Я сделал потише.

Авиакатастрофа. Разбился Ту-154 под Сочи. На борту 92 человека – 84 пассажира и 8 членов экипажа. Ансамбль Александрова, доктор Лиза, журналисты…

Мы выбрались из дома, пошли по пустынным улицам.

Колокола в кирхе зазвонили. Мы вошли. Нам вручили библии. Народу было непривычно много. У алтаря – ясли с Марией, младенцем, Иосифом. Рядом – ёлка. Священник начал рождественскую службу. Митя слушал. Когда надо было, серьёзно смотрел в библию, будто умеет читать, повторял слова молитвы.

Мы вставали, молились, садились, слушали проповедь.

Под конец запели «О Tannenbaum».

Я и забыл (давно здесь не был), что эту детскую песенку, в церкви поют.

Священник направился к выходу, там он напутствовал прихожан, каждого прихожанина. Многие плакали.

У меня тоже глаза были на мокром месте, я украдкой их вытирал, не хотел Митю волновать, у мальца – радостный праздник, а у нас…

Я отвёл Митю к Антону и Юле, они только встали, радио ещё не включали, и я не стал ничего говорить, сами скоро узнают… Они собирались к Юдиным родителям на рождественский праздник.

Я побрёл домой. Мне всех было мучительно жаль.

Людмила ещё не вставала.

Я убрал в гостиной, вытряхнул скатерть, постелил новую, снова к жене заглянул. Она тяжело дышала, лицо горело, её знобило. Я дал ей выпить аспирин, накрыл вторым одеялом, спустился к соседу на первом этаже, он врач. Тут же пошёл со мной. Осмотрел Людмилу, сказал, это гриппозная инфекция, выписал рецепт, я сломя голову понёсся в ближайшую дежурную аптеку, а Людмиле становилось всё хуже.

И всё холодней – ухнуло отопление во всём доме. По неизвестной причине. Которую в праздники так и так нельзя было найти.

Два дня мы жутко мёрзли. Я нырял к жене под одеяло, чтобы согреть и согреться, от неё, как от печки, жар шёл. Знобило. Температура 39.

Меня охватила паника. Решил, что завтра же с утра устрою разнос всем коммунальным службам.

Позвонил в дверь соседа. Хорст был в свитере, шапке, толстых носках и сходу меня успокоил. Отопление только что починили – благодаря председателю нашего домового комитета, чья дочь, на наше счастье, живёт в нашем доме. Если бы не жила – кранты нам! Не пришёл бы мастер – и когда! На второй день рождества! Он пришёл, обнаружил причину – дело было в каком-то вентиле, в какой-то маленькой детали, но на складе вентиля нет, так как теперь вообще нет складов, надо заказывать и ждать. И ждали бы у моря погоды, если бы не дочь председателя, живущая в нашем доме. Он всё организовал, вентиль срочно доставили, на место поставили, и теперь всё в порядке! Скоро снова будет тепло.

Отличная новость! А то я, как осиновый лист дрожал, когда выходил на кухню чай жене заварить, бульон приготовить.

Я снова забрался к ней под одеяло.

– Ты… – пробормотала она. – Ты, а я… ты мой самый близкий человек, а я твой… Ты просто меня обними, просто пойми…

Я обнял её, она по-детски вздохнула, затихла.

Январь 2017

Аксель

– Люся, ты осторожно иди, – переживал Митя, – не спеши, а то температура поднимется.

Я был против этой прогулки, но большинством голосов (два против моего одного) решили, что подышать свежим воздухом обязательно нужно, а потом Митя снова станет «Люсю лечить».

Мы добрались до «Дуба кайзера», и Митя спросил, почему он так называется? Я заглянул в телефон (сам не знал) и рассказал: дуб посадили в 1879 году к дню рождения (82) Вильгельма I и к его золотой свадьбе с Августой.

Раньше здесь была площадь под названием «Рондель», а сейчас это оживлённый перекрёсток без названия.

В 1883 дубок пришлось заменить – его сильно повредили противники закона о социалистах, принятого канцлером Бисмарком.

В 2004 у дуба был юбилей – «за свои 125 лет он пережил две войны и берлинское уличное движение» (цитата).

Но «юбиляру» было только 121 год, ведь он был высажен спустя 4 года после первого.

Франц Фридрих принц фон Пруссия сделал подарок дубу – памятную табличку из меди и и столбик с историческим названием улицы: «Kaisereiche».

Митя вздохнул мечтательно:

– Когда же у меня будет мой телефон…

Мы свернули на тихую улочку, и у него возникло ещё одно желание:

– Хочу купить дом.

Я напомнил, что он уже получил к рождеству большую коробку «Лего» и может строить, что хочет.

Митя серьёзно-сосредоточенно на меня посмотрел:

– Ты не понял. Не игрушечный, настоящий дом.