Астрологические мифы - Ольга Валерьевна Чумичева

В частности, александрийский неоплатоник и христианский теолог Ориген, живший на рубеже II–III веков н. э. (впоследствии осужденный как еретик, но за другие деяния), писал о Вифлеемской звезде: «Она, скорее всего, относится к той группе звезд, которые появляются время от времени и называются хвостатыми звездами или кометами… мы прочитали о кометах, что они появлялись несколько раз перед счастливыми событиями. Если при возникновении новых империй и других важных событий на Земле появлялись кометы или другие подобные звезды, то чему же удивляться, что появление звезды сопровождало рождение младенца, который должен был осуществить преобразование в человеческом роде?» Надо отметить, что отсылка к «счастливым событиям», связанным с кометами, была не слишком обоснованной. Все же комета для астрологов, от Китая до Вавилона, предвещала грядущие войны, беспорядки, природные катаклизмы, эпидемии и прочие глобальные неприятности. Одним из таких последствий могла быть смерть царя (если комета появлялась в знаке Льва, а сочетание с Девой вело к сильному неурожаю). «Хвостатые звезды» (по-гречески kometes означает «волосатый» или «бородатый») доверия не вызывали. Историк Иосиф Флавий писал, что перед падением Иерусалима, сокрушенного римским императором Титом, над городом «как копье» встала комета. Подобные примеры известны во всех астрологических мифологиях Евразии.

Однако Ориген тонко намекнул, что рождение Мессии означало «преобразование в человеческом роде», да и желанная смерть царя Ирода могла бы стать отличным бонусом. Современник Оригена Тертуллиан полагал, что Вифлеемская звезда была не кометой, а особенно яркой манифестацией «парада планет» и/или сочетания Юпитера и Сатурна в знаке Рыб (последнее событие пришлось на 6 или 7 г. до н. э.). Это мнение позднее поддержал увлеченный астрологией византийский император Мануил I Комнин. Хотя и такое сочетание едва ли можно назвать благоприятным (о сочетании Юпитера и Сатурна уже шла речь в главе 4 в связи с гороскопом на основание Багдада и пойдет ниже; впрочем, это явление можно считать предвестием катастрофы, а можно трактовать как момент перелома эпох и начало нового цикла).

Выдающийся христианский богослов IV века святой Иоанн Златоуст утверждал, что Вифлеемская звезда вообще не звезда и не комета, а сияние божественного разума, явленное людям. Существует и современная версия: в небе над Вифлеемом в течение 70 дней была видна сверхновая — тэта Орла.

Однако в 1304–1305 годах в росписи капеллы Скровеньи в Падуе интеллектуал и великий художник Джотто изобразил именно комету в сцене «Поклонение волхвов». Считается, что образцом для нее послужила комета Галлея, которую наблюдали в 1301 году (она же появлялась в 12 г. н. э.). Этот образ закрепился в западном искусстве наряду с традиционной восьми- или многолучевой звездой.

Таким образом, сложность интерпретации связана с важностью самого события для христиан, с общим недоверием к астрологам и языческой учености и с интересом и желанием заглянуть за завесу тайны. Такой лейтмотив можно назвать характерным для всей истории средневековой христианской астрологии.

СРЕДНИЕ ВЕКА И ВЗГЛЯД НА АСТРОЛОГИЮ

Средние века, начавшиеся в Европе после окончательного падения Рима, точнее Западной Римской империи, лишь на первый взгляд кажутся полным разрывом с античными традициями, возродившимися якобы лишь с XIV века в эпоху Ренессанса. Латинский был языком церкви и учености, средневековые монахи, а порой и миряне читали и переписывали древние рукописи, в том числе касавшиеся астрологии. И хотя на бытовом уровне латынь довольно быстро стала «варварской», а затем породила целую плеяду новых, романских языков, отдельные образцы классического стиля сохранялись в монастырях, став залогом позднейшего восстановления «чистой грамматики». Наряду с идеями античной книжности, изустно передавались и астрологические знания, что отчетливо отслеживается в визуальных образах. Средневековая астрологическая мифология во многом родственна «варварской латыни»: деформированная, она расцветала на новом «подвое» и давала удивительные плоды. Какие-то знания утрачивались, символы теряли первоначальные смыслы, но возникали иные знаки, методы и инструментарий.

Тем временем Восточная Римская империя христианизировалась, но не исчезла с наступлением новой эпохи. Нам она известна как Византия, павшая в 1453 году, когда Константинополь оказался в руках турок-османов и превратился в Стамбул. В Византии говорили и писали на греческом, и античная литература, хоть и вызывала сомнения у христианских богословов, не забывалась. Можно сказать, Византия была «наследницей по прямой» многоязычной и многокультурной Римской империи. Здесь сохранилось больше «ученой астрологии», внимательнее читались античные трактаты, придворные интеллектуалы и образованные монахи рассуждали о сложных понятиях, хотя в быту астрологические практики использовались даже реже, чем на Западе.

В целом нет ничего удивительного в том, что астрологические мифы и технические достижения эллинизма и Рима не были утрачены полностью, а подверглись переосмыслению и трансформации. Мощная вспышка интереса к астрологии в XIV веке, совпавшая с пандемией чумы, погубившей сотни тысяч людей, с трагическими переживаниями и попытками осмыслить Судьбу, найдя правильные знаки, ознаменовала расцвет ренессансной астрологии, продлившийся до конца XVI века, после чего пути астрологии и научной астрономии окончательно разошлись. Ренессансную астрологию трудно назвать «мифологией», для этого она слишком насыщена математикой, политикой, художественным языком в угоду красоте и демонстрации власти, слишком прагматична и конкретна. По сути, астрологическая мифология к исходу Средневековья превращается в практическую протонаучную дисциплину и политический инструмент, поэтому в этом обзоре мы остановимся на пороге Ренессанса, о котором надо говорить в ином контексте.

Помимо европейской Античности (и без того густо замешанной на адаптации различных восточных идей и ориентальных культов, см. главу 3), щедрым источником средневековой европейской астрологии стал арабский мир, откуда до Европы доходили переводы с греческого на арабский и затем на латынь, а также элементы персидской и индийской традиций (о которых речь идет в главе 4 и главе 6). Основной поток с Востока хлынул в эпоху Ренессанса, но эти связи существовали и ранее. Как ни парадоксально, сложнее дело обстояло со взаимодействием западноевропейской и византийской астрологии. Барьер конфессионального раскола между католицизмом и православием с XI века, отягощенный «трудностями перевода» между латинским и греческим языками, оказался даже выше и болезненнее, чем аналогичная стена враждебности между христианским и исламским мирами.

В этой главе речь пойдет о том, как развивалась и/или выживала астрологическая мифология в Западной Европе и Византии, в какой форме она проявлялась в условиях, когда официальная церковь резко осуждала «языческую премудрость», называя ее ересью и дерзновенной попыткой разгадать Божий замысел. Правда, Тертуллиан делал оговорку: до Рождества Христова астрология была действенной, но с пришествием Мессии утратила силу и смысл, поскольку теперь всем заправляет Божья воля. Ориген Адамант и философ Плотин рассуждали о «танце звезд» как об алфавите, созданном Богом для людей. А вот святой Августин отрицал астрологию категорически.

Святой Альберт Великий (Универсальный доктор) на картине Ф. Вальтера, кон. XV в.

The Metropolitan Museum of Art

Святой Фома Аквинский (Ангельский доктор) на гравюре Ж. Кало, 1636 г.