Крестная сила - Сергей Максимов

В глухой черноземной полосе (Орловской г.) верят в Юрьеву росу, т. е. стараются в Юрьев день возможно раньше, до восхода солнца, когда еще не высохла роса, выгнать скот со двора, особенно коров, чтобы они не болели и больше давали молока. В той же местности верят, что свечки, поставленные в церкви к Егорьеву образу, спасают от волков; кто забыл поставить, у того Егорий возьмет скотину «волку на зубы».

Чествуя «скотский» праздник, домохозяева не упускают случая превратить его в «пивной». Еще задолго до этого дня, рассчитывая, сколько выйдет ушатов пива, сколько сделать «жиделя» (пива низшего сорта), крестьяне озабочены мыслью, как бы не было «нетечи» (когда сусло не бежит из чана) и толкуют о мерах против такой неудачи. Подростки лижут ковши, вынутые из чанов с суслом; пьют отстой или гущу, осевшую на дне чана. Бабы пекут и варят и «обиходят» избы (моют). Девицы излаживают свои «баенны» (наряды). Когда пиво готово, к каждому родственнику в деревне несут бурак или «буртас»[33] и приглашают «гостить о празднике». Праздник Егорья начинается с того, что каждый большак несет в церковь сусло, которое на этот случай называется «кануном». Его на время обедни ставят перед иконой св. Георгия, а после обедни жертвуют причту. Первый день пируют у церковников (в Новгородчине), а потом идут пить по домам крестьян. Или так, по-вологодски: первый день угощаются сами домашние, на второй день угощают родных, а на третий — сосед соседа. В иных местностях около недели мотаются друг к другу, бродят из одной деревни в другую. Хорошего гостя водят прямо на погреб к самому чану — пей сколько влезет, если сумеешь потом сам вылезти.

Так как значительная часть удаленных и особо чтимых часовен, а равно тех ближних, которые охраняют избранные родники, указывают на места старых, лишь впоследствии освященных христианским именем, святых, то и по занимающему нас вопросу часовнями с именем св. Георгия отмечены таковые же места, где обычно справлялся общий «скотский» или «коровий» праздник. Из множества таких часовен выделяется, между прочим, в Вельском уезде (Вологодск. г.) в глухой деревушке Першинской «Георгиевская часовня», известная в народе под названием «Спас в Раменье». Эта часовня, снабженная даже колокольней с тремя звонами, привлекает сюда из трех соседних уездов, Кадниковского, Тотемского и Вельского, до 10 тысяч богомольцев, стекающихся на первый Спас, празднуемый накануне всенощной, а в день 1-го августа — крестным ходом на р. Чу pry (в полуверсте от деревни). После погружения креста, некоторые сбрасывают с себя одежды и купаются. Одежду хватают на лету бедные крестьяне и берут себе. Во время бесчисленных молебнов, общих и частных, поступают пожертвования не только деньгами, но и льном, яйцами, а также домашним скотом. Все это оценивается и, при чиновнике удельной конторы, продается на сумму более тысячи рублей, поступающих в пользу архангельской приходской церкви. На улице, против каждого дома, выставляются столы с яствами и бочка или ушат пива и ведро водки для угощения.

Егорьев день, как и все старозаветные праздники, у домоседов черноземной России (напр., в Чембарском уезде, Пензенской губ.) сохранил еще следы почитания Егорья, как покровителя полей и плодов земных. Крепка уверенность в том, что Егорью были даны ключи от неба и он отпирает его, предоставляя силу солнцу и волю звездам. Многие еще заказывают обедни и молебны святому, испрашивая у него благословения нивам и огородам. А в подкрепление смысла древнего верования, соблюдается особый обряд, выходящий из ряда обычных именно в этот Юрьев день.

Выбирают наиболее смазливого парня, украшают его всякою зеленью, кладут на голову круглый пирог, убранный цветами и, в целом хороводе молодежи, ведут в поле. Здесь трижды обходят засеянные полосы, разводят костер, делят и едят обрядовый пирог и поют в честь Юрья старинную священную молитву-песню («окликают»):

Юрий, вставай рано — отмыкай землю,Выпускай росу на теплое лето,Ни буйное жито —На ядренистое, на колосистое.

XXIII. ЛОШАДИНЫЙ ПРАЗДНИК

На второй день третьего Спаса пахал мужик свой «пар», чтобы посеять озимую рожь. Лошадь заартачилась и остановилась; принялся мужик хлестать ее кнутом, а потом стал из всех сил колотить палкой. Лошадь пала на колени и заржала. Хозяин осыпал ее бранью и проклятиями и пригрозил вспахать на ней целую десятину в один день. На этот сказ, откуда ни взялись, два странника с посохами.

«За что ты бьешь лошадь? — спрашивают они мужика. — Ведь ты ответишь за нее Богу, всякая животина на счету у Бога, а лошадь и сама умеет Ему молиться.[34] У вас, вот, на каждой неделе полагается для отдыха праздник, а у коня твоего в круглый год нет ни единого. Завтра наш день — Флора и Лавра: вот мы и пришли заступиться и посоветовать свести твою лошадь на село к церкви и соседям то же наказать, если хотят, чтобы лошади их были здоровы и в работе крепки и охотливы. Мы приставлены к лошадям на защиту. Бог велел нам быть их заступниками и ходатаями перед Ним».

Такова нехитрая пензенская легенда, свидетельствующая своим давним происхождением о повсеместном чествовании избранного святого дня Флора и Лавра. По орловскому поверью, почитание этих святых мучеников вызвано следующим случаем. Оба брата, Флор и Лавр, жили тем, что ходили по деревням и рыли колодцы. Один раз работа их была настолько неудачна, что обвалилась земля и похоронила обоих, и притом так, что никто этого не заметил. А колодец, между тем, завалился обычным порядком. Необычна была лишь та лужица, которая стала протекать из обвала и обнаружила чудодейственную силу: ходившая сюда чахлая лошаденка одного мужика начала добреть, — не с овса (так оказалось, по справке у хозяина), а именно от этого самого пойла. Стали гонять своих кляч сюда и другие и достигли того же. Тогда вздумали мужики рыть на этом месте колодезь и наткнулись там на Флора и Лавра: стоят оба брата, с железными лопатами в руках, целы и невредимы. Замечательно, при этом, стремление легенд приурочить этих святых греческой церкви к сонму святых русской церкви, как наиболее освоившихся с нуждами русского народа. В древней Смоленщине (Дорогобужск у.) существует, напр., такая легенда. Святые Флор и Лавр были по ремеслу каменщики и находились в числе строителей стен Киево-Печерской лавры. Один раз, когда они обламывали камни, осколок одного отлетел так неудачно, что попал в глаз единственному сыну и наследнику князя, заведывавшему работами. Разгневанный князь приказал закопать обоих братьев по пояс в землю и держать в ней до тех пор, пока не исцелится глаз, а в случае, если глаз вытечет, то князь собирался виновных закопать совсем в землю живыми. По молитвам братьев, Господь исцелил больного, и святые получили свободу.

Хотя эта легенда и оправдывает обычай прибегать к этим святым с молитвами при глазных болезнях, но такой обычай — исключительный и узкоместный. Главное же и основное верование не утрачивает своей силы на всем пространстве русской земли. В Москве, на Мясницкой, против почтамта, и около старинной церкви Фроловской, вдоль стены бывшего строгановского училища живописи, можно было любоваться выставкою первостепенных московских рысаков, приводимых сюда для молебствия и до сих пор составляющих любительскую слабость купечества, глубоко вкоренившуюся в городские нравы. Другой такой разнообразной и блестящей выставки, не похвальбы, мольбы ради, только один раз бесплатно предоставляемой для обозрения любителям, положительно нигде уже нельзя видеть на всем пространстве Великороссии. Праздные и шаловливые посетительницы кавказских вод, в этот же день, на обширной площадке казачьей станицы, подле православной церкви греческого стиля в Кисловодске, могут любоваться теми скакунами всякого роста и возраста, с довольно разбитыми ногами, на которых совершаются горные прогулки. Скакунов приводят сюда для служения молебна св. мученикам и окропления св. водою, освященною тут же на площади. Тот же обычай наблюдается и на севере. «До 300–400 голов лошадей приводят в село, — сообщает наш корреспондент из Никольского уезда, Вологодской губ., — для окропления св. водою». Лошади рабочие, местной мелкой породы, по большей части, рыженькие; шерсть у них не лоснится, как у московских рысаков, а зачастую хохлатая, так что не расчистить ее самой крепкой скребницей; неказисты они видом, но похвальны обычаем: нетребовательны в пище и изумительно выносливы: им нипочем те лесные дороги, где всякая другая порода лошадей надрывается. На «лошадиный праздник» пригоняют их подкормленными овсецом и даже круто посоленным яичным хлебцем.[35] Гривы и хвосты расчесаны, и в них вплетены девками ленточки или лоскуточки кумача, или ситцев самых ярких цветов.