Для убийства нужны двое - Хорст Бозецкий

— Лучше бы как-нибудь в другой раз. Поймите, я…

— Я не хотел бы лишний раз приглашать вас в управление.

Она похолодела.

— Что происходит? Вы собираетесь меня допрашивать?

— Нет, просто побеседовать… В деле вашего мужа возникло еще несколько вопросов.

— Именно сейчас?

— К сожалению, да.

— Тогда прошу, входите.

Сузанна проводила его в гостиную. Там еще ощущался запах одеколона Фойерхана; она только надеялась, что он ничего не забыл. То, что они встречаются, ничего не доказывает, но все-таки… Не нужно слишком возбуждать фантазию некоторых людей.

Они сели друг напротив друга в низкие кресла, напоминавшие формой раковины. Сузанна прекрасно видела, каким взглядом Манхардт скользит по ее бедрам. Ее даже озноб пробрал — взгляд у него, как паучьи лапки. «Если он придумал служебную надобность, чтобы ко мне приставать, я ему покажу! — подумала она. — Какой закомплексованный сухарь! Чиновник душой и телом, жену небось именует только мамочкой, а потом на Каудамме разглядывает проституток, но никогда не наберется смелости с ними заговорить. И не отважится в ближайшей аптеке купить дюжину презервативов. Как Томашевский — точно как Томашевский».

— Ну… — Манхардт потер подбородок. — Мне очень жаль, что приходится… Не поймите меня неправильно, я был бы счастлив, окажись неправ. Но это мой долг. Да, если я прав, то да. Но пока оставим это! — Он собрался. — Все это лишь гипотеза, понимаете, каждый из нас временами что-нибудь выдумывает… — Он рассмеялся. — Каждый сам себе Мегрэ.

Его поведение ее смущало и беспокоило. Если минуту назад она просто ждала непристойных предложений, то теперь по его нервозной серьезности решила, что ее ждет беспощадный допрос. «Ну и что, — мысленно успокаивала она себя. — Ну и что? Пожалуйста! Меня никто ни в чем не сможет уличить!»

— Полагаю, вы собирались мне задать лишь несколько вопросов?

— Вопросов? Ах да! Конечно, разумеется. — Манхардт встал и подошел к распахнутому окну. — От этих самолетов столько шума…

— Ко всему привыкаешь… — «Что за комичная фигура? — подумала она. — Бегает, как в немом кино, как нищий садовник, который собирается просить у миллионера руку его дочери».

— Но я уже подыскиваю новую квартиру.

— Надеюсь, нам не придется помогать вам… Она почувствовала, что бледнеет.

— Как это?

— Ладно, тянуть не будем! — Он оперся спиной о раму и, неуклюже ежась, продолжал: — Возникло вполне определенное подозрение.

— Что я помогала Томашевскому? — рассмеялась она, и тут же поняла, что громче, чем следовало. — Это просто абсурд!

— Нет, речь идет совсем о другом… Как я уже сказал, я ни в коем случае не принимаю эту точку зрения, но…

— Прошу, скажите, о чем, собственно, речь? — спросила она, хлопнув ладонью по подлокотнику кресла.

— Судя по всему, Томашевского убили. — Он говорил торопливо и громко, почти кричал.

Ей показалось, что прошло ужасно много времени, прежде чем она сумела понять смысл его слов. И почему-то ей привиделся оросительный канал, по которому вода из колодца лениво и нехотя течет на поля.

— А я-то тут при чем? — машинально спросила она. Потом поняла, что отреагировала довольно неосторожно, и, чтобы он не заметил, продолжала: — Как это… вначале выяснилось, что он бросился с лесов, так ведь? Вы сами мне это сказали. И, видит Бог, у него были для того причины!

— Да, вы правы. Но все говорит о том, что его с лесов столкнули.

Она закурила, оставив его реплику без комментариев. «Говори, говори, — подумала она, — ты ничего мне не докажешь, я начеку. Это было идеальное убийство, и таким оно останется!»

Манхардт явно пытался зайти с другого бока. Выудив в кармане старый билет тотализатора, скрутил его в комочек и лишь потом продолжил:

— Преступник нам уже известен. Это Гюнтер Фойерхан!

Она словно на пулю нарвалась. Только предельным усилием воли сдержала вопль, который сразу бы ее выдал. «Конец, — подумала она, — они добрались до меня!» Комната завертелась перед глазами, несколько секунд ей казалось, что она сидит на карусели. Сузанна вся вспотела, словно ее вдруг втолкнули в сауну. Нет, ей все это только снится, она сидит в театральном кресле и ее волнует спектакль… «Теперь мне нужно что-нибудь сказать… сказать… или все станет похоже на признание? Если остаться спокойной и сохранить ясность мысли, ничего не случится, этот идиот только блефует».

— Фойерхан? — Она пронзительно расхохоталась. — Но он же… Он был заперт у Томашевского! — Она едва сдержалась, чтобы не сказать: все время.

Манхардт кивнул.

— Это верно. Был, по крайней мере некоторое время. «Какой мерзавец! — подумала она. — Теперь он отомстит. Теперь он меня мысленно изнасилует. Видит, как я страдаю, и оттого испытывает такое наслаждение, словно лежит на мне».

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— Вы навестили Фойерхана и дали ему ключи, так что он мог выйти из подвала и убить Томашевского.

Она вскочила, накинулась на комиссара и схватила его за лацканы пиджака.

— Вы что, с ума сошли? Это… Это безумие! Я буду на вас жаловаться! Да я вас уничтожу! И постараюсь, чтобы вы сами угодили в яму, которую мне роете. Вы недооцениваете мои возможности! Требую немедленно взять назад ваше утверждение и извиниться! Это… Это чудовищно! Неслыханно! Я буду говорить с вашим начальством! — Все это она выдала на одном дыхании, ей казалось, что вся квартира вокруг нее вот-вот взорвется. Осколки свистели у виска, кратеры разверзлись. — Вы садист, вы… — И тут ее покинули силы, она покачнулась и упала в кресло.

«Это только сон, страшный сон. Сейчас я проснусь. Захочу — и проснусь!»

Манхардт прошел рядом, но она его не заметила, словно он испарился, исчез в прихожей. Как призрак… «Ну вот! Его тут и не было; все только галлюцинации». Она подняла голову.

Манхардт вернулся с коньяком. Она хлопнула его залпом. «Нужно сосредоточиться, — вертелось у нее в голове. — Нужно быть твердой и хладнокровно его поставить на место».

— Мне очень жаль, — сказал Манхардт. Она попыталась насмешливо улыбнуться.

— Знаю, вы ведь только выполняете свой долг!

— Знали бы вы, что во мне творится…

Третьеразрядный комедиант!

— Боже, как трагично! — Она поморщилась. — Теперь вы, конечно, заявите, что хотите со мной переспать, да?

Манхардт отошел к окну. На несколько секунд он перешел к обороне, как боксер, которого опасный противник загнал в угол ринга.

— Фрау Томашевская! Сузанна! Прошу вас…

Она перестала владеть собой. Она его ненавидит и должна уничтожить, уничтожить, если хочет выжить сама. Нужно жертвовать! Тяжело дыша, она быстро распустила молнию на черной юбке и дала ей соскользнуть.

— Так иди сюда, если смелости хватит!

Манхардт мутным взглядом окинул ее и выбежал из комнаты.

Она вдруг сломалась, обессиленно осела на диван, и ей вдруг померещилось, что кто-то считает вслух. «Как при наркозе, — подумала она. — Как при наркозе…» Пролежала так час, минуту, секунду? Чувство времени она утратила. Кто-то постучал в двери. Кто? Манхардт? Фойерхан? Ветер? Она вообще дома или нет?

Услышав шаги и голоса, она вскочила, натянула юбку и села в кресло, словно ничего не случилось. Выпала из роли — к черту! На Манхардта это должно было произвести впечатление признания. Вела себя как проститутка, как безумная… Если бы ей удалось соблазнить Манхардта, он был бы у нее в руках. А так… Конец. Теперь ей остался единственный шанс: сохранять спокойствие и хладнокровие, все отрицать и отвергнуть обвинения Манхардта логическими аргументами. Сукин сын Манхардт!

Словно в перевернутый бинокль она увидела Манхардта, входящего в комнату в сопровождении — как там его звали? — Коха. Да, Коха. Этот, несомненно, еще тупее своего шефа.

Манхардт избегал смотреть ей в лицо. Как же он сумел перед ней устоять? Она не понимала. Ведь у него прямо на лице написано было, что она предложила исполнить его самое сокровенное желание! Значит, он до смерти боится сам себя, иначе не притащил бы с собой Коха… Едва ли он посмел даже заикнуться о том, что тут произошло. По лицу Коха ничего такого заметно не было.

— Лучше, если при нашем разговоре будет присутствовать коллега, — стесненным голосом произнес Манхардт. — Не возражаете?

— Разумеется. Если вы сами не справитесь… Будьте добры, садитесь! Могу я вам что-нибудь предложить? — Она уже полностью владела собой, сама себе удивляясь.

— Благодарим… — Манхардт сел и вытащил смятый листок с заметками. — Полагаю, для начала следует сообщить вам, что мне удалось установить. Буду очень рад, если вы это опровергнете.

Она приняла его официальный тон.

— Ну конечно, герр комиссар. — «Как часто в камере я буду вспоминать эту сцену, — подумала она. — Глупости! Глупости! Он ничего не может доказать. Ничегошеньки!»