Принц и Нищин - Кондратий Жмуриков

— А по барабану, Фирс! — подделав голос и интонации Аскольда настолько точно, что вздрогнул даже бывалый сотрудник секьюрити, ответил Сережа. — Думаешь, что среди них может находиться и ваш мифический киллер?

— А кто его знает, — отозвался Фирсов, косясь на здоровенного негра из шоу-балета, который, почесывая здоровенную мускулистую грудь, лопотал на непонятном тарабарском наречии с безобразным ушастым карликом в колпаке и сиреневой распашонке, из-под которой виднелись его кривые короткие ноги. — Н-да-а-а… ну и гомункулусов тут понатащили! А, кстати, — Фирсов многозначительно понизил голос, — о чем ты так долго беседовал с моей женой? Ты что, с ней знаком, что ли?

— Знаком, — ответил Сережа Воронцов, — гражданку Фирсову я имею честь знать с сегодняшнего дня. Ничего у тебя жена. Отбить, что ли?

Алексей неожиданно яростно сверкнул на него глазами, но ничего не сказал, а просто наделил здоровенным пинком какую-то незадачливую танцовщицу из шоу-балета, которая, путаясь в прозрачном шлейфе, едва не сбила его с ног, вынырнув из-за угла…

На этот раз шоу началось без опоздания.

Его начало ознаменовалось великолепными лазерными спецэффектами, то набрасывающими на пространство клуба нежную алую дымку, плывущую клубами фосфоресцирующего тумана и время от времени пронизываемую вспышками разноцветных лазерных «молний»; то разрывающими стены и потолки мечущимися хаотичными извивами переплетающихся линий разноцветных линий, отчего нарушалась ориентация в пространстве и казалось, что пол уплывает из-под ног; то под нарастающий рокот плескало серебряное марево, неожиданно разрождающееся ослепительной вспышкой, на мгновение превращающей воздух в клубе в нестерпимо светящуюся субстанцию. Финальным аккордом впечатляющей световой «заставки» шоу стали плавающие в воздухе голограммы, возникающие из упруго пульсирующих под потолком точек.

И грянул гром.

Когда последние его раскаты упруго забились в пронизанном лучами пространстве и растаяли, как дымка, на полукруглой сцене, обведенной алой фосфоресцирующей полосой, метнулись тени — и несколько лучей, скрестившись, выхватили из полумрака несколько неподвижно застывших на сцене фигур — женских и мужских, обряженных в какие-то странные белые балахоны с капюшонами, под которыми неестественно ярко — особенности освещения — блестели зубы и белки глаз. И тут сиреневый аккорд пронизал воздух, и клуб заполнила плавная, мелодичная, льющаяся спокойно и вольно, как широкий водопад, музыка.

Аскольд начинал свое шоу в «Белой ночи» знаменитым «Соло одинокого шута», пронизывающей лирической балладой об одиночестве. По всей видимости, это было так неожиданно на фоне ожидания отвязного, маргинального экстремал-шоу с трансвеститами и педерастами, со стриптизом и имитациями группового полового акта (приемчиками, типичными для Аскольда)… что это пробрало даже гоблинов, сидевших на ВИП-местах у самой сцены. Один из них тупо поскреб в репе антенной мобильника и скривил рот в коротком и емком комментарии; конечно, реплика эта потонула в мощном саунде, но несколько его корешей прочитали по губам: «Черт, че за фуфло?»

…Сережа стремительно вливался в роль. «Дорожка» употребленного на глазах всего данс-шоу кокаина — так надо, сказал Романов — оказала свое воздействие, и по телу Сергея конвульсивными, гибкими извивами, словно по жилам проползала теплокровная змея, распространялось блаженство и блаженное чувство своей востребованности. «Соло одинокого шута» — да, это про него, Сергея, он только сейчас наиболее полно смог ощутить, кем он родился, чтобы сгореть в собственном пламени. «Соло» оборвалось коротким всхлипом, словно кто-то одним коротким резким взмахом ножа перерезал клокочущее музыкой горло. Сережа Воронцов широко раскинул руки, видя себя со стороны в зеркалах потолка. Он слышал восторженный вой обдолбанной публики, и даже стрекот мобильника в трех метрах от него уже не мог ничего испортить… Эйфория.

— Как работает, сукин сын, — проговорил Фирсов, склонившись к самому уху Романова. — Красавец, а? На все руки от скуки. Может, и без «фанеры» потянул бы, а? Я думаю, что после всего этого — в Москву, да?

— Согласно договоренности, — сухо отозвался Романов. И не поддается описанию. Под ударный саунд, в отсветах лазерного шоу творилось действо, обкатанное многими выступлениями и доведенное до высшей степени отточенности. И все это не портил Сережа. Он сам удивлялся себе. От каждой композиции он ждал провала. От каждого смелого своего движения он ждал фальши. Но этого никак не было. Кажется, Сережа в самом деле начал считать себя Принцем. Несколько забойных хитов взвинтили публику до отказа. Алкоголь, которым буквально был забит клуб, и наркотики, которые продавали не явно, но тем не менее реализовывали, как чипсы и крабовые палочки — все это сделало свое дело. Некоторые посетители, накачавшись зельем, дошли до того, что начали танцевать на столах, а две девушки, вскарабкавшись на возвышение в центре клуба, станцевали лесбийский танец со стриптизом под откровенно «однополый» Аскольда хит «Гвадала хара». Охрана на все смотрела сквозь пальцы. А на седьмой песне произошло — нечто. Сережа исполнял самый «тяжелый» металлический хит Аскольда с неожиданно нежным и красивым названием «Голгофская серенада». В пространство несся всесокрушающий, жестокий, до отказа заряженный дикой стихийной энергией шквал, который совестно незаслуженно назвать звуком. Этот, с позволения сказать, звук давил, ввинчивал в землю, неистовствовал и яростно рвал в клочья (а по сцене черными тенями метались почти обнаженные танцоры, и феерично вихрилось лазерное шоу!) всякие представления о пространстве. И уже на излете композиции, когда из огромных колонок, прикрытых металлическими щитами, извергался мощный и пышущий яростной, бешеной энергией sound-attack… грохнули тяжелые риффы, полыхнули лазерные лучи, и вдруг блеснули клинки пламени, и гулкий грохот впился в угасающее тело саунда, как клещ в кожу.

Лидер подтанцовки Гриль выписал в воздухе какой-то замысловатый пируэт, наводящий на мысль, что в детстве танцор занимался акробатикой или спортивной гимнастикой, и, перекувыркнувшись в воздухе, неловко упал на бок.

Впрочем, он взлетел с пола, как подброшенный мощной пружиной, и тут же со сцены повалил дым.

Обдолбанные посетители клуба и не поняли, что происходит нечто экстраординарное… хотя бы потому, что все шоу Аскольда было экстраординарным, и они подумали, что это часть действа… но когда правая колонка, взлетев в воздух, рухнула со сцены на столик, к счастью, пустовавший и, охваченная пламенем, развалилась на части — стало понятно, что как бы ни было экстремально шоу, «фишек» со взрывом колонок в нем устраивать не будут.

Раздался чей-то пронзительный визг и сочная ошалелая брань.

…И внезапно все оборвалось. Музыку словно отрезало гигантским ножом. Раздался чей-то дикий визг, и вторая колонка, уже безмолвствующая, вдруг тоже взорвалась и взлетела в воздух, вспыхнув, как факел — и ошметки ее разлетелись в разные стороны, засыпая словно вскипевший зал…

— Господи… да что это еще такое? — пробормотал Фирсов, хватаясь за щуплое плечо Романова. — Госсподи-и!!

Несколько сидевших у самой сцены «братков», одному из которых попало осколком колонки прямо по голове, вскочили… двое попытались было поднять своего приятеля с пола, куда тот упал с проломленным черепом, а третий, раскрасневшийся, пьяный, с красными — вероятно, от «кокса» глазами, рявкнул на оторопевшего Романцева? (и лучше выдумать не мог, как сказал бы А. С. Пушкин):

— Блин, да пой же ты, в натуре, ешь твою мать!

А четвертый и вовсе выхватил пистолет и, одним прыжком вскарабкавшись на сцену — где охрана, черт побери?! — несколько раз выстрелил в разбегающийся шоу-балет.

Воронцов-«Аскольд» подскочил к нему и сильнейшим ударом с левой зашвырнул обратно в зал, да так, что брателло выписал в воздухе параболу и рухнул спиной прямо на столик какой-то веселой (нет, уже не веселой!) компании, уставленный бутылками, бокалами и закусками.

— А-а, блина!!

— Да что это за?!.

Несколько откровенно ублюдочного вида братков выхватили пистолеты и открыли огонь по потолкам, вероятно, не столько испугавшись переполоха, сколько захотев поучаствовать в его создании и усугублении. Да что же они творят, промелькнула у Сергея мысль, когда два десятка головорезов «братовских» статей без особого труда смяли охранников у сцены и бросились к нему.

Сережа попятился и точным ударом опрокинул первого брателло, а потом из-за спины Воронцова выскочил Гриль и со всего размаху врезал второму пронырливому хлопцу так, что тот взмахнул руками и полетел со сцены. Сгрудившиеся у сцены бритоголовые «зрители» предусмотрительно расступились, и паренек со всего размаху шлепнулся на пол.