Там, где кружат аспиды - Олеся Верева

на ней, как влитой. Тёплый, мягкий, а вышивка какая! Цветы красные среди листьев зелёных до самого невысокого каблучка тянутся! Ульянка в своей обновке усвистала по рынку гулять, а у Лёли нога такой маленькой оказалась, что только у одного мастера сыскалась пара, ей подходящая.

— Ты правда их купишь? — Лёля с надеждой посмотрела на Похвиста, даже не пытаясь скрыть, как по нраву ей сапожки пришлись.

— Ну… — Похвист заглянул в кошель, притороченный у пояса, — куплю, отчего же не купить. Уступишь пару монет? — обратился он к бородатому мужику, огромному настолько, что даже высокий Похвист парнишкой худосочным рядом с ним казался.

— Ага, карман шире держи, — нагло усмехнулся продавец. — А то я не вижу, как глазки её блестят, когда на работу мою смотрит. Не позорься перед дивчиной, цену сбивая.

— Легко вам говорить, а у меня их две таких, — пробормотал Похвист, с обречённым вздохом выкладывая на прилавок десяток мелких серебряных монет.

Лёля поняла, что теперь эти полусапожки узорчатые её стали, и, не сдержав радости, на ноги вскочила и обняла Похвиста у прилавка жадного торговца. Как старшего брата заботливого, как защитника своего нежданного, как друга любимого, обняла. Наверное, не только в голове у нас память живёт, но и в сердце тоже. Совсем Лёля этого парня не помнила и вспомнить не могла, как бы ни силилась, а верила ему, как родным братьям своим. И оттого стыда не чувствовала, когда вот так, посреди рынка многолюдного, к нему прижималась.

А рынок и правда людьми был запружен, как сети рыбой после хорошего улова. Гомон, крики со всех сторон. Где куры кудахтали, где овцы блеяли. Хлебом пахло, мясным чем-то. Ох, как непохожа была суета эта на размеренную жизнь в Прави! И боязно Лёле было, что затеряться она может среди толпы, и страх как интересно, сколько сокровищ невиданных на каждом из прилавков её ждёт!

— Эй, милый, купи зазнобе своей платок шерстяной! Не пожалеешь, греть будет пуще твоих объятий. А то совсем негодяй этот Похвист распоясался, нигде покоя от ветров его нет! — крикнула в их сторону пышнотелая торговка с соседнего ряда, чей стол был укрыт волнами разноцветных платков кружевной вязки.

Похвист закатил глаза и за руку потащил Лёлю в сторону.

— Видишь, творится что? — жаловался он, пока Лёля крутила головой, пытаясь ничего занятного из виду не упустить. — Клянут меня почём зря. Я, можно подумать, виноват в чём! Натура у меня такая — никаких других ветров, кроме холодных, не выходит! И куда русалка эта несносная запропастилась?!

— Да здесь я! — раздался задорный голос сбоку. Похвист резко остановился, а Лёля, пялясь на загон с худыми пятнистыми телятами, с разбега вписалась в его плечо. — Соскучился уже? — игриво усмехнулась Ульяна, облизывая юрким язычком блестящие губы. В руке у неё бликовал на солнце сладкий карамельный петушок на палочке аппетитного золотисто-жёлтого цвета.

— Где конфету взяла? И не говори, что у торговки зазевавшейся стянула! — Похвист упёр руки в боки, отпустив Лёлю. Лёля сглотнула: до чего же хорош был петушок! Вкусен, наверное, м-м-м… В Прави такое не готовили.

— Делать мне нечего, торговок грабить! — кокетливо махнула ресницами Ульяна. — Парень угостил. Вот тот, что у лавки с пушниной мнётся. Выменял на то, чтобы имя моё узнать.

Она обернулась и послала улыбку светловолосому юноше, зардевшемуся под её взглядом. Он неловко переступил с ноги на ногу и задел локтем висящие рядком рыжие лисьи шкурки. Шкурки посыпались на землю, неуклюжий парень кинулся их поднимать, а Ульянка звонко расхохоталась.

— Вот что ты зубы скалишь, колдунья? Мне людей от таких, как ты, оберегать надобно, а я с тобой вожусь! Пошли, поможем ему и деньги за сладости вернём, нам чужого не надо. Лёля, жди нас и с места не сходи, мы мигом!

Похвист обхватил запястье заходящейся весёлым смехом Ульяны и, точно барка, лесом груженная, с лодчонкой на буксире, через толпу двинулся. Лёля хихикнула, вслед им глядя: бог ветра и водяница, что за компания? Топнула ногой в сапожках новых и решила, что негоже ей посреди потока людского стоять. Пока Ульянка глазки парню вконец раскрасневшемуся строит, а Похвист прилавок с пушниной чинит, одновременно русалку приструнить пытаясь, она и одна по базару пройтись сможет. Сыщутся, не такой уж рынок этот и необъятный.

Лёля обошла деревянную телегу без коня, груженную жёлтыми головками сыра, круглыми, с восковыми печатями. Многие мимо сыров ходили, смотрели жадно, да ценой никто не интересовался. Видно, дорогое это удовольствие ныне в Яви. На второй телеге ряд бочек лежал, плотно меж собой связанных. За соседним прилавком покупательница развернула длинное льняное полотенце, изучая бахрому на его концах придирчивым взглядом. Где-то заржала лошадь, прозвучал басовитый смешок, а затем два мужика в богатых кафтанах по рукам друг друга хлопнули, точно союз какой заключая.

Старичок в простой, но аккуратной одёжке торговал глиняной посудой, и за край длинного платка матери, склонившейся над плошками, держался мальчик, взирающий на происходящее восторженными глазами. Должно быть, решила Лёля, и у неё вид сейчас такой же. Не поверил бы никто, если бы узнал, что она, девица восемнадцати лет, впервые на рынке оказалась.

Лёля остановилась, блеском небывалым привлечённая. Никогда в Прави родители её украшениями не баловали, воспитывали в скромности, а здесь… Прямо перед ней, на полотне белоснежном, ровные ряды убранств девичьих лежали, взгляд притягивали, отойти не давали. Серьги, искусной работой свитые, гривны шейные с бусинами, перстни размеров неброских или с камнями такими, чтобы зависть одним только видом своим вызывать. И всё то медь жёлтая или золото, а не серебро, к которому Лёля с детства привычна была.

— Ну, краса, приглянулось тебе что? — радостно приветствовала её девчонка с такими же, как у Лёли, косами по бокам и веснушками по всему лицу. — Зови батьку, сейчас подарок тебе подберём.

— А батьку зачем? — поинтересовалась Лёля, разглядывая лежащий перед ней клад. Не то, чтобы она охоча была до украшений, но что за девушка пройдёт мимо и не рассмотрит каждую серёжку, каждый перстенёк?

— Как зачем? А деньги у кого? — изумилась девочка.

— У неё и свои есть, — произнёс глухой голос из глубины прилавка.

Лёля вздрогнула от неожиданности и вскинула глаза на юную торговку.

— А, там папка мой сидит, караулит меня и товар, не пужайся. Он всё добро это и выковал. — Девочка облокотилась на прилавок. — Ну так что, подобрать тебе что-нибудь? Серьги эти агатовые диво как хорошо с волосами твоими огненными смотреться будут.

Она подхватила длинные золотые серьги, украшенные чёрной и красной бусиной. Красивые, но