Евреи в древности и в Средние века - Александр Ильич Тюменев

данном случае не делает его более убедительным. Не говоря уже о том, что Пифагор, как известно, совершенно не оставил после себя никаких сочинений и письменных памятников, что мы вообще не имеем о нем каких-либо современных известий, что все наши сведения, касающиеся его жизни и учения, основаны на полулегендарных и не всегда заслуживающих доверия позднейших сообщениях и частью домыслах, причем, по-видимому, и самая приведенная Иосифом выдержка из Гермиппа представляет собою одну из таких легенд, о чем свидетельствует как самое содержание ее, так и та форма, в которой это содержание выражено; помимо всего этого сообщение Гермиппа о позаимствованиях, будто бы сделанных Пифагором у иудеев, не находит себе подтверждения в других источниках, так как те правила поведения, о которых в этом сообщении идет речь, не встречаются ни среди других наставлений (так называемых «символов») Пифагора, список которых приводится Диогеном Лаертием (совр. Лаэртским. — Прим. ред. ни одинаково, с другой стороны, среди законов и постановлений, содержавшихся в современных Пифагору иудейских священных книгах. В цитированном месте сообщается об одновременном позаимствовании одних и тех же постановлений от иудеев и фракийцев, столь различных и притом и географически отдаленных один от другого народов, отличавшихся совершенно несходными между собою религиозными верованиями и представлениями, и это обстоятельство говорит против внутренней достоверности всего сообщения, во всяком случае, во второй касающейся иудеев его половине, носящей к тому же характер дополнительного замечания и, быть может, представляющего собою не более как простую догадку самого Гермиппа. Если мы вспомним вообще малую еще осведомленность греков времени Гермиппа (III в. до Р.Х.) относительно иудеев, причем большинство первых греческих писателей, упоминающих об иудейском народе, принимали иудеев не столько за народ, сколько за особую философскую секту, сопоставляя их при этом с индийскими браминами (брахманами. — Прим, ред.), с учением которых иудейская религия, в общем, имеет мало общего, если затем мы вспомним общую для всех греческих писателей позднейшего времени тенденцию выводить происхождение своих философских систем с Востока, мы не можем не отнестись ко всему сообщению иначе как отрицательно и не можем не признать содержащиеся в нем сведения, в виду их полной внутренней и внешней неправдоподобности и недостоверности, скорее одним из позднейших домыслов, быть может, как уже указывалось, принадлежащим самому Гермиппу, нежели преданием, основывающимся на каком-либо подобии фактов, имевших место в действительности. Против факта знакомства Пифагора с иудеями и их религией, тем более с отдельными детальными ее постановлениями, говорит, наконец, и то обстоятельство, что этот предполагаемый факт оставался совершенно без влияния на последующую греческую литературу, которая и после Пифагора хранила такое же полное молчание относительно иудеев и их страны, как и в предшествовавшую времени его жизни эпоху.

Наибольшего внимания из всех собранных Иосифом Флавием цитат и упоминаний об иудейском народе греческих писателей доэллинистического времени заслуживает цитата, заимствованная у Клеарха из Сол, философа-перипатетика, жившего во второй половине четвертого и в начале третьего века. Сообщение это содержит в себе рассказ о встрече Аристотеля во время пребывания его в Малой Азии с эллински образованным иудеем, рассказ, слышанный Клеархом будто бы со слов самого Аристотеля. Время пребывания Аристотеля в Азии, именно пребывания его при дворе тирана г. Атарны Гермия, относится к 347-345 годам (другие случаи посещения им Азии нам неизвестны). В виду этого, если первоисточником сообщения Клеарха, действительно, служит рассказ Аристотеля, рас­сказ этот представляет собою едва ли не единственный случай упоминания об Иудее, восходящий к доэллинистическому времени, и потому заслуживает с нашей стороны особого внимания. Приводим этот рассказ ради представляемого интереса здесь полностью (по русскому переводу Израэльсона).

«Клеарх, — так начинается приводимая Иосифом цитата, — ученик Аристотеля и философ-перипатетик, равного которому не было, говорит в первой книге «О сне», что его учитель Аристотель рассказал про одного иудейского мужа следующее, причем приводит этот диалог: «Распространяться много было бы слишком долго, но небесполезно будет излагать таким же способом замечательную философию, которой обладал тот человек». «Я знаю хорошо, — сказал он, — ты, Гиперохид, наверно, подумаешь, что я тебе рассказываю чудо или нечто похожее на сновидение». Гиперохид почтительно ответил: «Потому-то и расскажи, мы все с напряженным вниманием будем слушать». «Итак, — сказал Аристотель, — согласно требованию риториков и дабы не погрешить против учителей повествования, остановимся сперва на его происхождении». «Говори, — сказал Гиперохид, — если тебе угодно так». «Тот человек, — начал Аристотель, — был по происхождению иудеем, родом из Келесирии[66]. Эти люди ведут свое начало от индийских, философов. У индийцев, как говорят, философы называются каланами, а у сирийцев — иудеями. Последние получили свое имя от страны, которую они населяют и которая называется Иудеей. Имя же города их — очень мудреное — они называют его Иерусалимом. Вот этот человек, который многих считал своими друзьями[67] и из своей отдаленной от моря родины[68] часто спускался в приморские города[69], был греком не только по языку, но и по духу. В то время мы находились в Азии. Туда и он пришел и, познакомившись с нами и с некоторыми другими преданными науке лицами, он начал испытывать их в мудрости, но так как он сошелся с людьми, из которых многие отличались глубоким знанием, то он, преимущественно, делился с ними тем, чем сам обладал»».

Приведенный текст, по-видимому, не возбуждает больших сомнений относительно своей аутентичности и, как можно думать, действительно принадлежит Клеарху. Правда, Рейнах выражает сомнение в возможности существования во время Аристотеля столь высоко эллински образованного иудея и на этом основании заподозревает достоверность всего сообщения Клеарха (приписавшего в данном случае Аристотелю фиктивный рассказ), но, по-видимому, такой чрезмерный скептицизм в отношении сообщения Клеарха при одновременном признании его аутентичности не имеет под собою достаточной почвы и основания. Возможно, конечно, что фиктивен не самый факт встречи Аристотеля с иудеем, но сильно преувеличена степень образованности этого последнего, причем преувеличение это может быть отнесено частью на счет передачи Клеарха, а частью, быть может, и на счет самого Аристотеля, крайне, как видно из текста, удивленного своей встречей с образованным человеком из столь отдаленной и неведомой страны, какой была для него Иудея. Впрочем, если мы вспомним, как легко и быстро осваивались иудеи на местах своих новых поселений, на­пример, в Вавилоне, несмотря даже на насильственное Переселение туда, и как относительно легко и быстро совершался впоследствии уже в то время, когда они пришли в непосредственное соприкосновение с греками, среди них процесс эллинизации и распространения эллинского влияния и эллинской