Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Правильно! Провокаторов надо вывести на чистую воду!
— Есть! Так и запишем!
— Пиши, Расторгуев, — говорили матросы, — чтобы судовой комитет строго выполнял приказ № 1 и требовал его выполнения от командования.
Собрание это я хорошо запомнил еще и потому, что в тот день мне было присвоено звание старшины и поручено заведовать электроприборами на центральном посту.
«Волна»
В первой декаде марта прошел слух, что на корабли возвращаются политкаторжане и ссыльные. На «Гангут» прибыло человек двадцать из тех, что проходили по процессам 34-х и 20-ти. Большинство из них сразу же получили отпуск, уехали на побывку домой и назад не возвратились. Остались на корабле Маслов и еще несколько матросов.
Среди политкаторжан я встретил своего друга Александра Ерофеева.
Хотелось с ним обстоятельно поговорить, но он оказался тяжелобольным.
— Обо всем напишу тебе, Митя, как поправлюсь.
Переписка с ним была короткой (вскоре Ерофеев умер), но все же Александр успел ответить на мой вопрос о предателях на корабле.
На «Гангуте» я встретил и Дмитрия Круглова. Я уже сообщал, что он был отправлен на суд с группой свидетелей. Но, как выяснилось, его привезли в Кронштадт по ошибке — вместо матроса Крылова. В ожидании конца суда Круглов жил вместе со всеми свидетелями в казарме. Кронштадтские ребята посоветовали ему вести записи о том, кто о чем говорит на суде (основываясь на рассказах друзей-свидетелей, приходивших ночевать в казармы).
Рассказ Круглова, а также письмо Ерофеева подтвердили наши предположения о том, что за революционной деятельностью гангутцев вел слежку кондуктор Савин. Этот негодяй и его подручные избили Круглова, вырвали его записи и доложили командиру 1-го Балтийского флотского экипажа Стронскому.
— Тот посадил меня в карцер, где я просидел до апреля шестнадцатого года, — рассказал нам Круглов. — А потом был послан на сухопутный фронт.
Политическая борьба на корабле обострялась. Чуть ли не каждый день проходили митинги — меньшевики и эсеры, казалось, рассчитывали в пустозвонстве потопить революцию. Но как-то Лемехов, побывавший на «Республике»[18], с радостью сообщил:
— Братцы! Приехали к нам из Петербургского комитета товарищи Пелехов, Антипов и Жемчужин. Они внесли ясность во многие вопросы. Мы должны бойкотировать Временное правительство. Никакой поддержки ему… Мы должны поддерживать Советы!
Это сообщение в штыки встретили меньшевики и эсеры. Виноградов кричал:
— Врешь! Петроградский Совет работает совместно с Временным правительством.
Время шло. Руководители наших большевиков вот уже второй день навещают транспорт «Щ». Там идет совещание флотских большевиков, которые решили объединить все корабельные группы в единую организацию.
Санников рассказывал, что Антипов предложил сразу же после создания такой организации наладить выпуск газеты и открыто на ее страницах дать бой соглашателям. А через несколько дней на кораблях появились листовки, подписанные Свеаборгским матросским коллективом РСДРП. Из листовки было видно, что кроме матросов-большевиков в организацию вошли артиллеристы Свеаборгской крепости и рабочие порта. Эта листовка горячо обсуждалась на собрании большевиков, которые остро критиковали Расторгуева за то, что он, как руководитель, допустил переход некоторых матросов в лагерь соглашателей.
— Что же я их — неволить буду? При чем тут я? — оправдывался Расторгуев.
— При том, что сквозь пальцы смотрел на проделки Виноградова. А ведь сразу видно было, куда он клонит, — горячо говорил Лемехов.
— Есть предложение на место Расторгуева назначить Лемехова, — предложил Санников. — Он парень напористый и не проморгает, если что… Как, братцы, насчет Лемехова?
— Добро!
— Мы не против!
После собрания Лемехов отозвал меня в сторону.
— Ребята предлагают тебя назначить почтальоном нашим.
Не поняв, чего от меня хотят, я даже возмутился:
— Что ж это выходит — гальванер, прослуживший пять лет на флоте, письма будет разносить?..
— Чудак-человек! Какие письма? Во-первых, наш коллектив собирается издавать газету, а средств нету. Вот ты и будешь, так сказать, уполномоченным на корабле от газеты: средства собирать, с редакцией связь поддерживать, распространять газету между ребятами. Работа ответственная. Нужно не только в кубрик ее доставить, а и прочитать из нее что-нибудь, растолковать. Ну, так как? По рукам?
— По рукам!
— Порядок. А я договорюсь в судовом комитете, чтобы тебе выписали постоянный пропуск на берег, ну и от работ в какой-то мере освободили. Поручение серьезное.
Я сразу приступил к сбору денег. Правда, на первых порах матросы давали их неохотно, и мне с трудом удалось собрать около двухсот финских марок. Я чуть ли не каждый день бывал в редакции, познакомился там с очень интересными людьми. Меня буквально очаровал молодой парень — бывший студент технологического института Борис Жемчужин. Он был опытным подпольщиком, хорошим организатором. Внешне Жемчужин выглядел совсем юным. С утра до позднего вечера он мотался по мастерским порта, батареям Свеаборгской крепости, а ночами писал пламенные, разоблачительные статьи. Борис был душой газеты, ее главным вдохновителем.
Большую помощь редакции оказывали матросы Дыбенко и Ховрин. С ними я знаком давно. Николай Ховрин вернулся из ссылки. По делу 20-ти в канун 1916 года он был арестован и просидел несколько месяцев в Петропавловской крепости, а затем в «Крестах». После суда его направили на фронт — в действующую армию.
Благодаря Дыбенко удалось приобрести нужное количество бумаги и старенькую «американку» для печатания газеты.
30 марта 1917 года, когда Жемчужин принес из типографии первый номер газеты «Волна», еще пахнущий краской, все закричали «ура». Газета вышла небольшая, смахивала на современную многотиражку. Но зато наша, собственная. На первой странице во всю полосу крупными буквами было напечатано: «Российская социал-демократическая рабочая партия», а справа — «Орган Свеаборгского матросского коллектива РСДРП».
Газета открывалась перепечатанной из «Правды» статьей — «О войне», в которой разоблачалась политика Временного правительства. В заметках с кораблей, из войсковых частей говорилось о конкретных фактах хозяйничанья эсеро-меньшевистских соглашателей и о том, к чему это приводит. А примеров таких было хоть отбавляй. На многих кораблях, в том числе и на «Гангуте», в судовые комитеты пролезли эсеры и меньшевики. Заигрывая с командованием, они не отстаивали права матросов, приказ № 1 выполнялся формально, а некоторые комитеты стали просто бесправным приложением к полномочиям командира корабля. В каждом номере «Волны» четко разъяснялась позиция большевиков. С предельной ясностью газета писала: «Большевики будут упорно бороться с разными социал-шовинистами и оппортунистами…»
С первого номера «Волна» стала самой популярной и авторитетной газетой на флоте. Матросы ее зачитывали до дыр. После выхода второго номера «Волны» эсеро-меньшевистская газета «Нива» потеряла более двух третей своих читателей, а после выхода третьего номера совсем закрылась. Бывало, только появлюсь
