В прятки с «Прятками» (СИ) - "Ежик в колючках"

Она смотрит на меня огромными глазами, не моргая и не отрываясь, пока я обходил ее и проходил в свою комнату, она молчала. Лишь когда я скрылся из виду, пространство взорвалось криком: «НЕЕЕЕЕТ!!!»

Эшли

«Я убил Ворона...»

Ненависть стала животная, до помутнения рассудка, откровенная, почти уже гранича с неадекватностью. В висках нервно стучал пульс, дыхание сперло где-то в грудной клетке, а колени подкашивались бессовестно, вынуждая в прямом смысле хвататься за стену. А перед глазами всплывал образ высокого, худощавого парня, с вечно растрепанными черными волосами и кривоватой улыбкой. Почему-то, Ворон всегда корчил мне рожи... смешил меня, где-то поддерживал и помогал. И ругал, как без этого, особенно на тренировках. Он хороший парень, очень хороший. Даже несмотря на наше бурное знакомство, мы быстро сдружились. Этот человек всего за пару месяцев стал мне настолько близким, словно мы знали друг друга всю жизнь. Ворон делился со мной своим кофе, плевал на все косые взгляды и слухи, которыми награждала меня добрая половина фракции, он один из немногих, кто пусть и не одобрял моих отношений с Эриком, аккуратно предостерегал, но не осуждал и слово плохого не сказал про лидера. А ведь мог, и был бы прав. Подшучивал надо мной, и никогда не обижался на мои шпильки и вредный характер. И заступался, когда Вайро и Джойс пытались меня вздернуть на полосе препятствий за подставу со спаррингом. А когда я встряла в «Старом городе», и меня подстреленную везли во фракцию, он всю дорогу хохмил, чтобы я успокоилась и не ревела. И теперь его больше нет. Этого веселого, жизнерадостного парня больше нет. Боже мой, да как такое возможно? Нет. Этого не может быть, но... Эрик убил его. И нельзя уже ничего исправить. Как он мог? Как рука поднялась... Ворон же был в его отряде. Они же воевали бок о бок, а теперь... Всё кончено, истерто, надломано и грань пересечена. В Эрике больше ничего не осталось человеческого, и ощущение это морозило до костей, пригвождая к месту. Сердце пропускает удар, а по нутру разливается пульсирующая боль.

На душе было настолько мерзко и муторно, что единственное, чего хотелось, так это безучастно смотреть в пространство остекленевшими глазами. У меня не выходит даже заплакать сейчас. В сердце вдруг резко не стало абсолютно ничего: ни надежды, ни веры, ни каких-либо теплых чувств. Осталась лишь огромная пустота, в которую сочились дикая боль, жгучая ненависть, горечь, и это было страшнее всего, жить и при этом не чувствовать ничего хорошего. Наверное, так и должно быть, когда ты начинаешь медленно умирать изнутри, чтобы не испытывать больше горьких разочарований. Мне словно кто-то душу наживую вырывает острыми когтями, терзает, медленно, играючи, больно... Это не просто неизбывная боль... этому даже нельзя подобрать название. Эрик, что же ты наделал? Почему? Почему ты такой жестокий? Неужели тебе на всех плевать, и ты так и будешь идти по чужим жизням напролом? Ты же своих убиваешь... хотя, нет у тебя больше своих. Ты сам по себе. И твоим поступкам нет оправдания, нет прощения, нет понимания, ничего не осталось... только неимоверное опустошение.

Какой-то страшный звук расползается по помещениям, заставляющий непроизвольно ёжится. И от этого мне безумно жутко стало, не сразу поняв, что это я так вою. Вою громко и протяжно, как раненый зверь, со всей силы колошматя по бетону руками. Сильнее и сильнее, до крови, только б перебить ту боль, что сердце раскаленными цепями перетягивает. Чтоб не чувствовать ничего. Совсем ничего. Но легче не становилось, только хуже. Мне плохо. Плохо, как никогда. Кажется, что все внутренности сжаты, скованны стальными, горящими обручам, которые заставляют тело дрожать и выгибаться от невыносимости реальности, сводя с ума от страха. Это ощущение понемногу начинает входить в привычку. Боже, дай же мне сил выдержать!

Не знаю, сколько я просидела в коридоре, упершись взглядом в холодную стену, никаких обнадеживающих мыслей, только кажущаяся невозможно бесконечной – пустота. Кромешная, изгаживающая, забирающая все, что ценно в этой жизни, абсолютно все, пустота. И отчаяние. Они сужаются, давят на меня так, будто небо рухнуло, погребя под своими обломками. И душно, душно невыносимо. Я не могу дышать почему-то. Не могу и все. Только загнанное в угол сердце гулко колотится. Я еще некоторое время сидела не шевелясь, а потом меня словно током ударило, рука сама нашла одну из спрятанных крышек, и я шагнула к двери комнаты Эрика, подавив желание отползти в темный угол бункера и там остаться. Внутри как будто бы что-то лопнуло, открывая кровоточащую рану, из которой разом хлынули все оглушающие и ослепляющие кошмарные чувства и ощущения, обрушив на меня всю горечь, от осознания собственной беспомощности и вины, потому что я знала, что Эрик кого-нибудь убьет и ничего не предприняла, пытаясь остановить монстра. Он не остановится. Убийца. Чудовище, питающееся страданиями и болью, рвущее чужие души вдрызг. Уничтожающее всё на своём пути. И я ничем не лучше. Я потеряла себя в омуте боли. А терять — привычное уже дело, и от этого кричать хотелось. Но мне больше не кричится, а воздух застревает в легких едким песком.

Дверь тихо скрипнула, я прислушалась и вошла, тусклый свет от настольной лампы заливал помещение, Эрик метался на кровати, мотал головой, почему-то бледный и весь в испарине. Глаза закрыты, пересохшие губы дрожат, словно он что-то беззвучно бормочет, вокруг — тишина. Только наша боль клубится в воздухе. Я на цыпочках шагнула ближе, до сих пор не веря, что смогу убить его, и тут мужчина отчетливо скрипнул зубами и простонал. По-моему, ему снятся кошмары. Мучаешься совестью? Игла болезненно пронизывает сердце, будто бы я способна чего-то чувствовать еще. Боже мой... боже... Поток соли хлынул из глаз. Слезы боли, отчаяния, грусти, потери. Кажется, я потеряла все, что имела, обретя взамен только пустоту и холод. Почему ты такой? Почему твоя жестокость отнимает у меня всё? Почему забрала единственного, кого я полюбила? Тебя забрала. Я люблю тебя безумно, и в то же время яростно ненавижу, даже не понимая сама, какая из переполнившихся чаш перевешивает больше... Страх, отчаяние, глубокое безумие. Все сейчас во мне. Все вокруг меня.

Пальцы судорожно стискивают крышку, руки немеют. Ох, как трудно дышать... И мерзко, невозможно мерзко от себя самой. Подло. Похоже, настало время выбирать, чей голос слушать, совести или сердца своего. В кого ты меня превратил? В искалеченную ненормальную, у которой вместо души — изодранная тряпка. Я чувствую себя не человеком, а оболочкой, заполненной болью и страхом. И все равно не хочу тебя убивать. Ты несешь страдания, смерть, топчешься по бесценным жизням, отбираешь их, ломаешь... За ребрами невыносимый раздрай — сердце вдребезги, что хочется самой удавиться, только бы больше ничего не чувствовать, но какое-то удушающее отчаяние подталкивает меня еще ближе к нему. Чувство полной и безоговорочной необратимости заполнило все пространство вокруг. Дрожащие руки, ставшая вдруг такой тяжелой железочка, закушенная до крови губа. Поднять заплаканный взгляд — невозможно. Нет сил посмотреть ему в лицо. Я знаю, что буду жалеть об этом, и в конце-концов, скорее всего, пущу себе пулю в лоб, но я хотя бы должна попытаться его остановить, пока Эрик не убил еще кого-то из ребят.

«Я убил Ворона...»

В память вламывается осознание случившегося... а он мечется во сне, как будто монстр может сожалеть о своих бесчинствах. Дикое бессилие окатывает с головы до ног, до бьющего озноба, до слез, но рука уже занесена для удара. Зачем я это делаю? Я не хочу и не могу, но сейчас мне это кажется единственным спасением, выходом единственным. А что же потом... Вдох-выдох, вдох-выдох, еще... Прости меня! Пожалуйста, прости, видит бог, я не хотела так, но ты не оставил мне выбора... А у тебя сердце больше нечувствующее и несуществующее, а моё расколото на части, и кажется все ребра переломаны, что не вдохнуть. Мне страшно так, что страх из меня уже наружу плещется. Пара глубоких вдохов, новая боль в прокушенной губе, крепко стиснутые на крышечке пальцы. Нужно собраться, нужно взять себя в руки, нужно суметь... Не могу я. Не могу — и всё. Если б ты только знал, если б только представить мог на секунду, как я тебя люблю и ненавижу...