Красные курганы - Валерий Елманов

– А теперь, Генрих, мы с тобой немного порассуждаем, – обратился отец Альберт к своему секретарю.

Такая формулировка означала, что рассуждать будет только епископ, а не Генрих, чьим уделом было внимание и молчание.

– Итак, что мы имеем на нынешний день? Утерян Кокенгаузен, Гернике, и утрачены все земли по средней Двине. Это, конечно, плохо. Хорошо другое: Константин остановился и заключил с нами перемирие, опасаясь разбить лоб о наши каменные твердыни. Наивные схизматики, как правило, остаются верны своему слову, и можно быть уверенным, что в ближайшие два года он не предпримет никаких попыток напасть на нас. Более того, он ждет того же и от нас. Однако мы вправе не сдержать своего обещания, ибо дали его даже не схизматику, но богоотступнику, который равнодушно взирает на то, как селы, ливы, семигаллы, литы и прочие язычники ныне отреклись от истинной веры и снова принялись поклоняться своим идолам. Но это потом, когда мы наберем достаточно сил для могучего удара, перед которым ему не устоять. Однако за это время он может еще больше усилиться, если сумеет уговорить всех князей на Руси объединиться под своей рукой.

– А он разве уже не король? – робко переспросил Генрих.

– Ты немного путаешь, мой мальчик, называя в своих хрониках всех русских князей королями, – усмехнулся епископ. – Я не виню тебя, поскольку разобраться в их лествичном праве и впрямь тяжело. К тому же каждый из них правит самостоятельно и никому не подчиняется. Если смотреть с этой точки зрения, то тогда и он – король, и смоленский Вальдемар,[62] и киевский Мстислаб, и волынец Даниил, и Мстислаб из Галича. Пока там много королей, сам Константин нам еще не так страшен, хотя и весьма опасен. Но ныне он хочет окончательно подвести под свою руку всех прочих русских властителей. Вот тогда он усилится настолько, что нам с ним, пожалуй, и вовсе не справиться.

– Даже с божьей помощью? – вновь робко спросил Генрих.

– Она хороша, когда твоя рука крепко сжимает меч, а за твоей спиной стоят тысячи и тысячи братьев-рыцарей, – вздохнул епископ. – Так что теперь нам надлежит сделать все, чтобы этого объединения не произошло. Поэтому запиши сейчас имена тех купцов, которых ты тайно призовешь на беседу ко мне, чтобы мы смогли попытаться повлиять на решение остальных князей, причем не в пользу Константина.

– А кого бы ты, святой отец, хотел видеть на троне? – полюбопытствовал Генрих.

– Никого, – быстро ответил епископ. – Вообще никого. Этого объединения в любом случае допускать нельзя, иначе мы и здесь, в Риге, долго не продержимся.

– За каменными стенами? – не поверил Генрих.

– Увы, но это так. Наши стены оставались хороши для глупцов из Новгорода и Пскова, которым неведомы камнеметы. Но воины Константина хорошо умеют ими владеть. Да что я тебе рассказываю, когда ты и сам прекрасно видел, что они вытворяли под Кокенгаузеном. И еще об одном не следует забывать. У схизматиков месяц назад скончался митрополит Матфей.[63] Я больше чем уверен, что рязанский князь захочет поставить на его место кого-то из своих послушных епископов, чтобы иметь возможность влиять на остальных князей еще и с этой стороны. Об этом нам надо также позаботиться заранее.

– Купцы, – понимающе кивнул Генрих.

– Не только, – усмехнулся отец Альберт. – Мы отпишем папе римскому, чтобы он через своих легатов[64] связался с патриархом Константинопольским, который сейчас сидит в Никее…

– Но константинопольский патриарх сидит в Константинополе, а не в Никее, – перебил Генрих. – Ты ничего не спутал, святой отец?

– Там сидит наш патриарх. Схизматики Руси ему не подчиняются, считая истинным того, который находится в Никее, – терпеливо прояснил епископ. – Он и только он имеет право утвердить русского епископа, избранного митрополитом, в его новом сане. Или… не утвердить, – заключил он с угрозой в голосе.

– Но что могут сделать легаты папы? Разве схизматики выполнят их повеление?

– Повеление – нет, – покачал головой епископ. – А вот рекомендацию… Дело в том, что сейчас римский престол намекает, что при определенных уступках готов заключить унию со схизматиками. К этой унии склоняется и сам константинопольский патриарх и многие из его окружения. Так вот, если папский легат порекомендует не утверждать в сане митрополита русского епископа, а дать им своего грека, то к нему должны прислушаться. Схизматики непременно пойдут навстречу, чтобы тем самым показать всю серьезность своих намерений относительно предстоящей унии. Хотя я надеюсь, что до этого дело не дойдет, – протянул он задумчиво.

Генрих молчал, выжидательно глядя на своего духовного наставника.

– Мы постараемся, чтобы был избран кто-то другой. Ну, скажем, архиепископ Новгородский или епископ Смоленский. Словом, любой из числа тех, чья епархия не входит во владения князя Константина. И тогда на княжеском совете против объединения подаст голос особа самого высокого духовного звания.

– А если новый митрополит все равно будет за то, чтобы они объединились, но только под началом другого князя?

– Пусть, – беззаботно махнул рукой отец Альберт. – Так даже лучше, потому что в этом случае против такого выбора встанет сам Константин и объединение точно не состоится. Более того, все прочие князья оскорбятся, поняв, что все его слова о благе Руси есть ложь и лицемерие. На самом же деле он хочет только одного – короны.

– Они нападут на него, – подхватил Генрих. – Победят и отнимут все его владения, а потом еще раздерутся между собой, деля добычу.

– Это навряд ли. Уж слишком силен рязанский князь, – сокрушенно вздохнул епископ. – Но хорошо уже и то, что они ни в чем, даже в самой малости не станут его поддерживать, а, напротив, будут всегда поступать вопреки. Да и сам Константин будет вынужден действовать с опаской, ожидая получить удар в спину.

– И чем хуже будет Константину, тем лучше для нас, – подхватил Генрих. – Мы сможем вернуть Кокенгаузен и Гернике под твою руку. А там…

– А там и до самого Полоцка недалеко. К тому же если нам удастся захватить князя Вячко живым, я попытаюсь убедить его в том, что он ошибся, подарив рязанскому князю свои владения. Возможно, после моих слов он захочет переписать свою грамоту в пользу ливонской церкви. И когда у русичей начнется междоусобица, наши рыцари войдут в Полоцк и другие города этого княжества на законных основаниях, потому что они будут не завоевателями, а правопреемниками полоцких князей. Иногда очень важно соблюсти законность, Генрих, – наставительно произнес он. – Но остальные дела мы отложим на завтра, чтобы решить их со светлой головой.

Многие из русичей в замке Кокенгаузен, который они немедленно переименовали на своем варварском языке в Кукейнос, были ранены стрелами и еще больше убито, но упорные люди не прекращали сопротивления, хотя и не могли принести рыцарям того вреда, который бы хотели причинить.

Однако видя многочисленность войска ливонского и те опасности, что подстерегали их каждый день пребывания в осаде, русичи стали просить мира и разрешения поговорить с епископом.

И так умолял его рязанский князь Константин, что епископ сжалился над ними и уговорил остальных, включая магистра Волквина, простить им. Прибыв в замок Кокенгаузен, он заставил князя рязанского целовать святой крест, поверив его обещанию никогда не нарушать спокойствия на епископских землях.

А жажда мира так прочно царила в сердце боголюбивого епископа Ливонии, что он, видя горести войны и тяготы бедствий, которые обрушились на его паству, поспешил немедленно заключить мир.

Войско же со своей добычей вернулось в Ливонию, принося благодарность Богу.

Криводушный же народ ливов и лэттов, живший в этих местах, немедленно отверг веру Христову, насмеялся над благодатью крещения, смыв его с себя в мутных речных водах, и не убоялся вновь оскверниться языческими обрядами.

Трудно сказать, насколько преувеличивал тенденциозный средневековый хронист и как тяжело было положение осажденных в Кукейносе, однако с уверенностью можно отметить лишь одно: наступление Константина на Прибалтику в 1220 году было окончательно сорвано.

Причин тому несколько. Во-первых, по всей видимости, произошла недооценка сил противника (имеются в виду войска не только епископа Ливонии, но и отряды рыцарей-меченосцев). Во-вторых, имела место недостаточная численность собственных сил. К тому же она усугубилась неумелыми действиями рязанских воевод, которые вначале позволили себя запереть в замках Кукейнос и Гернике, а затем предпринимали вялые попытки обороняться в них.

Лишь мужество рядовых ратников, стойко отбивавших все атаки немецкого войска, позволило заключить почетный мир, оставивший за Рязанской Русью все территориальные завоевания.