Милые люди - Юлия Гайнанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она начинает мне нравиться, эта моя будущая жена. И ведь как права, чертовка! Но почему? Почему ты со мной так миндальничаешь?
– Ты что, не видел, что я написал за последние пару часов? – Вопрос был задан лишь формально, потому что все он видел, и наш автор это знал, но задавая очевидный вопрос, за которым следовал очевидный ответ, писатель лишь выигрывал несколько секунд перед тем, как принять болезненную критику.
– Думаешь, то, что ты со мной сделал, – действительно самый страшный удар? Событие, после которого я буду в отчаянии? Захочу сдаться?
– Ну почему ты никогда не шепчешь мне правильные ответы, как муза, которая, хочу подчеркнуть, ни разу – даже во сне – так и не пришла! Зато ты, – Владимир повышал голос с каждым словом, словно поднимался по ступенькам, – ты мой желанный гость! Каждый день! Каждый раз, когда я делаю что-то не так – вуаля! – Писатель затрясся, а воображаемый главный герой смахнул с воображаемого пиджака невоображаемую слюну, которой уже плевался автор. Но продолжал молчать. Потому что каждый раз, когда его рот открывался, автор визжал «нет!».
Владимир кинул голову в ладони, схватил волосы у корней и протянул их к затылку, словно хотел содрать с себя лицо. Он ровным счетом не знал, как нанести герою финальный удар. Но когда месяц спустя ответ был найден, когда еще месяц спустя писатель отредактировал рукопись, он снова откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и потер переносицу. Затем осторожно оглянулся по сторонам и даже в первую секунду пожалел, что напротив него никто не сидит и не прихлебывает кофе, но только в первую секунду.
Ведь это был хороший знак – знак, что пора отправлять рукопись в издательство.
Эффективное творчество
Мы приходили в кафе Mon Plaisir[24] раз в полгода в течение десяти лет с завидной регулярностью до того последнего визита, когда стало ясно, что наше дальнейшее существование совершенно бессмысленно.
В маленькое сообщество «клуба писателей», как мы сами себя называли, входило четыре человека.
У нас был любимый столик в самом углу, под лестницей: мы ценили уединение. Бедному официанту всегда приходилось скрючиваться буквой «г», когда он приносил латте и прочие флет-уайты. Сбоку от стола находился книжный шкаф, и в начале каждой встречи у нас был ритуал, связанный с ним, – визуализация.
Мы брались за руки, закрывали глаза и немного пошатывались из стороны в сторону. Потом по очереди описывали обложки наших воображаемых книг, в деталях рассказывали, что почувствуем, когда увидим их в магазине или в этом самом книжном шкафу, чем будут пахнуть наши руки и что мы закажем на праздничной встрече в честь старта продаж. Из одних этих деталей нашего будущего успеха можно было составить неплохую сцену, но нам никогда не приходило в голову фиксировать все, о чем мы тогда болтали. Когда чья-то фантазия срывалась и улетала далеко-далеко, когда мы описывали книжную презентацию или раздачу автографов, интервью в главных изданиях страны, то зачем-то сами себя осаждали и возвращались из мира химер за столик в кафе Mon Plaisir. Нам предстояло еще много работы: обсудить, что было написано (почти ничего), сколько отредактировано (практически нисколько), поделиться невыполненными планами и построить новые, чтобы потом точно так же оставлять их на потом, которое никогда не настанет.
Мы даже не могли предположить, что с самой первой встречи с нами рядом всегда был человек, который нас любил. Каждого из нас.
Мы его не замечали.
Давайте посчитаем: мы ходили в кафе десять лет, два раза в год. Получается, что в тот самый вечер мы видели его уже в двадцатый раз, но смотрели на него впервые. «Вы помните…»
Зато он каждый день встречался с нами дома, с того самого раза, как невольно услышал наш разговор. Но об этом чуть позже.
Вообразите писателей. А теперь посмотрите на наш столик под номером 7. Похожи?
Конечно, вы не можете нам ответить, ведь возможность увидеть нас – вы ждете, что ее подарим вам мы, авторы, ведь вы приличный человек и читаете книгу, чтобы посмотреть на нечто – вы сами еще не знаете на что – чужими глазами, нашими глазами. Вы читаете книгу.
Слишком долгие годы нас сдерживал страх. Мы боялись, что на бумаге все то, что варится в наших головах, будет смотреться нелепо.
Мы – это.
Женщина № 1: «Родила два раза. Все время хожу припухшая и заказываю вино, даже если встреча проходит в десять утра. Ухожу последняя, а иногда сижу до закрытия, то есть не ухожу вовсе. У меня привычка макать палец в пенку от капучино и сосать, как ребенок. Я ем много сладкого и ношу очки. Когда остаюсь без друзей из писательского клуба, без других частей «мы», беспрерывно читаю. Но никогда не приношу книгу с собой, а все время выбираю что-нибудь с полки.
Женщина № 2: «Детей нет, зато почти каждую пятую встречу я привожу нового мужа. Я могла бы напомнить вам если не писателя, то поэтессу XIX века. Этот устремленный в никуда взгляд, вскидывание рук. Я ненамеренно ставлю того, кто ко мне обращается, в неловкое положение тем, что две-три секунды думаю над ответом, отстраненно смотря в сторону. Людям бывает непонятно, расслышала ли я вопрос и собираюсь ли отвечать на него. У меня тонкие красные губы, и я почти никогда ничего не заказываю. Но я не питаюсь росинкой! Не все, что он сказал в «Ласковых персонах», правда!»
Женщина № 3: «В разводе, есть ребенок. Как выяснилось позже, я немного нравилась тому, на кого мы десять лет не обращали внимания. У меня волосы цвета соломы, и я каждый раз улыбаюсь, когда на кого-то смотрю. При этом улыбаться у меня выходит и участливо, и регулярно одновременно. Редкое качество! Обычно человек, который привык улыбаться, делает это дежурно, на автомате, что очень заметно и бывает даже оскорбительнее некоторых мрачных лиц. Я была самой тихой, но, когда говорила, остальные сразу замолкали».
И наконец Мужчина: «Медленный и грузный, я приходил первым, заказывал чай с мятой и просто сидел. Он так редко видел людей, которые просто сидят! Не смотрят в меню, не ковыряются в телефоне, не
