Зона Топь - Марина Туровская

Четыре года подряд деньги на празднование вручали Галине Сергеевне насильно, с лихвой перекрывая ее затраты, а она отнекивалась, убеждая, что ей накормить пятнадцать-двадцать человек совсем не в тягость.

В прошлом году осеннее торжество получилось особенно разгульным, Андрею исполнилось восемнадцать. Геннадий считался «дядей» и «крестным» Андрея, поскольку спас ему жизнь. Это знали все. Но как именно — никто. Кроме самого Геннадия и Галины.

Галина занимала должность начальника банно-прачечного комбината. То есть занимает последние пять лет, а до этого она работала простой прачкой, пока не попалась на глаза Аристарху.

Он зашел в сауну и увидел женщину на двадцать лет себя моложе. Бабец мыла лавки, низко наклоняясь и колыхая аппетитным задом. Короткий мятый подол халата задрался до трусов. Женщина оглянулась. И лицо ничего, миловидное.

В сауне в этот день больше никто не мылся. День был объявлен санитарным.

Об особом «санитарном дне», происходящем два-три раза в месяц, узнали не сразу. Но как только пронырливая Таня Толстопопик, тогда еще просто подавальщица в столовой, сложила два плюс два, весь поселок стал звать Галю Галиной Сергеевной.

Через полгода начальник административно-хозяйственного отдела Яков Игоревич «вспомнил» о Галином неоконченном образовании инженера-техника и перевел на должность старшего инженера, а еще через полгода для Галины придумали должность — начальник банно-прачечного комбината.

Особые «санитарные дни» становились у Аристарха Кирилловича все реже, а через три года прекратились совсем. Сказывался возраст и особенности геологии поселка Топь. Но Галину с должности не сняли, работала она прекрасно.

За семь лет работы Галя стала ощущать себя полновластной хозяйкой двухэтажного здания, верхний этаж которого занимали стиральные машины. На первом была баня для прапорщиков, офицерская сауна с бассейном и массажный душ Шарко.

Пять женщин под предводительством Галины деловито замывали баню или раскладывали бесконечные простыни и наволочки на тысячу двести комплектов, громко матерясь при обсуждении семейных проблем или поселковых сплетен.

У каждой женщины была своя, особо наболевшая тема. Четыре года назад больной темой Галины был ее четырнадцатилетний сын Андрюшка, называемый ею не иначе как «паршивец».

Отец месяцами пропадал на заработках и, наезжая зимой, по окончании строительного сезона, задаривал сына подарками и деньгами. В остальные месяцы воспитывал его по телефону.

Мать кормила «паршивца» на убой, воспитывала шлепками вечерами и в редкие выходные, но больше по телефону, с работы. «Паршивец» успел к четырнадцати годам один раз вылететь из школы за плохое поведение, один раз поучаствовать в общегородской драке «северные» на «южных», заработав перелом ребра и фингал под глазом, и получить пятнадцать приводов в милицию за мелкие хулиганства. В детской комнате милиции его дело не запирали в сейф, держали в столе, дабы далеко за ним не лезть.

О неуправляемом поведении Андрюхи-паршивца знал весь поселок.

Четыре года назад, в августовскую черную среду, Галина на работу не приехала, никого не поставив в известность, что было впервые за все годы ее работы.

Она позвонила в двенадцать дня и страшным, тусклым голосом сообщила, что сидит в городской больнице, ждет результатов операции.

Как оказалось, Андрей взял у друга мотоцикл. Всю ночь со вторника на среду гремела гроза, стеной лил ливень. Рано утром, не справившись с управлением на скользкой от мокрой грязи дороге, он на полной скорости врезался в автобус. Ему немедленно оказали медицинскую помощь два медработника из числа пассажиров и на том же автобусе отвезли в больницу.

Как сказали хирурги, двадцатиминутное опоздание могло стоить парню жизни. У него, помимо многочисленных закрытых переломов, в том числе и основания черепа, был открытый перелом руки с разрывом артерии.

Огромная кровопотеря. В больнице запасов крови практически не было, Галина сдала свои шестьсот граммов, попросила приехать и стать донорами соседей. Но крови все равно не хватало.

Сообщение об аварии и критическом состоянии Андрея повергло сослуживцев Галины в шок. Четыре женщины снялись с работы и поехали в больницу сдавать кровь.

Ночью Гену разбудил стук в дверь и тихое подвывание. Когда он открыл дверь, в дом ввалилась Галина, у порога упала на колени и поползла ему навстречу.

— Гена, спаси его. Спаси моего Андрюшеньку. Я тебя Христом Богом прошу, архангелами и святыми, помоги. Я без него жить не смогу. Гена, если он умрет, мне жить незачем.

Гена поднимал ее, но она опять падала, пугая звериным завыванием и сильнейшим запахом перегара.

— Я же знаю, вы там у себя, в Зоне, зэков оживляете, для опытов. Зэки, они же убийцы, им жить не надо, а мой парши… Ой, что же я говорю, как же я свою кровиночку называю…

Галя села на полу и несколько раз сильно ударила себя по губам ладонью. На тяжелой рабочей руке золотились два «купеческих» перстня, и ими Галина разбила себе губы. Кровь стекала на дрожащий от плача подбородок, но Галя не стирала ее, не замечая.

Гена силком завел Галину в медблок, посадил на кушетку.

— Галя, я в четыре часа дня звонил в больницу. Мне сказали, что операция прошла успешно. Так?

— Так, Геночка, так. Ты помоги, я дом продам и заплачу, я твоей рабой до конца жизни буду, только спаси Андрюшеньку.

— В чем проблема? Крови не хватает?

— Не хватает, Геночка. У него отбитая печень кровь не чистит, почки отказывают. Ты помоги. — Она смотрела безумным взглядом как бы не на него, а мимо, разглядывая что-то в будущем. — У меня же больше никогда детей не будет, кроме Андрюшеньки, что же я, не понимаю? Вы ведь всех женщин, живущих в поселке, стерилизуете! Не мне тебе рассказывать! Но Гена, есть у вас там, в лаборатории Зоны, лекарство. Аристарх как-то по пьяни проговорился. Я материнским нутром чувствую, может оно моего Андрюшку спасти. Я знаю.

Она перестала подвывать и глухо попросила, не отводя немигающего взгляда:

— Спаси его, Гена. Врачи сказали — до утра не доживет, интоксикация организма. Спаси.

То ли из-за того, что он выпил двести пятьдесят на ночь, то ли из-за чувства вины медика перед женщинами и неистовством материнской любви Гена притянул к себе Галину и тихо проговорил:

— Я попробую, Галя. Но ты будешь обязана молчать. Всегда.

Галина опять начала ловить и целовать руки Гены, но он легко шлепнул ее по щекам.

— Угомонись. Ты на чем приехала?

— На своей, на «Ладе».