Секретное досье - Лен Дейтон

– Вы когда-нибудь видели взрыв бомбы? – спросил он.

Мне хотелось, чтобы Долби все мне объяснил, а он лишь усиливал мое смущение, задавая вопросы. Я покачал головой.

– Теперь увидите, – сказал он. – Министр специально попросил нас присутствовать при следующем испытании американцев. Американское министерство обороны говорит, что они нашли способ блокировать сейсмографы, они хотят сделать попытку вдвое перекрыть показатели русских. Я сообщил ему, что у нас есть досье на некоторых находящихся там британских ученых.

– На некоторых из них, – согласился я. – Если мы готовы считать, что Карсуэлл хоть чего-то добился, тогда у нас есть досье на восемнадцать из пятидесяти британцев, эти пятьдесят включают одиннадцать лаборантов.

– Да, – оживился на мгновение Долби. – Элис сообщила мне, чем вы тут с Карсуэллом занимались. Можете это оставить и вывести Карсуэлла и сержанта из отдела, у нас теперь слишком много сотрудников.

Хороша же помощь от Долби: его не было пару месяцев, затем он без предупреждения возвращается среди ночи и делает только критические замечания.

– Этот взрыв бомбы назначен на вторник. Я полечу. Вы можете захватить помощника, если хотите.

Интересно, знает ли Долби о Джин и, если я по-прежнему имею право на помощника, вернулся ли он к руководству?

– Вы хотите, чтобы с нами полетел Чико?

– Да, позвоните ему. Пусть займется билетами и паспортами.

– Сейчас одиннадцать пятнадцать, – сказал я. – Вы знаете, где его найти?

– Знаю ли я? Кто здесь руководил последние несколько недель? Ведь у вас есть его номер? Я не видел Чико несколько недель.

– Он в Грэнтеме, – вяло откликнулся я.

– Кто его туда послал и зачем?

Я не знал, почему Долби так темнит, но решил прикрыть Чико.

– Нам нужно было перевезти досье, а курьера с достаточным уровнем допуска не оказалось. Он вернется где-то через день.

– О, ну и ладно. Элис все устроит.

Я кивнул, но впервые заподозрил, что происходит нечто странное, и отныне решил не высовываться.

На следующее утро я завершил маленькое личное дело, которое занимало у меня час каждые два месяца. В одном месте неподалеку от Лестер-сквер я забрал тяжелый конверт из коричневой бумаги, исследовал содержимое и отправил назад, на адрес, с которого его получил.

18

Водолей (20 января – 19 февраля). У вас могут появиться новые интересы, но не забывайте о старой дружбе. Влюбленных ждет захватывающее развитие событий.

Атолл Токве казался горстью хлебных крошек на синем покрывале. У каждого островка была своя маленькая зеленая бухта, сопротивлявшаяся синеве безбрежного Тихого океана, который ударял о рифы молотками гнева и разбивался, окутывая вихрем белизны потерпевшие крушение суда, тонувшие у береговой линии с 1944 года. Открытые беззубые рты десантных судов для переброски танков зияли, направленные в сторону затянутого колючей проволокой пляжа. Повсюду виднелись яркие красные пятна ржавеющих танков и рельсовых тележек, разбитые, расплющенные и открытые вечному небу. Снизившись, мы начали различать крашеные ящики для боеприпасов и разбитые деревянные ящики. Огромный вертолет «Вертол», забравший нас с авианосца, где всего час назад мы наслаждались ледяным апельсиновым соком, кукурузными хлопьями и вафлями с кленовым сиропом, пронесся над водой, направляясь к бетонному «Лабораторному полю» – взлетно-посадочной площадке, десять недель назад не существовавшей. Когда мы спустились на землю, к нам направился джип, выкрашенный в белый цвет. Сидевшие в нем четверо представителей воздушной полиции были в шортах (на американцах шорты всегда смотрятся нелепо), защитного цвета рубашках с расстегнутым воротом и при белых пистолетах и портупеях. Их имена значились на кожаных полосках, прикрепленных на правой стороне рубашки, на груди.

«Лабораторное поле», или «Поле случек», как извращенно переиначили это название американцы, занимало целый остров, один из сотни, образовывавших весь атолл. За девяносто дней острова снабдили летным полем, пригодным для приема как управляемых, так и беспилотных самолетов, двумя спортивными площадками, двумя кинотеатрами, часовней, магазином одежды, пляжными клубами для офицеров и рядовых, библиотекой, магазинами «Умелые руки», просторным жильем для командующего генерала, ангаром технического обслуживания, пристанью для персонала, столовой, амбулаторией, кафе, почтовым отделением, чудесной новой прачечной и электростанцией. В какой-то момент во время испытания нам сказали, что у них тут девяносто бейсбольных команд, разбитых на десять организованных лиг. Коммутатор мог пропустить более 6000 разговоров в день; одна только столовая готовила в день 9000 порцией еды, а радиостанция работала круглосуточно, как и автобусы на всем острове. Вот бы в Лондоне так. Долби, Джин и я получили пластмассовые бейджи с нашими фотографиями и описанием на фоне большой буквы «Q» во всю площадь карточки. Она давала нам право входа даже в секретные лаборатории.

Первые несколько часов мы провели, знакомясь с проектом. Водил нас армейский майор, обладавший поразительной памятью на факты и числа. Бомба, которую предстояло взорвать, была «бомбой с частичной критической массой», объяснил нам майор.

– Уран взрывается, когда соединяется достаточное его количество, то есть критическая масса. Но если плотность сжатия увеличивается, такого же взрыва можно добиться меньшим количеством. Поэтому взрывчатое вещество помещают вокруг маленького шара из урана-двести тридцать пять или плутония. Это означает, что требуется только часть критической массы, отсюда и «бомба с частичной критической массой».

Майор посмотрел на свою аудиторию, словно ожидая аплодисментов, и продолжил разъяснять, каким образом стало возможно обходиться без трития и охлаждения, благодаря чему бомба стала дешевле и проще в производстве. После «частичной критической массы» я уже не мог уследить за его мыслью, но прерывать его мы не стали.

Мы полетели на остров, где должен был произойти взрыв. Остров, весь покрытый массой оборудования, сверкал под ярким тропическим солнцем. Майор указал нам на него. Сам он, невысокий плотный мужчина в очках со стеклами без оправы и с сизым подбородком, напоминал в своем белом шлеме с буквой «Q» человека-яйцо, вероятно, как и все мы. Здесь находились фотоэлементы, фотоумножители и ионизационные камеры, масс-спектрографы и спектроскопы бета-излучения. Посреди этой песчаной арены, в окружении машин и десятков людей, богоподобная в своем великолепии стояла вышка, похожая на башню для литья дроби. Огромная, выкрашенная в красный цвет металлическая башня высотой 200 футов. Вокруг ее основания размещались здоровенные плакаты с надписью «опасно», а под ней – с нетипичной для американцев сдержанностью – слова «Бризантное взрывчатое вещество».

В тропиках закат и восход солнца стремительны, как вспышка света, и оно стояло низко на небе, когда мы с грохотом шли по коридорам из ДВП Третьего главного блока. Это была третья конференция за день, и вода со льдом плескалась внутри меня, как документы в неряшливом кейсе – моем, например. Мы пришли туда до начала встречи, и народ стоял, ведя все те же старые разговоры о покрышках, школьном комитете, о том, куда поехать, чтобы без проблем развестись. Я увидел много знакомых. Из Управления военно-морской разведки, из разведслужбы Госдепа и многих самостоятельных служб армейской разведки США. В одиночестве в углу стояли трое молодых, коротко стриженных коллег из ФБР – парии разведывательных организаций США, и не без основания.

На фоне света, приглушенного жалюзи, я заметил двух полковников, которых помнил по работе с денежными средствами ЦРУ, – пополнели, волосы поредели, ремни удлинились. «Скакун» Хендерсон стал майором, отметил я, – один из умнейших разведчиков, известных мне. Сегодня с ним не было его помощника лейтенанта Барни Барнса. Я надеялся, что он где-нибудь тут. Барни и Скакун – из тех, кто много слушает, говорит тебе, что ты необыкновенный, и через пару часов ты и сам начинаешь в это верить. Скакун помахал мне. Долби увлекся дуэлью на пальцах с полковником Донахью. Джин перебирала свои стенографические записи и карандаши, чтобы отделить их от косметического крема, спиртовой примочки, карандаша для бровей и губной помады. Не успел я приблизиться к Скакуну, как председатель – Бэттерсби, король логистики Разведуправления США, изобразил покашливание. Он счел, что дал опоздавшим – нам – достаточно времени, чтобы без смущения освоиться. Мы уселись, все четырнадцать человек, вокруг длинного, как в столовой, стола; перед каждым из нас лежали несколько листов белой бумаги, ручка «Зиппи спидболл», спичечный коробок с надписью «Падежные крыши», за которой следовал адрес в Цинциннати, и стоял чистый стакан для воды. В центре стола размещались четыре пластмассовых кувшина с холодной американской водой, сохраняющей свою свежесть благодаря вакуумной упаковке. Все ждали, когда же Бэттерсби начнет.