А потом я проснусь - Алайна Салах

не имеют смысла. Вывылочь Сойку на улицу и сказать ему все, что думаю — мое единственное желание. Дальше — как пойдет.

— Папа может по голове меня и не погладит, но если я тебе минут через пять челюсть выломаю — твое заявление ни в одном отделении не примут, — едко цежу я, перенимая его издевательский тон. — За всю жизнь дважды к нему обращался. Эта просьба будет третьей.

В этот момент я искренне верю в сказанное. Никакие последствия в виде огласки или появления ментов меня не остановят. Если для того, чтобы разукрасить морду Сойки нужно приползти к отцу на животе — я это сделаю.

Даже в темноте заметно, как багровеет его лицо. А ты как думал, дружок? Что это игра в одни ворота? Ведешь себя как сука, будь готов, что и тебе ответят тем же. Твою-то задницу никто не прикроет. Ну подергает отец старые связи, но едва ли среди них найдется тот, кто посмеет подвинуть Волынского.

Грохнув бокалом по столу точь-в-точь, как я недавно, Сойка встает. Я встаю тоже, чтобы не дать ему ни одной лишней секунды нависать надо мной.

— Блин, ну вот что такое, — жалобно бурчит Ярослава. — Стоит нам оказаться вдвоем в клубе, как начинается мордобой.

Не был бы я так напряжен, от души бы посмеялся такому наблюдению. А ведь правда. Мы с ней знакомы от силы полторы недели, а я уже дрался чаще, чем за всю мою жизнь.

— Треш какой-то, — доносится ворчание Лелика, пока мы с Сойкой друг за другом выходим из-за стола.

— Я с вами, — подает голос молчавший Горлик и тоже поднимается. — В качестве секунданта.

— Сиди, — отрезаю я, стараясь вложить в голос всю свою непреклонность. — Тут человеку один на один нужно выговориться.

Сойка фыркает. Ну, по крайней мере, уже не воет по-шакальи. Не помню, в курсе он ли нет, что я занимался боксом. Это одна из немногих полезных вещей, на которой настоял отец. Как ни крути, помогает чувствовать себя увереннее.

Забавно идти по грохочущему от музыки коридору, проматывая в голове возможность скорой драки. С другой стороны, если мы оба спустим пар, глядишь, сможем в будущем нормально общаться. Артема я все же считал своим другом, пусть и не таким близким, как Лелика или Богдана.

Вдвоем, не сговариваясь, сворачиваем к черному входу, о котором знают только «свои». Свои — это те, кто лично знаком с Димой Фридманом, владельцем «Гонзо». Там есть небольшая терраса, где иногда по средам мы вместе курим кальян. Качественно «поговорить» у переполненного главного входа нам вряд ли удастся.

— Начинай. Я слушаю. — Сойка резко разворачивается ко мне, едва железная дверь с грохотом захлопывается. Его чрезмерно небрежный тон выдает его с головой. Нервничает.

Я намеренно подхожу к нему достаточно близко, чтобы удерживать зрительный контакт и заодно иметь возможность для удара. Бегать за ним по периметру, пока он будет выкрикивать очередные гадости, не входит в мои планы.

— Я думал, это тебе есть что мне сказать. Для чего ты прицепился к Ярославе? Она хорошая девочка и ничем тебя не задела.

— А чем я ее обидел? — он придурковато пожимает плечами, будто речь действительно идет о банальном недопонимании. — Она даже не поняла, чего ты взвился.

— Для чего дурака включаешь? Она тебе покоя не дает с первой встречи. Ты сам ее в «Гонзо» пригласил. Для чего? Поиздеваться прилюдно? Не догадывался, что я не позволю?

—То есть, ты ее с собой брать не планировал, а хотел втихую в отеле потрахивать, чтобы не стремно перед нами было? — насмешливо скалится Сойка. — И потом командировать обратно? Извини, я сразу не просек.

У меня снова сжимаются кулаки. Нет, про реанимацию дружбы точно можно забыть. Я не люблю быдло, а человек передо мной именно такой и есть. Обозленное хамоватое быдло.

— Ты когда такой сукой стать успел? Неужели за время моего отсутствия? Люди, по твоему, делятся на две категории: с деньгами и без?

— А для тебя с каких пор не так стало, депутатский сынок?

Я закрываю глаза и втягиваю остывающий летний воздух через нос, чтобы успокоиться. Открываю глаза снова. Нет, не успокоился. Видимо прояснить все недомолвки сегодня не выйдет. Ну и хрен с ним.

— С тех пор, как с тобой за одним столом стал сидеть, разве непонятно, малыш? — ласково выговариваю, чтобы наверняка его припечатать. — В нашей компании только ты без денег.

— Пидор, блядь, — разъяренно шипит Сойка и, подавшись вперед всем телом, неловко выбрасывает кулак.

Я этого ждал, можно сказать готовился, поэтому легко уклоняюсь в сторону и, перехватив его плечо, ударяю в пах коленом. Сойка, выпучив глаза, со стоном оседает на землю. Больно, ага. Прием не совсем боксерский и сделан скорее по велению сердца и души.

От скачка адреналина зашкаливает пульс и сбивается дыхание. Членовредительство — это не мое, как и язвительные подъебки. Все, что я сказал или сделал, продиктовано исключительно злостью.

— Послушай, Артем, — говорю я уже медленнее и как можно спокойнее. Не хочу, чтобы он думал, что происходящее доставляет мне удовольствие. — Поезжай домой и хорошо покопайся в себе. Задайся вопросом, в какой момент твоя жизнь свернула не туда, и ты превратился в злого тролля, гадящего друзьям и обижающего девушек. И на случай, если тебя задели мои отношения с Женей — в жизни по-разному бывает, друг. То, что она выбрала не тебя, не повод поливать ее грязью и пытаться подъебать меня. И еще. На количество твоих денег в нашей компании всем плевать, кроме тебя. Подумай об этом.

Судя по тому, что Сойка даже и не думает подниматься, а продолжает держаться обеими руками за пах и скулить, продолжения драки не будет. Подождав еще пару секунд, я разворачиваюсь к входу. Ну и хорошо, что так. Мне, оказывается, не подраться надо было, а просто высказаться.

— Пошел ты на хер, — влетает в закрывающуюся дверь.

Я стискиваю зубы. Придурок. Не оставляет себе ни единого шанса.

19

Несмотря на то, что разговор с Сойкой обошелся малой кровью, вечер не клеился, и спустя полтора часа я предложил Ярославе отвезти ее домой. Горлик с Богданом засобирались в свой излюбленный бар для взрослых, Лелик пересел к Дине. Она его бывшая,