Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да и генерал какой еще армии будет проверять наличие минного поля, послав на него полк, как это делал тот же Жуков? О чем он как ни в чем не бывало поведал Рузвельту, словно речь шла не о человеческих жизнях, а о скоте.
И в связи с этим мне хочется привести отрывок из книги А. Бушкова «Россия, которой не было». «Знаменитые полководцы с древних времен и до наших дней, — пишет он, — существа особой породы. Те самые языческие боги войны, для которых человек был и останется инструментом. Только такой волкочеловек в шинели из негнущейся стали мог выиграть войну с Гитлером — оставим сопли, мы же не дети... Жуков был столь же велик и ужасен, как и его Хозяин. По царю и бояре. Жуков — это сама война, оживи статую скифского или древнеславянского бога войны, она бы была таким Жуковым».
Да, мы не дети и можем оставить сопли. Великая война требует великих жертв. Вопрос только в том, всегда ли эти жертвы были оправданы и не обязаны ли мы нашей победе миллионам павших в войне, а не полководческим способностям Жукова? И, как и многие другие, этот вопрос тоже остается пока без ответа...
Как бы там ни было, но своего Сталин добился. По сути, он накормил волков во главе с Берией и оставил целым и ягнят (не тронул Жукова). И после того как Жуков отбыл в Одессу, он словно по мановению волшебной палочки был предан полнейшему забвению. Исчезли со страниц газет и журналов имена и других прославленных советских полководцев. Рокоссовский, Толбухин, Воронов, Мерецков, Баграмян, Конев, Ватутин, Черняховский — все они, словно ушли в небытие. Чем-чем, а военной славой Сталин не пожелал делиться ни с кем...
И заканчивая разговор о Жукове, нельзя не привести еще одну цитату из упомянутой книги А. Бушкова. «...Существуют два Жукова, — пишет он. — Один выиграл величайшую из войн, за что земной ему поклон и вечная память. Другой... Другой дал возможность «упертым» коммунякам вроде Хрущева продержаться у власти еще почти сорок лет. Без Жукова Хрущев просто не мог бы победить. Вот этого Жукова я не в силах принять. Этот совершенно другой — зазнавшийся после и в самом деле блистательных побед, возомнивший себя небожителем, способным перевернуть историю. Хотя ничего он не перевернул, был позорно сброшен Никитой, забыв, что благодарности от подобных субъектов ждать смешно, наоборот...»
После опалы Жукова нависли тучи и над Маленковым, которого Сталин заметил еще в 1936 году, когда подыскивал на место уходившего на Лубянку Ежова верного и исполнительного человека. А когда «преступления» наркома переполнили чашу терпения вождя, то он поручил арестовать его именно Маленкову.
Тонко чувствовавший ситуацию, Маленков прекрасно понимал желание Сталина снять с себя ответственность за царивший в стране террор и, к явному удовольствию вождя, обрушился на январском пленуме 1938 года на первого секретаря компартии Азербайджана Мир-Джафара Багирова с уничтожающей критикой. Закончил он свои гневные обвинения весьма знаменательной фразой: «Ты расстреливаешь списками, даже фамилий не знаешь!»
Так началась кампания по критике перегибов с расстрелами, в которых должны были быть виноваты все, кто угодно, но только не великий товарищ Сталин. Точно так же, как во времена коллективизации за ее перегибы отвечали все те же местные товарищи, а затеявший кровавую вакханалию человек вышел совершенно сухим из воды.
Маленков блестяще справился с поставленной перед ним задачей и в награду за проделанную работу в марте 1939 года стал секретарем ЦК и начальником управления кадров, заняв один из ключевых постов в партии. В феврале 1941 года Маленков стал кандидатом в члены Политбюро, а в апреле 1944-го — заместителем главы правительства. Так он вошел в партийную элиту. Отныне он присутствовал на всех совещаниях у Сталина, что само по себе говорило о многом.
Но именно тогда он по-настоящему почувствовал, что значит, быть в окружении Сталина. Чем бы он ни занимался, вождь внимательно следил за каждым его шагом. «У нас на квартире, — вспоминал сын Маленкова, — постоянно дежурил кто-нибудь из охраны. Все телефоны прослушивались. Не только отец и мать, но и мы, дети, не могли выйти из дома без сопровождения офицера из органов. И тогда уже мы понимали смысл такой «заботы». У нас в семье выработался превратившийся почти в инстинкт обычай не вести никаких разговоров на политические темы, не называть никаких имен...»
Сталин был доволен Маленковым, и гром для него грянул в тот самый день, когда Сталин заговорил о преступлениях в авиационной промышленности, за которые, по словам вождя, «расплачивались своей кровью наши летчики». После ареста главного маршала авиации Новикова и наркома авиационной промышленности кресло под курировавшим ее в Политбюро Маленковым даже не зашаталось, а заходило ходуном. Таких проколов Сталин не прощал.
Ну и, конечно, помогли «товарищи по партии», и больше всех новый фаворит Сталина — секретарь ЦК и начальник управления кадров А.А. Кузнецов. Приложил ли руку к временному падению Жданов, так и осталось неизвестным, но это уже не имело ровно никакого значения. Крайне недовольный Маленковым Сталин снял его с должности секретаря ЦК. Он все еще оставался заместителем председателя Совета министров и членом Политбюро, но из Секретариата ЦК Сталин его убрал. И если верить Микояну, именно летом 1946 года Сталин сделал окончательный выбор в пользу Жданова как второго лица в партии, а «Маленков упал в его глазах».
Как и всегда в таких случаях, чекисты «сделали стойку» и принялись собирать на Маленкова компроматы. Однако Сталин не спешил и, подержав Маленкова под домашним арестом, к явному разочарованию уже готовившихся к допросам с пристрастием следователей, послал его «на хлебозаготовки в Сибирь». Судя по всему, Сталин и не думал расставаться с ним и, основательно попугав его (все это время Маленков ждал ареста),.. простил.
Но до окончательной реабилитации оставалось еще целых два года, и прожил их Григорий Максимилианович далеко не в самом лучшем расположении духа...
Осенью 1946 года Сталин уехал на отдых в Сочи, и в это же время в стране разыгралась новая трагедия. Первый послевоенный год выдался на редкость неурожайным, и сильный голод охватил Украину, Молдавию и южные районы России. Конечно, дело было не только в дождях и засухе, и по признанию самого Хрущева, неурожай был вызван слабой механизацией и крайне низкой организацией работ.
Как вспоминал позже Никита Сергеевич, он направил Сталину докладную записку о мерах по борьбе с голодом. Однако Маленков и Берия решили подставить его и изложили дело Сталину так, будто бы он пытался таким неблаговидным способом выбить для своей республики более льготные условия. И по сей день неизвестно, как отреагировал вождь на происки Берии и Маленкова, а вот о голоде, как и в далеком 1932-м, слышать не хотел. Тем не менее на февральском пленуме 1947 года было принято решение увеличить производство сельскохозяйственной техники и повысить культуру земледелия.
В декабре Сталин узнал еще об одном поражении, которое он потерпел в задуманной им игре с американцами. Началась же эта игра еще в апреле, когда Жданов доложил об изобретении микробиологами Н.Г. Клюевой и Г.И. Роскиным средства против рака. Сталин дал указание оказывать ученым всяческую поддержку, однако открытый ими противосаркомный препарат (круцин) мало волновал его с чисто человеческой точки зрения. Он имел на него другие виды и решил использовать круцин, который, по уверениям ученых, спасал от радиационной болезни, в своей игре с американцами за доступ к их атомным секретам. Однако те открывать свои секреты не спешили. Даже после того как прибывший с санкции Политбюро в США академик-секретарь АМН СССР В.В. Ларин передал им рукопись книги ученых и десять апмул с препаратом.
По каким-то причинам ЦК не давал окончательного решения по препарату, и Жданов не высовывался с ним, ожидая реакцию вождя. А когда выяснилось, что никакой круцин не может стать козырем в ядерной игре, Сталин и вовсе потерял интерес к нему. А вот вернувшийся из США Ларин был арестован. Он был обвинен в шпионаже и передаче американцам секретного препарата и рукописи книги, за что и получил 25 лет тюрьмы.
Интересно и то, что всю эту историю с круцином Жданов использовал для того, чтобы разделаться с мешавшим ему на посту начальника Управления пропаганды и агитации Г.Ф. Александровым и очередной раз бросить тень на его покровителя Маленкова. И по сей день остается тайной, в чем он провинился, и тем не менее Александров отправился заведовать Институтом философии, а его получившая Сталинскую премию «История западноевропейской философии» была объявлена «объективистской».
Что же касается атомных исследований, то Сталина успокоил пуск в декабре 1946 года первого в СССР уран-графитового реактора, с помощью которого советские ученые смогли наконец-то осуществить управляемую цепную атомную реакцию. Когда Курчатов доложил об этом Сталину, тот первым делом потребовал усилить режим секретности вокруг производимых им работ и только потом поздравил ученого с успехом. Ну а затем, не откладывая столь ответственное дело в долгий ящик, устроил чистку практически всех научных подразделений страны, так или иначе связанных с обороной. И первыми претендентами на увольнение и арест были... евреи.
