Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

— Да, они могли ее подстеречь. Подождать в боковой улице, потом захватить. Эти сукины дети могли ее сначала изнасиловать, а тело утащить куда-нибудь.

Живот Рико свело. Ему казалось, что еще немного — и его стошнит.

— Они же могли и убить, — тихо сказал Луис, потом посмотрел прямо в лицо Рико. — Если она мертва, то помог им в этом ты, бастардо! Это ты подставил ее прямо в руки «Гадюк»!

— Но мы ведь не знаем, что с ней случилось! Мы могли бы заявить в полицию…

— А копы тут причём? — заорал Луис. Он дрожал, пытаясь сдержать слёзы. — Это дело «Головорезов», моих братьев. Пошли, — приказал он остальным мальчикам. Они мгновенно поднялись со ступенек. — И надо найти Мавена и сказать ему.

Они пошли вдоль улицы, подпрыгивая, как маленькие бойцовые петухи. Луис вдруг повернулся и ткнул пальцем в Рико:

— Молись, чтобы с моей сестрой все было о’кей! — крикнул он, и тут голос его надломился. — Молись и надейся, парень, вот что я тебе советую! — Потом он отвернулся, и все трое исчезли за углом.

Рико наблюдал, как они поворачивают за угол. Из желудка Рико поднялся комок и застрял где-то в районе гортани.

«Мертва, — подумал он. — Мерида мертва?» Убита «Гадюками», бандой довольного безнаказанного отребья, панков, которые были еще сосунками, когда он, Рико, уже бегал вместе с «Костоломами». Поток помоев хлынул на улицу откуда-то сверху. Рико отпрыгнул в сторону, сверху послышался тонкий злорадный смех. Ошарашенный, с кружащейся головой, покрытый холодным потом, он вернулся в своей машине и быстро покинул проклятое гетто чикано.

Глава 20

— Да, это он, тот самый тип, — сказала чернокожая проститутка с тяжелыми чувствительными веками над дикими глазами и ярко — оранжевыми волосами. Она подтолкнула фотографию обратно к лейтенанту Рису. — Я его хорошо запомнила. Пытался прищемить меня на Юкка-стрит. Хотел прикончить. Да, это он самый. — Она глубоко затянулась сигаретой и выпустила дым углом ярко накрашенного рта.

— А он не назвал вам имени, мисс Коннорс? Что-нибудь вроде Уолли или Уолт, или Уолтер?

— Нет, он вообще ни слова не проронил, только спросил… какая цена.

— Послушайте, — она с опаской взглянула на медленно вращавшуюся катушку магнитофона на дальнем конце стола. — Вы не обманете старушку Лизз, а я бы не хотела чтобы ящик записывал мой голос. — Она взглянула через плечо, на внимательно следящего за ней капитана Палатазина. — Вы обещаете мне, что не станете потом мне предъявлять обвинений, ведь вы не за этим меня сюда притащили, верно?

— Нет, никто не собирается устраивать ловушку, — тихо сказал Палатазин. — Нас не интересует, чем вы добываете себе средства к существованию. Нас больше интересует тот человек, который посадил вас в машину вечером в среду. Одна из проблем, которая мешает нам его выловить — это то, что вы, дамы, не очень охотно с нами сотрудничаете.

— Ну, а кто тут виноват, а? Брат — закон тяжко нашу сестру карает. А нам тоже надо подзаработать, верно? — Она снова томно посмотрела на Палатазина, потом на Риса. — Бывает способ и похуже, чем наш, верно?

— Подозреваю, — согласился Рис. — Но вы уверены, что правильно назвали эти цифры? Два и семь?

— Ага, все точно. Последняя цифра может быть тройкой… или пятеркой. Не знаю.

Рис кивнул и посмотрел протокол, который заполнял по мере того, как беседовал с этой девушкой.

— А буквы? По-вашему, первая была «Т»? А вторая?

Она пожала плечами:

— У меня времени ведь не было стоять там и читать этот номер. Я свою задницу спасала. — Она выпустила еще одно колечко дыма в сторону магнитофона. — По-моему, еще хорошо, что я что-то вообще помню.

— Дэйв, — сказал Палатазин Вейкроссу. — Возьми-ка протокол и начни искать по номерным данным, сразу. Попроси Мак-Калафа и Прайса, пусть помогут тебе, как только освободятся. — Да, сэр. — Вейкросс взял протокол у Риса и покинул комнату.

— Можно идти? — спросила девушка. — Я вам рассказала все, что помню.

— Одну минутку, — ответил Палатазин, подавшись вперёд. — Вы сказали… если я помню точно ваши собственные слова, что с этим человеком вам было «знобко». Что это значит?

— Мне обычно все равно, что за люди со мной, — сказала она. — Но от этого типа у меня по коже мурашки пошли. Сначала он был о’кей, только немного тихий. Я решила, что мотель Касалома и пятьдесят долларов — это неплохо. Но глаза у него были какие-то в самом деле ненормальные, и он все время наклонял голову, словно у него нервы не в порядке. Потом я, правда, решила, что он как будто к чему-то прислушивается. Понимаете?

— Прислушивается? Было включено радио?

— Нет. Словно он слышал что-то, чего не могла услышать я, и еще он один раз совсем непонятно усмехнулся. Странно так усмехнулся. Ну вот, мы едем, но вдруг за два квартала до Касалома он сворачивает. Я спрашиваю, что он надумал, а он молчит. Только вроде как кивает. Неприятно. Потом останавливается на стоянке, где раньше была «Семь-Одиннадцать», и глушит мотор. Я решила, что он хочет меня… прямо там. Он… ну, начал штаны расстегивать. Мне вдруг стало как-то зябко, но я подумала, какого черта, что такого? Поэтому я наклонилась, но тут вижу, рука его прыгнула куда-то под сиденье очень быстро. Я почувствовала этот запах, вроде алкоголя, но гораздо сильнее. Я не знала, что это было, но только старушке Лизз ничего такого не надо. Я выскочила из телеги и побежала, потом услышала, как завелся двигатель, и я подумала: «О, боже, этот извращенец гонится за мной!» И тогда я и подумала, что это мог быть сам Таракан. Правда, давно уже никто не попадался, так мы стали думать,