Сталин. По ту сторону добра и зла - Александр Ушаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего удивительного в этом не было. Во все времена на поле боя появлялись мародеры, и чаще всего в них превращались те, кто только что стрелял и рыл на этом самом поле окопы. Как и в любой группировке, каждый брал «по штатному расписанию», и если какой-нибудь старшина вез домой патефон и иголки к нему, то маршалы и генералы вывозили картины Тициана, коллекционные гобелены и часы.
Давно постигнувший натуру человека Сталин, если и не поощрял, то уж, во всяком случае, не запрещал мародерства (вряд ли его мог запретить даже он). Да и зачем? Сталин прекрасно знал, что пройдут годы, и эти самые часы и картины из разворованных трофеев могут превратиться в вещественные доказательства преступления (грабеж, вымогательство, использование служебного положения, одним словом все, что угодно), а их владельцы из маршалов и генералов — в подследственных со всеми вытекающими отсюда последствиями.
А к этим самым маршалам Сталин относился без особого почтения. Они не только претендовали на часть воинской славы, которой он не хотел делиться ни с кем, но и знали истинную цену его полководческим талантам. Сыграл свою роль и разгул шпиономании в США и СССР.
И все же истинные причины подозрительного отношения Сталина к военным лежали совсем в другой плоскости. По всей видимости, он так и не смог поверить в лояльность генералов и маршалов, потому и делал в первые восемнадцать месяцев войны все возможное, чтобы не допускать их к принятию ответственных решений. И только после Сталинграда он перестал видеть в каждом командующем фронта предателя.
После войны подозрительность Сталина к маршалам вспыхнула с новой силой. И, объясняя ее, нельзя не провести параллель с другой Отечественной войной, 1812 года, после которой вдохнувшие вольного воздуха декабристы попытались сбросить царя.
Так было и сейчас, когда забитый коллективизациями народ вдруг увидел, что он может не только стоять на коленях, но и подниматься с них. Брошенные Сталиным в тюрьмы и лагеря комбриги и комкоры не только вышли из своих темниц, но и стали героями и кумирами. И кто мог поручиться, что какому-нибудь обиженному им маршалу (а необиженных среди них не было) не придет в голову идея вместе с народами Восточной Европы освободить и свой собственный народ. Только на этот раз не от Гитлера, а от него самого. Ему давно уже не нравились многие военачальники, вкусившие славы и привыкшие к своеволию, и Сталин еще во время войны начал готовиться к новой схватке со своим генералитетом. Потому и приказал Абакумову уже в 1943 году записывать телефонные разговоры всех маршалов и генералов. А послушать там было что...
Вот выдержки из бесед Героя Советского Союза генерал-полковника В. Гордова, который летом 1942 года командовал Сталинградским фронтом, а после войны стал командующим Приволжским военным округом:
«28.12.46. Оперативной техникой зафиксирован следующий разговор Гордова и Ф. Рыбальченко (начальник его штаба):
Р. — Вот жизнь настала — ложись и умирай... Как все жизнью недовольны, прямо все в открытую говорят: в поездах, в метро, везде прямо говорят.
Г. — Эх, сейчас все построено на взятках и подхалимстве, а меня обставили в два счета, потому что я подхалимажем не занимался.
Р. — А вот Жуков смирился, несет службу...
Г. — Формально службу несет, а душевно ему не нравится...»
«31.12.46. Оперативной техникой зафиксирован следующий разговор между Гордовым и его женой Татьяной:
Г. — Почему я должен идти к Сталину — просить и унижаться перед... (оскорбления вождя в далеко не парламентских выражениях).
Т. — Я уверена, что он просидит еще только год...
Г. — Я ж его видеть не могу, дышать с ним одним воздухом, а ты меня толкаешь, говоришь — иди к Сталину. Инквизиция сплошная, люди же просто гибнут. Эх, если бы ты знала хоть что-нибудь... Ты думаешь, что я один такой? Совсем не один, далеко не один.
Т. — Люди со своими убеждениями раньше могли пойти в подполье, что-то делать... А сейчас даже заняться нечем. Вот сломили даже такой дух, как Жуков.
Г. — Жукова еще год-два подержат, и потом ему тоже крышка...»
Надо ли говорить, что Гордов, его начальник штаба и жена были арестованы и расстреляны? Заодно кокнут и еще несколько любителей поболтать во главе с бывшим маршалом Г. Куликом. И уж кто-кто, а Сталин с его гипертрофированной подозрительностью вряд ли мог забыть гордовское: «Ты думаешь, что я один такой? Совсем не один, далеко не один».
* * *Вскоре после победы Сталину было сообщено о письмах летчиков, которые говорили о низком качестве выпускаемых после войны самолетов и связанных с ними многочисленными авариями. Но что же произошло на самом деле, так и не установлено по сей день. Как говорил сам Сталин, жалобы на плохие самолеты поступали к нему от самих летчиков, хотя так и не было обнаружено ни одного такого письма. И уже тогда появились слухи, что не было никаких летчиков и их писем, а был всего один летчик: сын Сталина Василий. Потом он и сам скажет, что говорил с отцом о плохих самолетах отнюдь не из-за желания подставить главкома авиации Новикова. Он просто хотел, чтобы отец знал правду о той огромной разнице, которая существовала в то время между нашей и немецкой техникой.
Может быть, так оно и было. И все же как-то мало верится в то, что беспутный и вечно пьяный Василий так уже радел за родную авиацию. Особенно если учесть, что Василий ненавидел главкома ВВС маршала Новикова лютой ненавистью. Да и сам Новиков никогда не скрывал своей брезгливости к вечно находившемуся в подпитии генералу. Впрочем, Сталина на этот раз мало волновал моральный облик его непутевого сынка. Ему был нужен повод, и, вполне возможно, он нашел его именно во время беседы с Василием.
Почуяв запах крови, Сталин спустил с цепи начальника военной контрразведки «СМЕРШ» Абакумова. Тот арестовал маршала авиации С.А. Худякова и выяснил, что тот уже давно являлся... английским агентом и был причастен к расстрелу бакинских комиссаров! Ну а дальше запланированная Сталиным драма развивалась по уже хорошо знакомому всем ее участникам сценарию.
Было возбуждено уголовное дело, и следствие очень быстро установило, что «число авиакатастроф с трагическими последствиями» искажалось умышленно в угоду высшим чинам из авиапромышленности и руководству ВВС, которые продолжали получать премии и награды.
Наказание не заставило себя ждать, и в апреле 1946 года министр авиационной промышленности А.И. Шахурин, командующий ВВС Советской Армии Главный маршал авиации А.М. Новиков, генералы авиации А.К. Репин и Н.П. Селезнев были осуждены. К всеобщему изумлению, Сталин пожалел Шахурина и Новикова и предлагал освободить их. Вряд ли в основе этой жалости лежала убежденность вождя в их невиновности и главной причиной были прекрасные деловые качества осужденных, которые, по словам Сталина, «работать еще могли».
А вот остальные члены Политбюро остались совершенно равнодушными к судьбе арестованных, и тот же Берия озабоченно повторял: «Если их освободить, это может распространиться и на других!» И был прав. Очень многие сидели в тюрьмах не за свои проступки, а за нелояльное отношение к Берии и близким к нему людям из высших эшелонов власти. Й выпускать на свободу потенциальных врагов у Лаврентия Павловича не было никакого желания.
Маршал артиллерии Н.Д. Яковлев до последнего дня жизни видел причину своего ареста в мести Берии. Ведь именно он во время войны помешал тогдашнему шефу НКВД получить от Сталина санкцию на дополнительное вооружение своего наркомата. Да, тогда Сталин поддержал его, но сам Берия сказал ему на прощание: «Погодите, мы вам кишки выпустим!»
И эта фраза дорогого стоит для понимания царившей на самом верху атмосферы. И если подобную фразу можно было сказать маршалу (!), то что же было говорить о тех самых «винтиках», которые держали «великий государственный аппарат». Да и как знать, не приоткрывает ли эта зловещая фраза завесу тайны на отношения Берии с самим Сталиным. Угрожал-то он не только маршалу, но и человеку, которого поддержал сам вождь...
Как того и следовало ожидать, авиаторы были только началом, и в 1947 году адмиралы Кузнецов, Галлер, Алафузов и Степанов были обвинены в незаконной передаче союзникам секретной документации на парашютную торпеду. Однако как ни бились следователи, вину адмиралов они так и не смогли доказать, и их дело «суд чести» ВМФ передал в Военную коллегию Верховного суда СССР. Там доказали все, что надо, и за исключением Кузнецова все адмиралы были отправлены в лагеря.
Что же касается Кузнецова, то его понизили в звании до контр-адмирала. Позже Судоплатов уверял, что от адмиралов хотел отделаться сам Сталин, но тогда чем же объяснить назначение того же Н.Г. Кузнецова в июле 1951 года военно-морским министром. И назначил его на эту высокую должность сам Сталин.
