Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

Джек замер, опустив камеру. Он смотрел на тяжелую бетонную плиту, которая раньше прикрывала склеп. «Сколько же она может весить? — подумал он. — И в склепе тоже не было гроба».

— Гробы? — переспросил он. Струйка пота, словно ледяная вода, побежала по его ребрам.

— Гробов нет вообще. Кажется, все содержимое было выброшено наружу, а сами гробы украдены.

— Но это… на это способен только ненормальный, — тихо ответил он.

— Тогда проверь все могилы, черт побери! — Гейл едва не кричала. Тошнота судорогой сводила желудок. — Найди в них хоть один гроб! Пойди, посмотри!

В этом не было необходимости. Джек оглянулся. Солнечный зелёный пейзаж теперь напоминал поле древней битвы. Где все павшие солдаты были оставлены гнить там, где они упали. Стали жертвами стервятников и псов. Исчезли гробы? Он опустил «Канон», и камера свободно повисла на ремне, показавшись Джеку необычайно тяжелой, словно ее отягощало запечатленное на пленке свидетельство преступления какого-то ужасного и жуткого зла, — Исчезли гробы?

— Кажется… нам лучше вызвать полицию, — услышал он собственный голос. Джек попятился от оскверненной могилы, наступил на оторвавшийся череп, и тот треснул под его каблуком, словно издав вопль муки.

Глава 8

— Не возражаете? — спросил Палатазин у молодой женщины с блестящими веками, которая сидела напротив него по другую сторону его служебного стола. Он держал в руке пенковую трубку, которая когда-то была совершенно белой, а теперь стала черной, как уголь.

— Что? Ах, нет, все нормально.

Акцент выдавал в ней уроженку средне-западных штатов.

Он кивнул, чиркнув спичкой и поднес пламя к трубке. Эту трубку ему подарила Джоанна в первую годовщину свадьбы, почти десять лет назад. Она была вырезана в виде мадьярского князя, конника-воина, из тех, что ворвались в Венгрию в десятом веке, сея смерть и разрушение. Большая часть носа и один глаз успели уже сколоться. Теперь вырезанное на трубке лицо больше напоминало борца-нигерийца. Палатазин убедился, что дым не попадает девушке в лицо.

— Ну что же, мисс Халсетт, — сказал он, бросив быстрый взгляд на лист блокнота перед собой. Чтобы выделить для блокнота место, ему пришлось сдвинуть в сторону целую гору газетных вырезок и желтых папок-бумагодержателей. — Значит, это ваша подруга вышла на работу на Голливудский бульвар во вторник вечером. К повороту подъехала машина. И что было потом?

— В машине сидел какой-то тип, странного вида. — Девушка нервно улыбнулась, сжав маленькую пурпурного цвета сумочку, которую пристроила у себя на коленях. Ногти у нее были обкусаны почти до самых корней. В другом конце кабинета сидел детектив Салливан Рис, мужчина модного сложения и черный, как трубка Палатазина. Он сидел, скрестив на груди руки, и наблюдал за девушкой, время от времени взглядывая на Энди.

— Сколько этому человеку могло быть лет, как по-вашему, мисс Халсетт?

Она пожала плечами:

— Не знаю. Меньше, чем вам. Трудно сказать, потому что сами знаете, ночью на бульваре свет такой яркий и цветной, ничего нельзя сказать о человеке, если он не стоит у тебя прямо перед носом.

Палатазин кивнул:

— Черный, белый, чикано?

— Белый. На нем, на лице то есть, у него были такие очки с толстыми стёклами, и от этого глаза у него казались очень большими и таким смешными. Парень этот… так Шейла сказала… плотный. Не очень здоровый, но мускулистый, хотя и не высокий. Волосы черные или темно-каштановые. Очень коротко подстриженные. И побриться ему тоже, кажется, не мешало бы.

— Как он был одет? — спросил Рис. Голос его звучал мощно и серьёзно. Когда он учился в школе Дюка Эллингтона, то пел басовую партию в хоре, и пол в аудитории вибрировал.

— Э… голубая штормовка. Светлые брюки.

— На штормовке были какие-то надписи? Фирменная этикетка?

— Нет, кажется, не было.

Девушка снова посмотрела на Палатазина, внутренне содрогаясь. Близкое соседство с двумя полицейскими ее нервировало. Патт и Линн сказали, что она дура, если согласилась идти в Паркер-центр давать сведения копам. Что она от них видела хорошего, кроме двух задержаний по обвинению в проституции? Но она подумала, что если попадется опять, то этот коп с печальным выражением на лице может вспомнить ее, и дело обойдется легко. Приглушенные звуки телефонных звонков, голоса, шаги за стенами кабинета начали уже действовать ей на нервы, потому что она была вынуждена явиться в копам в «чистом» виде — ни кокаина, ни «травы», ни таблеток сегодня утром. Теперь она едва сдерживалась.

— Ну, хорошо, Эми, — спокойно сказал Палатазин, чувствуя напряжение девушки. У нее был вид оленя, который почуял запах оружейного металла. — А машина? Какой она была марки?

— Жук, «фольксваген». Серый или серо-зелёный, кажется.

Палатазин записал оба цвета на листке блокнота.

— И что случилось… с вашей подругой?

— Этот парень открыл дверцу, высунулся и спросил: «Продаешь?» — Она нервно передернула плечами. — Сами понимаете.

— Он попытался подцепить вашу подружку?

— Ага. И он помахал пятидесятидолларовой бумажкой. Потом сказал что-то вроде «Уолли кое-что припас для тебя, крошка».

— Уолли? — Рис слегка подался вперёд, в потоке солнечного света его лицо с высокими скулами горело, словно опаленное красное дерево.

— Вы уверены, что он назвал именно это имя?

— Нет, не уверена. Слушайте, все это произошло с моей подружкой, Шейлой. Как я могу что-то знать наверняка, а?

Палатазин записал в блокнот «Уолли», ниже добавил «Уолтер»?

— А потом? — спросил он.

— Он сказал: «Тебе не придется много стараться. Садись, мы поговорим».

Она сделала паузу, глядя на здание, видневшееся в окно за спиной Палатазина. — Она почти согласилась. Пятьдесят