Столпы Земли - Кен Фоллетт

Она приказала заложить новый замок в часе езды от Кингсбриджа. Нынешний графский замок был слишком далеко от собора. Джек сделал все чертежи. Как только центральная часть замка будет готова, они немедленно переедут туда. А пока все свое время они будут делить между старым графским замком и Кингсбриджем.

Они уже провели вместе несколько ночей в спальне Алины в графском замке, и Филип не бросал на них, как прежде, своих неодобрительных взглядов. Неумолимая страсть влекла их друг к другу, словно это был их медовый месяц. А может быть, они так жадно стремились слиться воедино потому, что впервые у них была своя спальня, которую можно было запереть на ключ. Уединение всегда было особой привилегией господ, все остальные спали и любили друг друга на первом этаже, в общем зале. Даже супружеские пары, которые жили в замке, не могли укрыться от детей, родственников и просто соседей, сновавших туда-сюда: люди закрывали двери, когда уходили из дома, но не когда находились в нем. Алина, правда, никогда не проявляла недовольства на этот счет, но теперь она чувствовала особый трепет оттого, что можно делать все, что тебе захочется, без боязни быть увиденными. Стоило ей только вспомнить, чем они занимались с Джеком эти последние две недели, как она тут же невольно краснела.

Джек ждал ее в наполовину построенном нефе собора вместе с Мартой, Томми и Салли. Обычно во время свадьбы супруги давали клятвы верности на паперти церкви и лишь потом проходили внутрь на мессу. Сегодня папертью будет первый пролет нефа. Алина была очень рада, что они венчаются в церкви, которую Джек строил своими руками. Собор стал такой же частью его самого, как его одежда; и он должен был стать таким же, каким был Джек: изящным, изобретательным, веселым и жизнерадостным.

Алина смотрела на него любящими глазами. Джеку в этом году исполнилось тридцать лет. Для нее он был самым красивым мужчиной на свете, а копны рыжих волос и искрящиеся голубые глаза до сих пор сводили ее с ума. Она помнила, что в детстве он был просто страшненьким и она не обращала на него никакого внимания. А Джек говорил, что влюбился в нее с первого взгляда; он и по сей день вздрагивал, вспоминая, как она смеялась над ним, когда он убеждал ее, что у него никогда не было отца. С тех пор прошло почти двадцать лет. Двадцать лет…

Она могла никогда больше не увидеть Джека, если бы не приор Филип, который сейчас, улыбаясь, шел им навстречу. Похоже, он тоже был очень взволнован: и ему тоже долгие годы хотелось, чтобы эта свадьба состоялась. Алина вспомнила, как в первый раз увидела его: в тот день она была вне себя от отчаяния, поняв, как жестоко обманул ее торговец шерстью. Сколько трудов и страданий стоило ей собрать то злополучное руно! И как она была благодарна молодому черноволосому монаху, который спас ее, сказав: «Я всегда буду покупать у тебя шерсть…». Сейчас он был совсем седой.

Да, тогда он спас ее, а потом едва не убил, заставив Джека выбирать между нею и собором. Когда дело касалось правого и неправого, он был таким же тяжелым человеком, как и ее отец. И все же он сам вызвался обвенчать их.

Эллен когда-то прокляла первый брак Алины, и ее проклятие оказалось вещим. И Алина была рада этому. Если бы ее жизнь с Альфредом с первого дня не стала такой невыносимой, ей бы наверняка и по сию пору пришлось бы мучиться с ним. Впрочем, к чему теперь гадать, как оно все могло сложиться. Когда Алина начинала размышлять над этим, у нее иногда холодок бежал по спине и она вздрагивала, словно в страшном сне. Ей вдруг вспомнилась та хорошенькая страстная девочка из Толедо, которая влюбилась в Джека: а вдруг он тогда женился бы на ней? Алина представила себе, как она пришла бы в Толедо с ребенком на руках и обнаружила бы, что у Джека своя семья, что и тело свое, и чувства он делит с другой… Мысль эта показалась ей чудовищной.

Она слушала, как Джек шепчет «Отче наш», и говорила себе: а ведь смешно даже подумать, что первое время в Кингсбридже я обращала на него внимания не больше, чем на кошку торговца зерном. Но Джек сразу заметил ее и втайне любил все те годы. Какое же надо было иметь терпение! На его глазах младшие сыновья местных джентри[15]пытались по очереди ухаживать за ней и уходили ни с чем, разочарованные или оскорбившиеся. Джек сообразил тогда — вот ведь умница! — что таким путем ее сердце не завоевать, и он нашел к ней другой подход: он стал ей сначала другом, а не любовником. Они часто встречались в лесу, Джек рассказывал ей свои сказочные истории и любил ее, но так, что сама она этого не замечала. Алина помнила их первый поцелуй, такой нежный и мимолетный, от которого, правда, потом так долго огнем горели губы. Второй их поцелуй она вспоминала еще отчетливее. Всякий раз, когда она слышала громыхание валков, она вновь ощущала, как ее охватывал неизведанный, всепоглощающий, идущий откуда-то из темноты огонь желания Джека.

Единственное, о чем она жалела потом всю жизнь, было внезапное охлаждение к нему. Джек был так беззаветно, так страстно предан ей, что она испугалась. И отвернулась от него, сделав вид, что больше не замечает. Для Джека это был тяжелый удар; и, хотя он продолжал любить ее и рана его понемногу затянулась, на сердце остался шрам; она часто видела это по тому, как он смотрел на нее, когда они ссорились или когда она холодно говорила с ним. В такие минуты глаза его, казалось, говорили: да, я знаю тебя, ты можешь быть холодной, ты можешь причинить мне боль, я должен опасаться тебя.

Была ли сейчас в его глазах эта настороженность, когда он клялся ей в вечной любви и верности? У него ведь немало причин сомневаться во мне, подумала Алина. Я ведь стала женой Альфреда, а разве могло быть более страшное предательство? Правда, потом я искупила свою вину, обойдя полсвета в поисках Джека.

Из подобных разочарований, измен, примирений и состояла семейная жизнь, но Алина и Джек прошли через все это еще до свадьбы. Теперь, по крайней мере, она была уверена в том, что знает его. И никаких неожиданностей она больше не ждала. Кому-то это могло показаться странным, но так было намного спокойнее, чем сначала давать клятвы верности, а потом начинать узнавать свою половину. Филипа, конечно, хватил бы удар, если бы он узнал, какие мысли проносились сейчас в голове у Алины; но что священники могут понимать в любви?

Алина повторяла за приором слова клятвы, думая о том, как прекрасно звучало: «Телом своим поклоняюсь тебе». Филипу это понять было не дано.

Джек надел ей на палец кольцо. Всю жизнь я ждала этой минуты, чуть было вслух не произнесла Алина. Они посмотрели друг другу в глаза. В Джеке что-то переменилось; она чувствовала, что он до последнего не был уверен в ней; и вот теперь словно камень свалился у него с плеч.

— Я люблю тебя, — сказал он. — И буду любить вечно.

Это была его клятва. Все остальные слова были обращены к Богу, а сейчас он обещал только ей. И Алина поняла, что до этого мгновения тоже сомневалась в нем. Скоро они вместе пойдут на мессу; потом будут принимать поздравления и добрые пожелания от горожан; затем пригласят всех в свой дом и будут угощать и веселить их; но этот миг будет принадлежать только им. В глазах Джека она читала: ты и я, вместе, навсегда. И подумала: наконец-то.

Часть VI

1170–1174

Глава 17

Кингсбридж разрастался с каждым годом. Городу уже давно стало тесно в старых стенах, и за их пределами поднимались все новые и новые дома. Лет пять назад по решению приходской гильдии построили новую стену. Теперь в ее черте находились и все ближайшие пригороды. На лугу за рекой, где раньше горожане устраивали гулянья на праздник урожая или Иванов день, появилась небольшая деревушка, которую назвали Ньюпорт. Первый день пасхи выдался холодным. Шериф Уильям Хамлей проследовал через Ньюпорт и по каменному мосту въехал в старую часть Кингсбриджа, которую стали называть просто старым городом. Сегодня должны были освящать новый собор. Уильям ненадолго остановился возле внушительного вида городских ворот и стал подниматься по недавно вымощенной главной улице к монастырю. Здания по обе стороны были все как один из камня, первые этажи занимали лавки и магазинчики, выше располагались жилые помещения. Глядя на все это, шериф с горечью признавал: Кингсбридж стал больше, деловитее и богаче, чем Ширинг.

Он поднялся до конца улицы и повернул к монастырскому двору. Глазам его открылось то, что стало причиной взлета Кингсбриджа и упадка Ширинга, — собор.

Зрелище было потрясающее!

Высокий неф поддерживался рядом изящных, словно паривших в небе, опор. Западную сторону украшали три больших портика, похожие на гигантские врата, а всю верхнюю часть стены занимали высокие изящные островерхие окна. По обоим углам высились тонкие башенки. Таким увидел автор свое будущее творение восемнадцать лет назад, и вот сегодня, воплощенное в камне и стекле, оно поражало воображение своим великолепием. Ничего подобного в Англии до сих пор не было.