Операция «Гадюка» - Кир Булычев

— Здорово он за тебя взялся, — сказал Егор. — Испугалась. Я был прав.

— Как ты догадался, что меня здесь надо искать?

— Я видел, как тебя увели. А дальше рассчитать несложно: они мыслят стандартно. Если ты Лаврентий Павлович, то отвезешь в свою резиденцию. Ну пошли, а то кто-нибудь заметит.

— Ты услышал? Узнал? По глазам вижу, что узнал.

— Я был прав. Они хотят всех убить. Всех живых.

Егор с Люсей жили на Большой Подьяческой в большом доходном доме конца XIX века. Большинство домов на прямой скучной улице исчезли, образовались пустыри, провалы, сквозь них виднелся канал Грибоедова. Всего на Подьяческой жили четыре человека — Егор с Люсей, слесарь Эдик и сама Чумазилла.

Квартиру нашла Чумазилла.

Эта странная девушка, скрывавшая от остальных и свое прошлое, и даже стаж жизни, порой казалась юной, а чаще безмерно старой, и обладала рядом странных талантов. Среди них был талант чувствовать дома.

Оказывается, дома бывают совсем мертвые, в них даже вредно жить. Лучше ночевать на набережной, но не каждому это приятно, хоть ночей в Питере и нет — кажется, что в нем стоит бесконечная белая ночь. В Москве такое освещение кажется странным, а в Петербурге оно привычно.

Бывают дома нейтральные, никакие.

А в некоторых сохранилась жизнь. Как говорила Чумазилла — эманация жизни. То есть истечение ее.

Такие дома образуют теплое поле, сохраняют в себе остатки человеческого тепла. В них жить полезно, и домам лучше, если в них есть жильцы.

Конечно, эти теории, которые Чумазилла излагала ровным голосом, для человека постороннего звучали бы бредом, но здесь неизвестно было, во что верить, потому каждый выбирал для себя глупость по нраву, что, впрочем, не так уж отличалось от предыдущей жизни.

Разумеется, Егор с Люсей перебрались в квартиру на третьем этаже. Генерал Мидзогути Кодзи утверждал, что лучше всего жить еще выше, убийцы не любят ходить по лестницам. Но и Люсе не хотелось ходить по лестнице — трудно, задыхаешься.

Егор с Люсей выбрали комнату в длинной коммунальной квартире с большой кухней, на которой сохранились четыре газовые плиты. Из комнаты открывался вид на Исаакий и ряды крыш, по которым будто прошлась бомбардировочная авиация.

Генерал навестил своих молодых друзей. Он пожил у них, пока не надоело. Он никому не мешал. За право принять генерала спорили лучшие умы Ленинграда.

Генерал был совершенно лыс, у него было благородное старояпонское лицо с орлиным носом и тонкими губами. Он носил халат, подобие кимоно, и предпочитал сидеть на полу — на ковре или хотя бы на подушке.

Генерал Мидзогути Кодзи был давним другом России. Когда-то, в начале тридцатых, будучи молодым капитаном в Харбине, он увидел там, в русском театре, постановку «На дне» Горького. В то время он уже работал в кэмпетаи и, как разведчик, учил русский язык. Он не все понял в пьесе, но стал еще упорнее учить язык и каждый вечер ходил в русский театр в Новом городе. У него даже была связь с бездарной, но хорошенькой актрисой театра.

Будущий генерал был потрясен образом Луки, того самого, которого было принято проклинать в советских школах. Лозунг Луки — жалость — стал жизненным лозунгом Мидзогути.

Чем выше он поднимался по ступенькам узкой, облитой кровью служебной лестницы, тем лучше узнавал русский язык и больше жалел русский народ, которому, несмотря ни на что, повезло в истории куда меньше, чем японцам.

Попал в Чистилище он под новый 1949 год, когда понял, что ему больше не выжить в лагере для японских военнопленных в Канске, и бежал. Он замерзал в поле и понимал, что в лагерь не вернется.

Генерал не замерз, а оказался в Чистилище, ничему не удивился и прошел по этому миру без времени несколько тысяч верст, прежде чем окончательно осел в Ленинграде. Он мог бы пойти и дальше на запад, но в Ленинграде он нашел единомышленников и друзей. И достиг цели своего существования — остановиться в потоке времени и проводить вечность в беседах и покое.

Почему этого японского генерала, человека без возраста, несколько ленинградцев почитали своим учителем, объяснить трудно. Может, и потому, что в любом генерале есть сила, которая позволяет ему повелевать людьми. Иначе бы никто не становился генералом.

Как-то Егор спросил генерала:

— Почему вы не вернетесь в Японию?

— Нет дороги в Японию, — ответил Мидзогути Кодзи.

И улыбнулся. По-японски, хотя обычно улыбался по-русски.

Генерал говорил по-русски правильнее всех. Может, потому, что не впитал язык из воздуха, безответственно, как и все туземцы, а сознательно выучил.

Сам генерал обычно обитал ближе к центру, может быть, в Адмиралтействе. Но никогда никого к себе не приглашал.

Чумазилла как-то сказала:

— Я бы вам носки стирала и горшки выносила.

— Забавно, — ответил генерал, — наши чувства, например материнские, не умирают вместе с телом, а продолжают излучать некий жизненный фон. Может быть, ад и рай в самом деле существуют?

Егор с Люськой пришли сюда год назад, может, побольше — как вычислять дни во время вечных белых ночей?

Они приглянулись генералу потому, что относились, как и он сам, к славному племени путешественников. Ведь в подавляющем большинстве жители мертвого мира никуда и никогда не двигались. Человек может прожить здесь двести лет, не поднимаясь с постели. Правда, постепенно он сгинет.

Егора и Люсю в Питере называли молодыми, молодоженами. Это было констатацией факта.

Сначала они жили в Москве. В Москве было сумрачно, страшно и безнадежно. Город был поделен между бандами и королями, они устраивали карикатурные войны, так как убивать в Зазеркалье трудно, а заманить в армию еще труднее.

А как ты будешь воевать, если нет настоящих стимулов к победам? Нет любви, страсти к размножению, к продолжению рода и страха перед смертью. И все же войны вспыхивали, потому что питались злобой, тщеславием и завистью, а сорочий инстинкт заменял собой страсть к обогащению.

Егора вначале удивляло, как много в Чистилище коллекционеров. Какие странные предметы они собирают. Собирательство компенсировало многие страсти.

В пути Егор и Люся не раз слышали, что именно в Петербурге, ставшем столицей не то России, не то Советского Союза, живет много разных людей, там они чуть ли не театр устроили. То есть в Питере обитают интеллигенты. Там читают книги, там беседуют о судьбах Отечества. Интеллигенцию уничтожают всевозможные власти, а если нет сил уничтожить, обвиняют во всех бедах, свалившихся на землю русскую, но она выживает, она бессмертна.