Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

стульев, выгоревший на солнце деревянный стол с керосиновой лампой в центре, тростниковые занавески на окнах, затейливо сплетенный из водорослей коврик на полу. По всей комнате были развешаны на гвоздях вставленные в рамки пейзажи, явно вырезанные ножницами из туристических каталогов. У одной стены была ружейная стойка, сейчас пустая, рядом, поблескивая натертой маслом поверхностью, — великолепно вырезанная и отполированная деревянная ритуальная маска: оскаленные треугольные зубы, свирепый, воинственный взгляд.

Когда индеец закрыл и запер за ними дверь, Мур обнял Яну за плечи, чтобы защитить и поддержать. Девушка откинула с лица мокрые волосы, и Мур увидел на ее щеке воспаленный красный рубец.

Индеец по-собачьи тряхнул головой, рассыпая брызги с бороды и плеч, и повесил ружье на место. Молодая женщина мигом оказалась подле него и о чем-то заговорила на местном языке. Он не ответил и жестом отправил ее на место. В глубине комнаты качалась в кресле-качалке старуха, уронив на колени стиснутые руки и сверля Мура взглядом. Она что-то пробормотала и вдруг рассмеялась.

Индеец взял своей ручищей керосиновую лампу и подошел к Муру. Свет упал прямо на них, и Мур увидел страшно изуродованное лицо этого человека. Тот смотрел холодно и твердо, словно вместо глаз у него были осколки гранита.

— Кто вы? — спросил Мур.

Индеец не ответил и заговорил с молодой женщиной. Та поспешно вышла из комнаты. Мгновение спустя она вернулась с коричневым одеялом и протянула его Муру, но в ее взгляде не было ни тени доброжелательности. Мур взял одеяло и завернул в него Яну.

Кариб не убирал лампу. Ее свет окрашивал его кожу в цвет полированного красного дерева. Он выдержал взгляд Мура и повёл лампой в сторону окна.

— Дождь — к ветру, — проговорил он по-английски. Голос его напоминал рокот дизеля. — Будет буря.

— Вы спасли нам жизнь, — сказал Мур. — Если б не вы…

— Сейчас многих уже не спасти, — перебил индеец. В его речи мешались английские и вест-индские интонации. Похоже было, что этот человек получил вполне приличное образование. — Вы — Дэвид Мур. Это вы купили гостиницу, верно? — Он стоял неподвижно, точно массивное дерево, вросшее корнями в пол.

— Верно.

— Что с вашим плечом?

— Не помню. Наверное, один из них чем-то меня ударил.

— Перелом?

Мур отрицательно покачал головой.

Индеец хмыкнул и посветил в лицо Яне. Позади него бормотала старуха, то громче, то тише.

— Где мы? — спросила Яна.

— В моей деревне. В моем доме. — Он посмотрел на нее, потом на Мура. — Я — Чейн, Вождь-Отец карибов.

Тут Мура осенило: этот человек напоминал ему статую на Площади. Чейн, далёкий потомок того вождя, который дал отпор пиратам?

— Эти твари… — негромко сказала Яна. Она сковырнула запекшуюся кровь с нижней губы и подняла глаза на Мура: — Что с Шиллером?

— Шиллер мертв, — ответил он, отгоняя от себя образ Шиллера, пригвожденного к полу. Плечо вдруг вспыхнуло болью, и Мур зашатался. Чейн что-то сказал женщине, и та вновь покинула комнату. Он твердыми пальцами взял Мура за руку повыше локтя и усадил в кресло. Яне Чейн знаком велел сесть на циновку рядом с Муром, и она повиновалась, подтянув колени к подбородку и поплотнее завернувшись в одеяло. Потом Чейн вынул из-за пояса блестящий нож с зазубренными кромками. Взяв со стола черный точильный камень, он начал медленно водить по нему лезвием, потом подошел к окну и остановился, выглядывая наружу. Мур сидел молча и неподвижно, закрывая лицо руками.

— Констеблю не следовало приводить эту лодку в бухту, — вдруг сказал Чейн. — Много лет назад она принесла сюда зло и смерть. И вот опять. Она не механизм, она живая, и у нее душа Эуе-змея…

Мур поднял голову.

— Вы и ваши люди должны вернуться и помочь им!

Кариб продолжал точить нож, поворачивая его в руке.

— Несколько человек ушли на помощь тем, кому, возможно, удалось добраться до джунглей, — сказал он чуть погодя. — Мы услышали выстрелы и собрались здесь. Многие молокососы рвались в деревню, в бой. Но я не позволил. Никто из моих людей не пойдёт в Кокину.

— Господи! — вырвалось у Мура. Он тряхнул головой. — Вы так ненавидите деревенских, что можете сложа руки смотреть, как их убивают?

— Они не моей крови, — сказал Чейн. — Но дело в другом: хороший боец не продержится и минуты против этих созданий. Нет. Если и когда они доберутся до Карибвиля, нам придется защищать своих женщин и детей.

— Сейчас не время считать по головам, черт побери! Ради Бога, помогите им!

— Ва! — Чейн повернулся от окна и язвительно уставился на Мура. — При чем здесь Бог? Все мы умираем, Мур, мирно ли или в муках.

Молодая женщина вернулась с горшком сильно, остро пахнущей жидкости. Она опустилась на колени перед Яной, обмакнула в горшок тряпочку и начала не слишком деликатно промокать царапины. Яна сморщилась и отпрянула; женщина ухватила ее за шиворот и закончила работу.

Шум дождя немного притих; Мур услышал, как вода журчит в желобах. Он встал, чувствуя тяжесть в плече.

— Тогда возвращаюсь я. Дайте мне ружье.

Чейн молча точил нож. Вдалеке загремел гром.

— Я сказал, что возвращаюсь, черт вас дери!

Чейн отложил точильный камень и нож на стол, взял ружье, открыл затвор и вынул из заднего кармана два патрона. Он зарядил ружье и перебросил его Муру.

— Идите, — спокойно сказал он. Он уперся ладонями в стол и подался вперёд. — Но вы не вернетесь. И не сможете никому помочь, потому что не успеете вы дойти до деревни, как эти твари учуют вас и найдут. Они выпьют вашу кровь — всю, до капли, — обгложут труп, а кости бросят ящерицам. Идите.

— Лалуэни, — сказала старуха. Скрипела качалка. — Он уже мертв.

— Она уставилась на Мура бездонными глазами.

Яна вырвалась от карибки, не обращая внимания на ее