Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

щепками и гвоздями, в проём просунулось с полдюжины скрюченных рук, торивших путь на волю. Кокран снова хотел вскинуть револьвер, но тот показался чересчур тяжелым, да и прицелиться Ленни не смог бы, он это знал, надо было убираться отсюда бежать в деревню сказать им да джамби и впрямь существуют злобные твари спустились на Кокину.

Тут-то одна из тварей, подкравшись к Ленни сзади из темноты, и прыгнула на него, вонзила зубы ему в шею, захрустела позвонками. Другая ухватила его за левую руку, выкрутила ее, вырвала из сустава. Третья принялась неистово когтить грудь, обнажила рёбра и вырвала сердце — кровоточащее сокровище.

Командир стоял в стороне, особняком. Дав своим подчиненным возможность насытиться, Вильгельм Коррин мановением ссохшейся руки отослал их на помощь товарищам.

В небе виднелось слабое зарево. Туда и ехал Стивен Кип.

Кип выехал из дома ранним вечером. Он оставил Майре заряженный карабин, не велел отпирать ни дверей, ни окон, заскочил в контору, взял там второй карабин и канистру бензина и отправился объезжать деревню. Он был возле бухты, когда увидел над верхушками дальних деревьев свет и понял — горит около церкви Бонифация. «Опять вуду? — спросил он себя, когда гнал машину по пустынным улицам. — Черт бы все это побрал!» Перед церковью в круглой яме, выложенной по краю красными и черными крашеными камнями, пылал большой костер. Кип разглядел в нем сваленные кучей обломки досок, обрывки одежды и что-то вроде кусков разбитых церковных скамей. В основании костра ярко светилась горка красно-оранжевых углей, когда Кип вышел из джипа, их жар опалил ему лицо. Он обошел вокруг костра и постучал в дверь. Ответа не было. Раскаленный воздух касался его, точно рука с ярко-красными ногтями. Кип постучал снова, сильно, сердито. Церковные окна, как внимательные глаза, отражали пламя, сквозь щели жалюзи пробивался свет.

— БОНИФАЦИЙ! — крикнул Кип.

И тогда, очень медленно, дверь открылась.

Перед ним стоял Бонифаций в грязной белой рубашке, потный; в каждой капельке пота на темном лице ярко блестел отраженный огонь костра. «Уходите отсюда!» — резко сказал он и хотел закрыть дверь, но Кип уперся в нее рукой и попытался войти.

Церковь заливало красное сияние, населенное стремительным скольжением теней. Многие сиденья действительно были вырваны и пошли на растопку для костров, а в углу стоял топор. На алтаре Кип заметил горшки и странные бутыли, которые помнил по церемонии в джунглях; на стенах висело три или четыре дешевых металлических распятия, а по полу вокруг алтаря были рассыпаны зола и опилки. Кип покачал головой и уставился на старика. На шее у Бонифация висел стеклянный глаз, круглый зрачок горел красным огнём.

Бонифаций задвинул засов на двери и повернулся к констеблю. По его щеке скатилась и упала на пол капля пота.

— Что вы делаете, старина? — спросил Кип. — Для чего костер?

— Уходите! — повторил Бонифаций. — Как можно скорее!

Не обратив на него внимания, Кип пошел к алтарю, разглядывая разложенные там материалы, жидкости в бутылках, что-то темное в черных горшках. Все это атрибуты вуду, припомнил он, нужные для общения с миром духов. Под перевернутым горшком растеклась неведомая маслянистая жидкость; брошенная в стену бутылка алыми мазками расплескала свое содержимое по краске.

— Возвращайтесь домой! — настаивал Бонифаций. — К жене, к ребенку!

— Для чего все это? — спросил Кип, указывая на странные предметы. Он чувствовал, что медленно и неотвратимо холодеет.

Бонифаций открыл рот и замялся. Глаза у него были испуганные и полубезумные.

— Чтобы… держать их… подальше от нас, — наконец очень тихо проговорил он.

— Перестаньте молоть чушь! — сказал Кип, стараясь подавить злость.

— Они… боятся огня. Я пытался уничтожить ее… но теперь это слишком сложно, а я стар и слаб… и очень устал…

— Уничтожить? Кого, черт побери?

Бонифаций хотел что-то сказать, но язык не повиновался ему. Кипу показалось, что старик у него на глазах съежился, стал меньше ростом, словно жизнь вдруг покинула его и осталась лишь бренная оболочка с усталыми испуганными глазами. Бонифаций оперся о сломанную скамью, чтобы не упасть, сел, зарылся лицом в ладони и сидел так добрую минуту. Когда он вновь поднял голову, лицо его было изможденным, тревожным, как будто он услышал чьё-то приближение. Глаза старика, дико блеснувшие в красном свете, остановились на Кипе.

— Помоги мне, — прошептал Бонифаций. — Неужели ты не можешь мне помочь…

— Помочь? В чем?

— Поздно… — вымолвил Бонифаций, словно говорил сам с собой. — Вот уж не думал, что они…

— Послушайте, — Кип подошел и встал рядом с хунганом. — Уже погибло два человека… возможно, больше. Я хочу знать, с чем мы имеем дело, и думаю, что вы можете мне это объяснить.

— Лодка, — прошептал Бонифаций. — Исчадье ада. Корабль Ночи. Теперь никто не сможет помочь. Они вырвались на свободу, я чувствую. Они вырвались на свободу, все, и никому не дано загнать их обратно, покуда они не исполнят свое предназначение.

Кип нагнулся над скамьей, сверля старика взглядом:

— Говорите. — От внутреннего холода у него ныли кости.

Бонифаций с глубоким вздохом закрыл лицо рукой, и от его жеста на противоположной стене промелькнула огромная тень. Он кивнул, словно уступая чему-то.

— La Sect Rouge — Красное братство. Вы знаете, что это?

— Только понаслышке, — ответил Кип.

— Это самое могущественное и засекреченное тайное общество на островах. Порождения тьмы — покорные орудия в их руках. Ради власти или за плату Красное братство нашлет мор и глад, убьёт — хладнокровно и умело. Я знаю. Я сам пять лет состоял в гаитянской La Sect Rouge и за это время натворил немало зла. Я обучился искусству вылепливать восковые подобия своих врагов или тех, кого подрядился убить; медленно, один за другим вгонять гвозди в десны и под язык; туго затягивать на шее удавку. Я в совершенстве постиг ванга — науку о ядах — и узнал, как ничтожным их количеством отравить подушку указанного человека или обмазать край стакана, чтобы смерть жертвы