Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не любо – не слушай…
Той же весною поэт Грильпарцер посетил композитора, жившего в Пфаргассе.
– Я застал его больным, – рассказывает поэт, – на плохо прибранной постели, в грязном белье, с книгой в руках. Близ изголовья находилась дверь в столовую, как бы охраняемую им. Когда прислуга, подав ему яиц и масла, вышла в столовую, то, несмотря на наш оживленный разговор об опере, он зорко следил через двери… Он был очень любезен.
– Ваше произведение, – сказал он, указывая на сердце, – хранится здесь. Дня через два я отправлюсь на дачу и примусь за работу.
Вскоре, 17 мая, композитор с племянником был уже в Хецендорфе. Однажды мы отправились гулять, через Гринциг, на Каленоерг. Бетховен часто останавливался и с наслаждением созерцал картины природы… Он вспомнил свою Пасторальную симфонию… В Хецендорфе Бетховен воспрянул духом; только больной глаз иногда мешал ему работать… Хозяйство было в ужасном беспорядке… Как пчела носился он по полям и лугам с тетрадью эскизов в руках, совсем забывая о времени обеда и часто возвращаясь без шляпы… Вдруг веселое настроение его исчезло, и даже меня он стал гнать от себя, хотя прежде упрекал в том, что посещаю его редко.
Рояль, подаренный Бетховену Томасом Бродвудом
Бывали дни, когда он не хотел видеть никого, кроме своего брата Иоганна, хотя недолюбливал его и, в особенности, его семью. Иоганн покупал нередко рукописи Людвига и перепродавал издателям; обыкновенно эти рукописи шли в уплату займов у брата Иоганна, а об отношениях займа к размеру платы можно судить по разговорной тетради, где племянник вычисляет дяде процент, взимаемый Иоганном – 120 %.
– Да, он ростовщик, – признался композитор секретарю посольства Бауеру, – он хочет меня также обратить в свою веру non possibile per me… Мы все сделали, чтобы помешать этому позорному браку, но напрасно. Впрочем, я знаю его, он не достоин лучшего, он был прежде лучше, но испортился среди французов и здешнего общества; он втянул меня в болото. Чего только я не натерпелся ради него. Поэтому я опять разошелся с ним. Виною всему злосчастная погоня за богатством.
Историю первого брака Иоганна в Линце мы знаем. Овдовев впоследствии, он в 1823 году сошелся с еще более веселой особой, имевшей уже взрослую дочь; хитрая любовница сумела скрутить Иоганна, потребовала от него, на случай разрыва, половину его состояния, около 25 тыс. фл., а затем добилась брака, к великому огорчению Людвига, не терявшего надежду на завещание брата в пользу племянника Карла.
Вскоре Иоганн опасно занемог; жена и дочь, давно мечтавшие обладать его состоянием и часто отравлявшие существование ростовщика, не скрывали своей радости. Глубоко возмущенный таким отношением к брату, Людвиг еще раньше убеждал его развестись с женой, а теперь готов был обратиться к содействию полиции и настойчиво просил Шиндлера принять меры к удалению этих фурий. Преодолев свое отвращение к последним и отчасти к брату-Иуде, как он называл его, Людвиг посетил больного; ввиду присутствия жены беседа братьев происходила письменно.
– Кажется, теперь ты убедился в их проделках, – писал Людвиг, – оставь у себя Шиндлера, он сообщит мне, если нужна будет моя помощь… Ты видишь, что я был прав, желая удалить от тебя этих… Переходи ко мне, живи у нас; я ничего не прошу от тебя. Ведь ужасно умирать на руках этих людей… Русский царь подпишется на мессу… пусть это останется между нами… Князь Голицын и многие другие тоже… Советую тебе переселиться ко мне и остаться навсегда… Тебе лучше всего жилось бы в обществе такого прекрасного юноши, как Карл, и твоего брата… Ты жил бы, как в раю…
По выздоровлении брата Людвиг пишет ему:
«Хотя ты не стоишь этого, но я никогда не забываю, что ты мне брат. Надеюсь, добрый гений внушит тебе когда-нибудь решимость расстаться с этими… Прощай. Мысленно я всегда с тобою и охраняю тебя от обеих…, готовых свернуть тебе шею… О, стыд, позор, неужели в тебе нет хоть искры мужества?!!»
Удивленный такой родственной привязанностью, Шиндлер пишет в тетради:
– Как часто вы сами говорили, что видите, как брат обманывает вас и как лжет племянник ваш.
– Все же он брат мне, – отвечает композитор и пишет ему поистине братские письма.
Я рассчитывал непременно увидеться с тобой, но напрасно. По предписанию Штауденхейма я все еще должен принимать лекарства и избегать движения. Прошу тебя, вместо сегодняшней поездки в Пратер, заехать ко мне с женой и дочерью. Единственное мое желание – беспрепятственно и совместно достичь всех благ, которые суждены нам. Относительно квартир я справился. Есть много подходящих, и тебе не придется платить более прежнего. Если судить только в экономическом отношении, то сколько можно сберечь нам обоим, не говоря уже об удовольствии. Против твоей жены ничего не имею; я хочу только, чтобы она убедилась в преимуществе нашей совместной жизни; да не разрушат нашего спокойствия пустячные мелочи обыденной жизни. Ну, прощай! Надеюсь, конечно, видеть тебя сегодня после обеда, чтобы поехать в Нусдорф, что мне также очень полезно. Твой верный брат Людвиг.
Мир, мир да будет с нами! Да избавит Бог естественный союз между братьями от неестественного разрыва; ведь мне, во всяком случае, осталось жить недолго. Повторяю, ничего не имею против твоей жены, хотя поведение ее по отношению ко мне несколько раз обращало на себя особенное внимание; ведь и помимо этого я очень чувствителен и раздражителен благодаря 3-месячной болезни. Прочь все, что не может вести к цели, а именно к столь необходимому мне правильному образу жизни вместе с моим милым Карлом. Взгляни только на мою здешнюю квартиру, последствия ты поймешь сам; ведь я принужден, в особенности, когда болен, доверяться совершенно посторонним людям; я уж не говорю о том, о чем мы уже беседовали. Сегодня, если приедешь, то зайди за Карлом. Прилагаю с этою целью письмо к г-ну ф. Блехлингеру, которое сейчас же можешь послать ему.
Баден, 19 августа. Дорогой брат!
Очень рад, что тебе лучше. Что касается меня, то зрение все еще не в порядке; я приехал сюда с больным желудком и страшным катаром. Первое благодаря архисвинье экономке, а
