На основании статьи… - Владимир Кунин

Утром, собственноручно ставя ему очередную капельницу, доктор Кольб спросил: «Что у вас болит, герр Теплов?» Кирилл Петрович толком и ответить не смог…

Где уж там — «пятьдесят на пятьдесят»! Тут, наверное, на все «сто».

Еще с тех времен, когда Зою Александровну Теплову впервые прооперировали в институте онкологии под Ленинградом, в поселке Песочный, Теплов не мог забыть кошмарную, разрывающую ему сердце реакцию Зойки на эту страшненькую «химиотерапию».

Да и когда оперировали ее там во второй раз… Все — один к одному. Никакой разницы с тем, что происходило сегодняшней ночью с ним.

— Химия? — цепляясь за последнюю соломинку, спросил он у доктора Кольба и указал на висящую вниз горлышком бутылку.

— В некотором роде — да, — замялся Кольб.

— Опухоль злокачественная?

— Во второй половине дня это окончательно выяснится.

— Будете оперировать?

Кольб отрегулировал частоту падения капель и улыбнулся:

— Оперировать будем в любом случае. Даже если эта опухоль доброкачественная. Зачем вам носить на правом легком такую штуку в семь с половиной сантиметров?

— Уж если вы о цифрах, то не забывайте, что мне — восемьдесят, — сказал старик Теплов.

— Для сегодняшней хирургии это не имеет никакого значения, — уверенно сказал доктор Кольб и вышел из палаты.

И снова закрутилось в голове у Кирилла Петровича: «У очень многих моих сверстников Жизнь кончилась уйму лет тому назад. Я стольких пережил!.. Я все еще есть. Но за последние дни даже свыкся с мыслью, что и со мной уже кончено… Как нужно вести себя вот в таких случаях? Поигрывать в героическую личность? Корчить из себя хрен знает что? Когда внутри все трясется от ужаса… Фу, дрянь какая!..» — в испуганном отчаянии думал Кирилл Петрович.

Вспомнил: когда, много лет тому назад, в Ленинграде скончался один очень известный и очень хороший писатель, потом в его кабинете нашли записку — «Как бы умереть, не кокетничая?».

До сих пор в глазах — снега наст!До сих пор в ушах — шмона гам!..Эй, подайте мне ананасИ коньячку еще двести грамм!

Ах, как любил Рафик эту песню Галича! И был свято убежден, что Галич тоже «чалился» где-то здесь неподалеку. Да он и не отказывался! Сам же пел:

…Ведь недаром я двадцать летПротрубил по тем лагерям…

А то откуда он бы про все это знал?

Сам Рифкат никогда не курил и не пил ничего алкогольного. Кроме лагерного чифиря, конечно…

«…Заключенный Алимханов Рифкат Шаяхметович, осужденный Ленинградским городским судом 14 апреля 1963 года, на основании статьи 87, части второй, Уголовного кодекса РСФСР, в настоящее время пребывающий в местах лишения свободы сроком на 12 лет, в исправительном учреждении строгого режима ИК — 71/4 Главного Управления Исполнения Наказаний МВД СССР…»

Это по документам так страшно. А вообще-то… Повсюду жить можно.

Сидел Рафик в Архангельской области. Неподалеку от того места, где Онежская губа впадает в Белое море. Колония находилась как раз между Онегой и Кяндой. Километрах в двадцати пяти, не более.

В колонии сидел хорошо.

Во-первых, срок большой. Во-вторых, статья — будь здоров! Последняя часть этой статьи, вообще — «вышак!». А это всегда уважаемо. И соседями по бараку, и начальниками. В-третьих…

Рафик еще на этапе, в «столыпнике» — в зарешеченном спецвагоне для перевозки заключенных, по рельсам трясся, а на зоне уже всем, кому надо, было известно, что скоро прибудет сюда один виртуоз, знаменитый ленинградский «чучмек». Информация с воли была налажена — будьте-нате!

Проходил по громкому групповому делу. Никого не заложил. Все следствие, четыре с половиной месяца, вел себя «по понятиям». Со «следаками» в ногу не шагал. И хоть он, к сожалению, не русский, а «черножопый», но с воли пришла малява, что руки у него золотые и башка варит, как у истинно русского Кулибина!

Может, даже еще лучше.

И точно! В первые же день на зоне «смотрящий» пахан барака ему «шконку» у окна не самую кислую выделил, за что Рафик ему тут же старинные часы «Омега» простой «заточкой» починил.

За этой «заточкой» уже числились парочка трупов, но Рафик самую малость кончик у нее подправил, зашлифовал под отверточку, и… порядок!

Кум — опер, старший лейтенант Банщиков — вызвал Рифката для ознакомительно-вербовочной беседы — на что лез, с того и брякнулся! Этот «чурка» ленинградского розлива — хитрован, каких поискать. Как увидел под окном у Кума его старый проржавевший мотоцикл с коляской — «Урал», так и стал на свое «погоняло» нажимать. Я, дескать — Рафик-мотоциклист, для меня в этом механизме — секретов ни на грош. Так, гражданин начальник, его вам заделаю, что вы самолеты на нем обгонять будете! Вы мне только инструментики кой-какие из города привезите! Вот то-то и то-то… А уж оперативную информацию, гражданин начальник, от кого-нибудь другого получайте. У кого уши большие, а руки из жопы растут. Отказался «стучать», сукин сын! Не побоялся! И выиграл…

Кум — уж на что прожженный сучара, «медякованный штымп», сам кого хочешь раком поставит, а наживку заглотил по самое некуда!

— Тем более, — говорит ему Рафик, — что ваш «Урал» военного выпуска. Ирбитского мотоциклетного завода. Под маркой «М-72» идет. Абсолютная копия западногерманского «БМВ-Р-71»! Лучшего мотоцикла в мире!

Лепит горбатого, мерзавец, и чувствует, что совершает жуткое предательство. Куда этой развалюхе до настоящего «Харлея»! Совесть взыграла, он и не удержался: есть, говорит, правда, не хуже аппарат — «Харлей-Девидсон» называется. Американский. Но как он поведет себя в условиях Севера? Не знаю, не знаю!

Кум офонарел от таких, неведомых ему доселе, подробностей, освободил заключенного Р. Ш. Алимханова от рабочих нарядов и даже втихаря увеличил ему пайку. И поставил его на ремонт своего «Урала».

Спустя три недели, при крайне ограниченном наборе хорошего инструмента и почти полном отсутствии запасных частей для мотоцикла «Урал», филигранная работа Рафика-мотоциклиста увенчалась небывалым успехом!

На своем заново рожденном и сверкающем мотоцикле, в светлый день пятидесятилетия начальника колонии ИК-71/4 полковника Звонаренко, «Кум», по тяжелой пьяни, решил устроить показательные гонки.

На далеко не трезвых глазах всего начальства колонии…

«…старший лейтенант Банщиков Г. Г., оперативный уполномоченный по работе с личным составом заключенных данной колонии, разогнал свой мотоцикл до ста двадцати километров в час и со всего хода врезался во вновь построенный многоочковый крытый туалет для заключенных. В связи с тем, что новый туалет с увеличенной пропускной способностью до шестидесяти человек одновременно был по вашему указанию выстроен не из дерева, как старый, а из шлакоблоков и панелей напряженного пенобетона, мотоцикл «Урал» М-72, регистрационный номер АХ 28–35, никакому восстановлению не подлежит, как и оперуполномоченный старший лейтенант Банщиков Г. Г., в настоящее время находящийся на излечении в Первой клинической больнице города Онеги Онежского района Архангельской области…»

Спустя неделю в колонию прибыл новый опер, а заключенный № 436 Алимханов Рифкат… (как сказали в штабе: «отчество, бля, не напишешь и не выговоришь!»)…был назначен, а позже и возглавил ремонтную бригаду всякого транспорта и самодвижущихся механизмов колонии.

Это был беззаветный труд заключенного Р. Ш. Алимханова, так сказать, на государственном уровне. Но кипела еще и «внутрибарачная», так осуждаемая тогда, частнопредпринимательская деятельность Рифката!

Он безотказно и превосходно чинил и восстанавливал все, что было в личном распоряжении соседствующих с ним зеков. Все, что могло сломаться или испортиться от старости или частоты употребления. Часы, приемники, кипятильники, зажигалки, электробритвы, рассохшиеся оконные рамы, барачную сушилку для обуви, краны от умывальников, черные радиотарелки «Рекорд», прохудившийся «Титан»…

За что сами зеки его подкармливали и защищали от всяких злобно отмороженных борцов за национальную чистоту земли Русской.

Иногда прибегали гонцы из других бараков — умоляли одолжить им Рафика. За одну пачку чая, за две… За три, наконец!

За три пачки Рафика отдавали в аренду соседям.

А в бараке Рафика «бугры» заваривали эти три пачки чая и до одури чифирили во главе со «Смотрящим» паханом. Тот был «в законе» и на работы не выходил.

Слова «авторитет» в блатном мире тогда еще не существовало.