Избранные проявления мужского эгоизма. Сборник рассказов - Марат Абдуллаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вдруг, сам того не ожидая, я брякнул:
– Девушка, хотите, я вам на ладошке погадаю?
Я, конечно, слышал что-то о хиромантии и даже знаю, что на ладони есть, например, «линия жизни». И только.
К моему удивлению, девушка согласилась и даже протянула руку. Я взял ее легкую узкую ладошку, испещренную сотней линий, черточек, пересечений, перевел взгляд с двух крепких белых яблок на лицо и попросил другую руку, правую: дескать, гадать следует только по ней.
Лицо у нее было приятным, по крайней мере, анфас. А вот профиль несколько портил нос – прямой, длинный, идущий от бровей. Хотя в этом и была какая-то чертовщинка: два разных лица одного и того же человека.
Учено нахмурив лоб и слегка шлепнув ладошку, чтобы ее расслабить, я начал «гадать».
– Тэкс, сначала выясним как вас зовут.
Выискав две пересекающиеся в виде буквы «М» черточки, я ткнул в них пальцем и развернул ладонь в сторону девушки, как бы демонстрируя, что в гадании я профессионал:
– Видите это? У вас на ладошке все написано. Вы – Маша или Марина. Угадал?
Она рассмеялась, и я понял, что попал в точку.
– Так, Маша или Марина? – допытывался я, продумывая уже следующий свой шаг.
– Маша, – смеясь, ответила она.
Меня, как незабвенного Остапа Бендера, понесло. Что, честно говоря, не представляло особой сложности. Ибо большинство из нас, ездящих в маршрутках, – люди с вполне стандартной биографией, в которой, если и были завихрения, можно было сориентироваться в пять минут.
Так, сами того не заметив, мы оказались у станции метро «Улица 1905 года».
– Скажите, – поинтересовалась Маша, как только мы шагнули в спасительную прохладу вестибюля, – вы действительно все видите на ладони?
– Я вижу абсолютно всё.
Она помолчала, видимо, набираясь решимости сказать что-то важное. И, наконец, решилась:
– Ничего, если я приглашу вас к себе?
***
Сумрак небольшой Машиной квартиры показался мне уютным и символическим. Тяжелые шторы, прикрывающие стремительно синеющие окна, слабое мерцание ночника в виде кувшинки и темно-коричневый антиквариат интерьера располагали исключительно к душевному времяпрепровождению. Однако прежде чем его начинать, я вышел на такую же, выполненную в старинном стиле, кухню, чтобы выпить из-под крана воды, а заодно собраться с духом.
– Вы где? – позвала меня Маша.
Вернувшись в комнату, я обнаружил Машу, стоящую ко мне спиной у двуспальной кровати как раз в тот момент, когда она гасила ночник. Блузка уже лежала на прикроватном столике, так же как и брошенный поверх блузки бюстгальтер. Всё остальное, вероятно, полагалось снимать мне.
В плотной и сумеречной тишине я отчетливо слышал стук собственного сердца.
Маша повернулась ко мне и я, честно говоря, не сразу понял, кто (или что) стоит передо мной. В темноте Машины глаза загорелись ярко-малиновым светом, как крупные диоды. В следующее мгновение из ее рта выскочил темный, раздвоенный, как у змеи, язык и, преодолев добрых три метра, отделяющих меня от Маши, обмотался вокруг моей шеи.
Холодея от ужаса и не имея ни малейшей возможности даже крикнуть, я скорее инстинктивно схватил язык рукой, пытаясь ослабить хватку. Но язык оказался прочным, как трос, и скользким. Омерзительно шипя, Маша дернула меня к себе, да так резко и с такой силой, что я буквально впечатался лицом в два ее обнаженных белых яблока с мелкими коричневыми сосками.
Последнее, что я запомнил, прежде чем потерять сознание, – легкий запах кладбищенских тюльпанов, исходящий от ее грудей – теплых, упругих и сохраняющих форму даже без бюстгальтера.
***
Очнувшись в подземном переходе в компании двух бомжих, которым, как оказалось, я принес из близлежащего супермаркета бутылку водки и коробку конфет, я обнаружил в себе одну странную особенность: видеть прошлое конкретного человека и его будущее, вплоть до смерти.
Бедные бомжихи, когда я с ужасом вглядывался в их заскорузлые, побитые цыпками ладони, даже не подозревали, что им оставалось жить несколько минут. Но и я был хорош, поначалу воспринимая их неминуемую гибель, как результат собственного оцепенения. Ибо не понимал, что или кто мог умертвить несчастных в пустынном переходе посреди ночи в сей момент.
Но вот в конце перехода замаячила и стала к нам стремительно приближаться фигура еще одного несчастного. С рыком: «Вот где выпропадаете!» этот тоже, очевидно, бомж, с печатью смерти на лице, вынул из кармана потрепанного пальто гранату РГД и принялся колотить ей моих визжащих собутыльниц.
Я едва успел выскочить в противоположный выход перехода, когда оттуда ударил хлопок взрыва, вынесший на улицу облако пыли и копоти…
Дома ладони моих родных выглядели для меня маленькими телевизионными мониторами, в которых прокручивалась их прошлое и, не менее стремительно, – будущее, при вглядывании в которое мне хотелось выть и рвать на себе волосы.
Любой случайный прохожий, попутчица или попутчик виделись мною, как в рентгеновских лучах, с той только разницей, что картинка ежесекундно менялась и ее распирало от наслаивающихся друг на друга изображений, сопровождаемых всеми существующими человеческими эмоциями и ощущениями.
Одна моя знакомая в «моих» мониторах увяла на глазах, другая – вспухла, как дрожжевое тесто. Старость неизменно переламывала моих подруг пополам, а то и просто вбивала в коленные чашечки, оснащая болячками и пустотой одиночества. Человеческие жизни, как соринку, увлекало ветром, болтало в пыли, окунало в лужи, поднимало к солнцу и неизменно забрасывало в канализационные стоки. А главное каждый, кто попадался мне на глаза, волочил за собой собственную карму, словно корова – вымя, не чувствуя и не видя ее, тем более – не понимая, что сосуд вот-вот разорвется от переполнивших его пороков и грехов…
***
– Ну, где же вы? – вновь позвала меня Маша из комнаты.
– Иду!
С этими словами я допил стакан воды, выключил кран и практически на цыпочках прокрался к входной двери. Маша, должно быть, все же услышала щелчок замка, но меня это уже не волновало.
Быстро преодолев лестничные пролеты ее подъезда, я выскочил в освежающую синеву сумерек и побежал к метро.
– Мужчина! Мужчина! – промычал кто-то мне в след, когда до дверей вестибюля в пустынном переходе оставалось не более двадцати шагов.
На картонке из-под телевизора LG, постеленной на плиты перехода, сидели две пьяные бомжихи. Что-то (что?) вдруг повернуло меня к ним.
Мир иной
Ужас от пережитого до сих пор преследует меня ночью и днем. И я ничего не могу с этим поделать. Даже сейчас, когда пишу эти строки, которые, надеюсь, послужат для кого-то уроком.
Три года назад у меня родилась дочь. К тому времени помимо основной работы я вовсю шакалил на стороне. Сначала –
