Светорада Янтарная - Симона Вилар

– Сегодня боярин Фост, глава купцов, со своим сыном Мстиславом и толмачом витязем Рулавом отправились на прием к эпарху в надежде умилостивить его и позволить побыть еще какое– то время сверх положенного. Ну и девку ему обещают отдать, хотя Фарлаф и клянется, что не откажется от милой. Но его, почитай, уже уговорили, – рассказывал Фока. – Однако теперь, даже если Фарлаф и отдаст свою любушку, еще неизвестно, чем завершатся переговоры с Юстином Маной. Другое дело, если бы кто повыше повлиял на эпарха, а? – Фока хитро прищурился и посмотрел на Светораду.

Княжна задумчиво теребила сережку с подвеской– крестиком. Почти кокетливое движение, если бы не серьезность того, что она говорила. А говорила она, что ее Ипатий вряд ли сможет сейчас помочь русам. И не потому, что патрикий не обладал достаточным влиянием, просто в городские дела эпарха даже базилевс не считает нужным вмешиваться. Эпарх почти неприкасаем, с него и взятки гладки. Но с другой стороны, Византия заинтересована в хороших отношениях с прибывающими купцами, и в Царьграде их обычно доброжелательно встречают, поскольку от них в известной степени зависят доходы и выгоды, получаемые немалым числом жителей столицы. Другое дело, что русы не считались в Византии цивилизованным народом, скорее варварами. И все же меха и янтарь сюда привозили именно они, да и светлокожие славянские рабы тут всегда в цене. Поэтому Светорада пообещала замолвить своему покровителю слово, так как у того брат служит препозитом в Палатии. Но возможно, для этого им придется дать препозиту Зенону хорошую взятку, чтобы он сообщил базилевсу о самоуправстве Юстина Маны.

Поговорив с собравшимися вокруг нее русами (даже заплаканная Голуба подошла со своим Фарлафом и слушала), княжна была несколько обескуражена, когда узнала, что все это надо сделать за каких– то пару дней! Вот это да! А ведь Светорада даже не была уверена, что Ипатий к этому времени вернется домой со службы из Священного Палатия.

Неожиданно их беседа была прервана шумом и криками. Во дворик эргастирия вбежали взволнованные русы.

– Наших бьют! Уже и кровушку пустили!

Ух, как же это сообщение взбудоражило русов! Вмиг все повскакивали со своих мест, загомонили, причем из верхних жилых помещений тоже стали спускаться по лестницам русы, что– то спрашивали, даже хватались за оружие. Предусмотрительный Фока показывал всем на выход.

– Не хватало еще, чтобы и мое заведение затронула их свара, – ворчал, наблюдая, как люди теснятся возле узкого выхода из дворика эргастирия.

– А много ли сейчас русов в Царьграде? – осведомилась Светорада, на что получила ответ: ромеев все равно больше. Неизвестно, что хотел сказать этим Фока, но тут и Сила неожиданно решил присоединиться к своим. И не важно, что на Руси его племя было примученным Олегом Вещим к союзу с Русью. Тут, на чужбине, все они были единым народом.

Взволнованная, ничего не понимающая Дорофея спрашивала, что случилось, когда Светорада увидела, как во дворик вбежал заплаканный длиннобородый человек. Княжна и раньше встречала его тут, знала, что это боярин Фост, который уже не единожды приводил торговые суда в Царьград. Сегодня он возглавил делегацию просителей– русов к эпарху. И вот вернулся – в разорванной одежде, без шапки, со слезами на глазах.

– Убили! – рыдал Фост, почти повиснув на руках Фоки. – Мстислава, сына моего, убили собаки проклятые!

Только через какое– то время, напоив Фоста водой и расспросив, Фока выяснил, что приключилось у эпарха. Как оказалось, ничего хорошего. Эпарх согласился принять русских купцов, однако держался с ними неуважительно, слушать ничего не пожелал, даже говорил оскорбительные слова, грозился выслать всех из Константинополя без товара. Вот Мстислав, горячая головушка, и двинул ему в зубы. Ах, не уследил отец, не сдержал парня!.. Но уж как наболело это самоуправство ромейское! И тут же кто– то из охранников эпарха выхватил клинок и полоснул Мстислава по горлу… Да и на остальных русов кинулись, хорошо, что витязь Рулав и его товарищи помогли отбиться и оттащили Фоста от мертвого сына. Так и ушли, отбиваясь, только в городской толчее сумели скрыться, но ведь эпарх все одно послал за ними равдухов,[62] чтобы те схватили нарушителей закона. До того, что ромеи сами первыми решились на смертоубийство, им и дела не было, даже не позволили унести тело Мстислава, рассказывал, задыхаясь от горя и гнева, боярин.

Дорофея, встревоженная происходящим, все тянула Светораду за рукав, умоляя уйти, но та отмахивалась, слушая сбивчивую речь боярина. Внезапно шум со стороны улицы усилился, все громче становились крики и звуки трубы, свидетельствующие о начале вооруженного столкновения.

– Уходили бы вы и в самом деле, госпожа, – заметил Фока, нервно оглаживая свою широкую белокурую бороду. – Раз до такого дошло, то может произойти что угодно. А так пройдете за моей корчмой к дороге, что ведет к воротам Ксилокерка, а там и охрана, и двуколку нанять можно. Тут же теперь опасно оставаться.

Что он имел в виду, было не совсем ясно, но перепуганная Дорофея уже увлекала госпожу прочь. Этой ромейской армянке, всю жизнь прожившей за мощными укреплениями Константинополя, было страшно представить, что может случиться здесь, среди воинственных варваров, особенно когда где– то рядом творится нечто похожее на бой. Однако Светорада знавала в своей жизни и набеги, и схватки, и даже кое– что похуже. Она не потеряла присутствия духа, спокойно последовала за Фокой в боковой проход, откуда направилась по узкой улочке в сторону ворот Ксилокерка.

Здесь, в предместье, где селились прибывавшие извне варвары, жители уже привыкли ко всякого рода заварушкам. Сейчас их дома крепко запирались и было слышно, как матери сзывают детей, как опускаются на окошках ставни. Вскоре улица опустела. Но если ромеи старались поскорее укрыться, то оказавшиеся тут на постое русы, наоборот, спешили на улицу. Многие из них были вооружены, кое– кто и щит прихватил, и все бежали в сторону, откуда доносился шум.

Светорада понимала, что волнения ее земляков в чужом граде не приведут к добру. Горстка иноземцев – славян ли, варягов ли, сопровождавших их, – это всего лишь жалкая толика того, что они могли противопоставить вооруженным силам столицы мира. И княжна с тревогой посмотрела на стену, откуда начальники городской охраны имели возможность видеть все, что происходило вокруг. Когда она заметила, что по широкой стене движется вооруженный высокими пиками отряд схолариев, то не на шутку встревожилась. Это были воины столичных отрядов, которые имели очень широкие полномочия в случае вооруженных мятежей. А мятежниками сейчас выступали как раз соотечественники княжны.