История русской армии. Том третий - Андрей Зайончковский

С конца октября в окрестностях Севастополя сильно ухудшилась погода. Вместе с тем отсутствие теплой одежды в наступившие ненастные и дождливые ночи и частые бури с проливными дождями развили болезненность среди союзников, и холера стала уносить большое количество жертв. В ночь на 2 ноября весь лагерь союзников затопило ливнем, бурей сорвало палатки, а на море значительное число судов было потоплено и разбито.

Разрушения, причиненные в эту ночь осадным работам, заставили неприятеля заняться их исправлением, прекратив на время ведение новых подступов.

Принятые нашей администрацией меры достаточно обеспечили защитников теплой одеждой, и только бессменное расположение людей на позиции изнуряло гарнизон Севастополя, давая возможность развиваться лихорадкам и желудочным заболеваниям.

Усиливая свою циркумвалационную линию, союзники особенно прочно укрепили Килен-балочную высоту, создав, кроме уже имевшихся, ряд новых редутов, получивших общее название «Черных редутов», предназначавшихся для обстреливания подступов от Килен-бухты и Черной речки.

В то же время были усилены укрепления впереди Балаклавы и на Сапун-горе.

Ослабление огня осадных батарей дало возможность передохнуть и гарнизону, который в свою очередь использовал конец октября и начало ноября для ряда работ по укреплению оборонительной линии. Так, Малахов курган был обращен в сомкнутое укрепление, были сомкнуты горжи некоторых бастионов, устроены завалы, искусственные препятствия и т. п.

Начатые в ночь на 7 ноября атаки небольших частей союзников на наши завалы впереди укреплений вначале успеха не имели, но в ночь на 9 англичанам удалось овладеть завалами на Зеленой горе и устроить из них траншею на протяжении 100 сажен. Чтобы не дать возможности англичанам утвердиться на оконечности Зеленой горы, с нашей стороны были приняты меры для возможно сильного обстреливания противника и производились частые вылазки охотниками преимущественно из моряков и черноморских пластунов, которые облюбовали это занятие, сделав из него род спорта, вносившего некоторое разнообразие в томительные дни обороняющегося… Первое место среди молодцов-охотников бесспорно принадлежало матросу 30-го флотского экипажа Петру Кошке[3], которого так и тянуло на какой-нибудь отчаянный подвиг. То, незаметно подкравшись к неприятелю, он снимает часового, то спасает от вражеского поругания труп убитого товарища, то, ворвавшись в траншею противника, захватывает с собой пленного.

Кроме обстрела неприятельских работ и вылазок, обороняющийся часто прибегал к устройству ложементов, состоявших из небольших участков траншей, закладывавшихся посредством летучей сапы впереди оборонительной линии и на таком расстоянии от неприятельских работ, чтобы производству их можно было бы мешать ружейным огнем. Впервые ложементы были заложены перед редутом Шварца и в период между 20 и 24 ноября количество их достигло семи. Затем, по мере распространения французской атаки к стороне Карантинной бухты, ложементы были устроены на всем протяжении от Городского оврага до упомянутой бухты и на других участках оборонительной линии.

Вместе с тем нами было усилено вооружение правого фланга обороны и построен ряд батарей и новых редутов: Чесменский, Ростиславский и Язоновский; вообще продолжавшееся до половины декабря затишье было использовано в полной мере и оборонительная линия возможно усилена.

Еще со времени Инкерманского боя французы заложили на левом фланге перед третьей параллелью полупараллель и из нее также вывели вперед несколько подступов, приблизивших неприятеля к исходящему углу люнета Шварца на 210 сажен.

Но продвинуться к нам ближе им не удавалось.

Это заставило полковника Тотлебена опасаться, что французы спустились под землю и ведут под бастион мины с целью его взорвать. Тогда полковник Тотлебен приказал и с нашей стороны спуститься минами, чтобы идти навстречу неприятелю.

С тех пор и до падения Севастополя перед четвертым бастионом велась очень упорная минная война, и так успешно для нас, что французы принуждены были бросить свои попытки овладеть 4-м бастионом и обратить все усилия на Малахов курган.

Заведовал минными работами с нашей стороны штабс-капитан Мельников, который постоянно находился в минных галереях под землею, постоянно следил за неприятельским минером и, подпуская его незаметно поближе к себе, взрывал заложенные камуфлеты, разбивал на большое пространство его галереи, заставляя начинать эту кропотливую работу снова.

Самое сильное впечатление произвел на французов наш первый камуфлет, взорванный 22 января. Услышав 18 января работу неприятельского минера, наши минеры заложили заряд в 12 пудов и неожиданно для противника взорвали его.

Когда последовал взрыв, то с нашей стороны было слышно, как подземный гул удалялся в стороне неприятеля, и потом в его траншеях показались пламя и дым. Французы были так ошеломлены неожиданным взрывом, что в испуге выскочили из своих закрытий и были встречены сильнейшим картечным огнем наших орудий, заранее приготовленных для этой цели.

10 февраля нашим минерам удалось совершить редкий подвиг: саперный унтер-офицер Федор Самокатов, работая в галерее, наткнулся на неприятельскую мину и занял 12,5 сажени ее открытой силой с командой, состоящей всего из четырех минеров и фейерверкера с ракетами.

Постоянной удачей отличалась для нас минная война, но и дорого же стоила она труженикам-саперам, которым целые месяцы приходилось жить под землею, в узких галереях, где нельзя было выпрямиться, при полном недостатке свежего воздуха, да к тому же каждую минуту ожидать, что неприятельский взрыв живого похоронит в обширной могиле.

Производившиеся в течение всей зимы вылазки предпринимались нами с целью мешать ночным работам неприятеля.

Но наибольшую славу заслужил постоянный участник вылазок лейтенант Бирюлев, отличавшийся замечательной отвагой и распорядительностью.

Ряд его заслуг был отмечен производством Бирюлева в капитан-лейтенанты и назначением флигель-адъютантом к его императорскому величеству.

Уступая настояниям государя и военного министра в необходимости перейти к решительным действиям, князь Меншиков решил штурмовать Евпаторию с целью лишить союзников этого пункта высадки.

Произведенная генералом Хрулевым 5 февраля 1855 г. попытка штурмовать Евпаторию благодаря сильному гарнизону, солидным укреплениям и достаточной артиллерии не удалась.

Несмотря на жестокий огонь обороняющегося, наши войска подошли было к самому рву города, но, найдя ров наполненным водой, принуждены были отойти, так как лестницы оказались короткими.

Известие о неудаче под Евпаторией застало государя на одре болезни.

Поручая наследнику ответить князю Меншикову, государь высказал свое огорчение о напрасных потерях и, изверившись в способности командовавшего войсками в Крыму, высочайше уволил его по болезненному состоянию от должности. Начальствование Крымской армией было вверено генерал-адъютанту князю Горчакову-второму.

В начале осады союзники главную атаку вели на укрепление городской стороны и вспомогательную — на третий бастион. Но 20 января 1855 г. на военном совете Ниель указал на важное значение Малахова кургана, командовавшего всею Корабельною слободкою, гаванью и сообщениями с Северною стороною; с овладением Малаховым курганом, по мнению генерала Ниеля, представлялась возможность обстреливать с тыла оборонительную линию, что в свою очередь должно было повлечь падение Севастополя.

26 января против Малахова кургана была заложена на расстоянии 840 сажен первая параллель и начаты постройкой 2 батареи.

В целях возможного замедления успеха неприятельских работ против Малахова кургана нами было решено занять лежащие впереди Малахова кургана и за Килен-балкою высоты. Подробно обследовав местность за Килен-балкою и выбрав место для укрепления, вечером 10-го в Троицкую балку свезли шанцевый инструмент и туры, а полковник Тотлебен с капитаном Тидебель разбили редут в 400 сажен от неприятеля и в 450 сажен впереди 2-го бастиона, названный в честь селенгинцев Селенгинским.

Французы в ночь с 11-го на 12-е повели самое решительное нападение на этот редут, но селенгинцы и волынцы, под начальством генерала Хрулева, с помощью парохода «Владимир» отбили блестяще все попытки французов.

Столь же успешно 17 февраля в 100 сажен впереди Селенгинского редута был выстроен редут Волынский, а 26-го вырос в 315 сажен от Малахова кургана Камчатский люнет, имевший назначением обстреливать местность между Килен-балкою и Доковым оврагом, подступы французов за Килен-балку и англичан впереди 3-го бастиона.

Сооружение Камчатского люнета, составившего центр нашей контр-параллели, простиравшейся к северо-востоку до Большой бухты и к юго-западу до Лабораторной балки, заставило французов безотлагательно приступить к осадным работам против Зеленой горы. И в ночь на 1 марта французы заложили параллель в расстоянии 225–350 сажен от Камчатского люнета. Для замедления в устройстве подступов неприятеля нами закладывались ложементы, и кровавая борьба за обладание каждой пядью земли возобновлялась почти что каждой ночью.